нему. Ее руки держали пустой поднос, в котором смутно отражалось ее взволнованное лицо. Николай хотел ее обойти, но экономка преградила ему путь, коснувшись своей полноватой рукой его предплечья. Он опустил глаза на ее пальцы, которые слегка сжали рукав фланелевой рубашки. Затем его взгляд переместился на ее лицо, принявшее озабоченное и растерянное выражение.
На мгновение Николаю показалось, что Екатерина Андреевна стала невольным свидетелем конфликта, разразившегося в столовой несколько минут назад, и что хотела поговорить с ним на эту тему. Но обсуждать отношения с отцом он не желал ни с кем, тем более в состоянии, когда стрелка на шкале эмоций горела запредельно красным цветом.
— Извините, Екатерина Андреевна, но мне пора бежать, — ответил Литвинов, сняв ее цепкие пальцы с предплечья и подхватив куртку с крючка.
— Н-николай, — чуть запнувшись, сказала экономка. — Мне нужна ваша помощь.
Коля повел бровью и с удивлением уставился на Екатерину Андреевну.
— Моя?
— Да, — сглотнув, вымолвила экономка. — Твой отец решил угостить Павла Петровича коллекционным вином…
— Пусть угощает. Я как могу помочь? Убедить их, что чрезмерное употребление алкоголя вредит их здоровью? — Николай усмехнулся, представив, как пропагандирует здоровый образ жизни своему отцу.
— Нет-нет. Я думала, что вы больше знаете предпочтения своего отца и поможете выбрать достойный напиток, — ее глаза заблестели на дневном свету. В этом она была права.
Николаю стало ее жаль, и он повиновался. Он направился за Екатериной Андреевной в их винный погреб. Их путь прошел в безмолвии и занял всего две минуты. Экономка, отперев ключом дверь, замешкалась. Ключ застрял в замочной скважине, и она зачем-то хотела достать его именно сейчас. Николай удивленно вскинул брови и сделал пару шагов вперед, щелкнув на клавишу выключателя. Окинув взором погреб, в котором в бочках хранилось вино, подаренное отцу партнерами, Литвинов застыл на месте. Лампочка, прикрепленная к потолку, замигала, будто бы вот-вот перегорит. На бетонном полу блики теплого света превратились в короткие вспышки.
Коля обернулся назад, чтобы посмотреть, следует ли экономка за ним, как дверь с лязгом захлопнулась, а ключ сделал пару оборотов. Его заперли в винном погребе. Николай рванул к двери и стал бить по ней кулаками.
— Екатерина Андреевна, откройте!
Она не ушла. Николай не слышал ее шагов. Он уловил ее всхлипы, которые она пыталась подавить кулаком.
— Простите, Николай… Я не хотела…
— Екатерина Андреевна, объясните, что все это значит!
Экономка молчала, плотно прижавшись к двери. В мертвой тишине послышались шаги. Но они ей не принадлежали. Это ступал мужчина: тяжесть походки выдавала его.
— Я объясню, — буркнул Александр Юрьевич. — Ступайте, Екатерина Андреевна. Спасибо за помощь.
Николай стиснул челюсти. В винном погребе послышался скрежет его зубов. Он разогнался и со всей силы вписался в дверь. Знал, что это не поможет ее открыть, зато он отлично выпустил пар. Как же он сразу не догадался? Почему не учуял подвох еще наверху и подался жалостливому взгляду Екатерины Андреевны? Наверное, потому, что не ожидал от нее такой подлости.
— Ты очень умный парень. Однако не хочешь понимать простых вещей, — начал Литвинов-старший, подперев плечом дверь.
— Каких же?
— Ты в моей власти. Пусть тебе давно не восемнадцать, но я решаю, что и когда тебе делать.
— Крепостное право отменили в 1861 году, если ты вдруг не знал.
— Когда ты выстраиваешь свою империю, то и правила, и законы меняются, — продолжил Александр Юрьевич. — Согласен, что у нас с тобой непростые отношения. Однако не я нас к этому привел.
Николай истерически усмехнулся. Из уст отца эти слова были нелепыми, словно были сказаны шутом. Лампочка в погребе вконец перегорела, и теплый свет больше не падал на бетонный пол. Коля остался стоять в кромешной тьме. Однако отсутствие освещения волновало его меньше, чем то, что он может опоздать на игру.
— И кто по-твоему виноват? — на ощупь найдя стену, Коля прижался к ней. Холодный кирпич остужал его разгоряченное от злобы тело.
— Ты и твое упрямство, — спокойно утверждал Литвинов-старший. — Я прилагал все усилия, чтобы у тебя было светлое будущее. Я много работал, чтобы за твоей спиной у тебя была финансовая подушка. Я отдал тебя в хоккей, чтобы в тебе воспитали мужчину. Я отправил тебя в Институт бизнеса, чтобы ты получил достойное образование. Я хочу передать тебе управление компанией, чтобы ты до конца жизни ни в чем не нуждался. А ты чем мне отплатил?
— А я тебя об этом просил? — с пренебрежением задал вопрос Коля. — Ты делал это по своей воле. Это был твой эгоизм. Хотя нет. Это было твое раздутое самомнение. Ты просто играл роль отца в спектакле, который так нужен был прессе. Ты сделал на мне репутацию. Дайте-ка подумать! Страдающий отец-одиночка и пятилетний сын. Хорошая картина, не так ли? Но ты спросил меня, хочу ли я всего этого? — он возвысил руки над головой и покрутился на месте.
— А кто не хочет? — ухмыльнувшись, Александр Юрьевич качнул головой. — Иногда мне кажется, что я тебя избаловал. Многие мечтают жить в таком доме, как у тебя. Иметь такие ресурсы, которые есть у тебя. А ты все отвергаешь.
— Потому что я устал был частью этого мира. Мира, где все решают деньги! Мира, где я тебе что-то должен! — Коля сорвался на крик и забарабанил в дверь. — Выпусти меня! У меня сегодня игра!
— Кажется, сегодня твоей команде придется играть без капитана, — спокойно ответил Александр Юрьевич, засунув руки в карманы брюк. Из его уст раздался протяжной свист. Гулкое эхо свиста пропитало стены погреба и еще больше разозлило Колю. — Бывает же так.
Из винного погреба послышался рык. Николай, схватившись за голову, сжал пальцами волосы. Крепко зажмурил веки и громко закричал от несправедливости, завертевшись в бешеной круговерти. Он пнул кроссовком бочку с вином, наткнувшись на нее совершенно случайно. Из пробитой деревянной тары ручейком начало просачиваться красное вино. Коля похлопал по карманам черных джинсов, выискивая телефон, и мысленно отругал себя за то, что оставил мобильник на столике у входа. Теперь он не сможет предупредить Сергея Петровича и попросить его о помощи.
— Выпусти, я сказал! Мы так не договаривались! Ты не можешь оставить меня здесь!
— Могу и оставлю. Кажется, ты слишком запутался. Я даю тебе прекрасную возможность подумать, — развернувшись на каблуках темных туфель, запел Литвинов-старший. — С ответом я не тороплю. Но, чем лучше ты будешь думать, тем быстрее увидишь лед.
— Чего ты от меня хочешь?
— Ты сам знаешь. Успокой свое самодурство, и истина прольется на свет, — бросил Александр Юрьевич. За дверью послышались шаги. Отец поднимался
