Но встречались люди, которые находили способы наилучшим образом использовать свою изоляцию, и среди них наибольшую изобретательность отделаться от скуки проявил Оуэн Брюс, дородный владелец и управляющий одним из английских складов. Последние восемь лет из сорока трех он провел здесь и научился жить для себя. В его гостиной и спальне не было напоминаний о Востоке, каждый предмет массивной мебели был привезен из Англии. Он отказался от китайской пищи, научив повара готовить британские блюда, и его любимым напитком было виски, импортируемое им в огромных количествах из родного Глазго.
Его лицо было морщинистым и безобразным, и когда он надевал тонкую рубашку из неплотно тканного шелка, стали видны шрамы, покрывавшие грудь и плечи. Оуэн Брюс знал, как жить хорошо. Заправляя рубашку в брюки, он побрел в гостиную, там было прохладней, и взял стакан крепкого напитка, который ему только что налили.
Молодая женщина лениво развалилась в кресле, ее туфли на высоких каблуках валялись на ковре, сотканном в Лидсе. Она была единственным напоминанием о Китае. Благодаря глубоким боковым разрезам на чонсаме, обнажавшим ее бедра, и очень обильной косметике, она была чрезвычайно привлекательной. Ее звали Вонг Ай-ли, но чужестранцам она была известна как Элис Вонг и пользовалась большим спросом. Ее цена была чрезмерно высокой, но ее клиенты знали, что она стоила этих денег.
В ее руке тоже был стакан с виски, он был наполовину пуст. Брюс не знал, что она вылила часть виски в горшок с комнатными растениями до того, как он вошел в комнату. Ее клиентам часто нравилось, когда она пила вместе с ними, но это не входило в ее обязанности, а так как она ненавидела алкогольные напитки, она распоряжалась ими по-своему.
Элис едва взглянула в сторону Брюса, какое-то время рассматривая его через густо покрашенные в черный цвет ресницы. Он был одет, значит, решила она, сегодня она ему больше не понадобится, он скоро ей заплатит и отпустит. Брюс уставал после одной встречи, чего не случалось с некоторыми молодыми заморскими дьяволами.
Брюс взглянул на свои карманные часы, что-то пробормотал, сдерживая дыхание, и потом слегка улыбнулся, когда раздался громкий стук в дверь.
— Входите! — крикнул он.
Капитан Фредерик Флинт вошел в комнату и снял шляпу из уважения к зажиточному мелкому чиновнику.
— Я слышал, что вы причалили, — сказал Брюс. — Я ждал вас три недели. — Не собираясь представлять молодую женщину, он налил гостю выпить.
— Я задержался в Калькутте, — сказал Флинт, тревожно поглядывая на Элис. — Мой, э… особый товар требовал особой упаковки.
— Были сложности с нашим местным святым, коммодором?
— Да, в сущности, нет. — Снова Флинт посмотрел на девушку.
Брюс небрежно махнул рукой.
— Она не понимает ни слова по-английски, — сказал он. Потом обратился к ней на кантонском диалекте: — Ты можешь идти, когда допьешь.
Недовольная улыбка играла на сильно накрашенных губах, и она протянула изящную руку.
Чиновник достал из кармана и положил ей на ладонь золотую монету.
Она смотрела на него и не двигалась.
Бормоча проклятье, Брюс заплатил ей вторую монету, потом повернулся назад к своему гостю.
— Итак, твой груз не тронут.
— Цел до последней унции, — сказал Флинт. — Джонки и сампаны местных торговцев роились вокруг меня, когда я вошел в дельту. Но я последовал твоим указаниям и сказал, что у меня для них ничего нет.
Элис потянулась и пошла со стаканом в руке к ближайшему открытому окну. Мужчины не обращали на нее внимания, и она медленно вылила большую часть содержимого за окно. Если бы она могла, она задержалась бы здесь подольше. Ее способность понимать английский, французский и голландский была одной из наиболее хорошо скрываемых ею тайн. Она никогда не открывала эту тайну ни одному чужестранцу, за исключением тех, кого она особенно любила и доверяла, но Брюс не входил в их число. Его разговор был занимательным, и ей хотелось отложить свой уход на более длительный срок.
— Вы не будете сожалеть об этом, — сказал Брюс многозначительно. — Цены на товар, разгруженный здесь, почти в два раза выше, чем платят торговцы в дельте.
— Как так?
— Это мое дело, — сказал Брюс отрывисто. — Когда стемнеет, мои портовые рабочие принесут ваш груз сюда на хранение, через неделю вы получите деньги.
— Мы поделим доходы? Пятьдесят на пятьдесят? — В голосе Флинта послышались хныкающие нотки.
— Это наш договор, — ответил Брюс сердито. — Я всегда держу слово.
Элис слышала достаточно. Поставив свой стакан на стол, она медленно пошла к двери мелкими шажками, ее бедра соблазнительно покачивались.
— Ты хочешь, чтобы я пришла сюда в первый день следующей недели в обычное время? — спросила она по-кантонски.
Брюс усмехнулся.
— Да, — сказал он.
Фредерик Флинт облизал губы. Он видел, сколько заплатил мелкий чиновник проститутке, но его доходы от этого груза позволят ему тоже оплатить ее вознаграждение. Он давно не имел женщины, а эта китайская девочка была сладкой.
У Элис появилась цель, и она прибавила шаг, дойдя до улицы Тринадцать факторий в дальнем конце общины около кантонской стены.
Два солдата в форме из желтовато-сероватого хлопка ненадолго задержали ее около Ворот петиции.
Выражения их лиц были ей знакомы. Ясно, что они желали ее, хотя и ненавидели за то, что она продается чужестранцам. Она окликнула старшего носильщика паланкина и, прежде чем задвинуть бамбуковые шторы, сказала, куда ее доставить, но так тихо, чтобы солдаты не услышали.
В конце дня движение было напряженным, и носильщики доставили девушку к одному из боковых входов во дворец только через три четверти часа.
Элис достала из-за воротника тонкую цепочку, на которой был нефритовый медальон с вырезанными двумя быками.
Дежурный офицер посмотрел на медальон, и выражение презрения и вожделения исчезло с его лица, его манеры стали почтительными. Он низко поклонился и повел молодую женщину во дворец через лабиринты тоннелей и коридоров.
Очевидно, путь был не новым для Элис. Она знала без подсказок, где поворачивать, ее шаг был уверенным. И не случайно они никого не встретили на своем пути.
Личная комната Ло Фана была очень простой. Ряды мечей, копий, ножей и огнестрельного оружия, включая пистолеты, изготовленные на Западе, располагались по стенам, на которых не было никаких украшений. Деревянный мозаичный пол очень блестел. Единственными предметами мебели были соломенный тюфяк, покрытый грубым шерстяным одеялом, деревянный стол, возвышающийся над полом на один фут, и небольшой комод.
