Это была тоска, теперь Наоми могла утверждать с уверенностью. Тоска и горечь.
— Это дурная весть, — он громко хрустнул кулаками. — Прием может закончиться не так, как мы ожидаем.
— А как? — она подалась вперед, посмотрела на него — настойчиво и требовательно.
Выходит, предчувствия ее не обманули. Она ничего себе не придумывала, когда думала, что даже воздух пахнет грозой. Пахнет как перед сильнейшим штормом, и вокруг царит липкая, всепоглощающая тишина.
— Правды должно быть в меру, — Такеши скривил губы. — Я сказал это, чтобы ты была готова ко всему.
Он постоял еще немного, вглядываясь в Наоми — жадно и будто бы нетерпеливо. А после развернулся, и его плечи были столь расправлены, а спина — выпрямлена, что у Наоми внутри все оборвалось.
— Такеши! — не помня себя позвала она и подбежала к нему, остановив у дверей.
Ее сердце стучало оглушительно громко, грозя вот-вот выпрыгнуть из груди. Она вцепилась ему в плечо, уверенная, что не сможет отпустить, даже если он одернет ее сейчас.
Но Такеши, измученный тягостными мыслями об отце и бессонными ночами, не одернул. Кривовато усмехнулся и накрыл ее руки ладонью, слегка сжав.
— А мы можем не пойти? — сбивчивым шепотом спросила Наоми, осознавая, каким будет ответ.
Минамото промолчал.
Вспомнил высохшие на ее щеках слезы, потерянный, раненный взгляд, одинокий силуэт в стороне ото всех.
Подумал, что теперь все это — вовсе неважно.
Подумал, что к моменту, когда вновь взойдет солнце, его жизнь может оборваться.
Подумал — и мягко поцеловал Наоми, придержав за подбородок двумя пальцами.
К его удивлению, она отстранилась первой. С невнятным всхлипом прикоснулась к губам, ощутив оставленную на них горечь, и с ужасом взглянула на Такеши.
Она знала, что он сделал.
Попрощался.
Наоми в одиночестве закончила свою прическу, пытаясь примириться с образовавшейся в груди пустотой. Ноющей. Зияющей.
Нанесла на лицо светлую пудру, которая не могла скрыть поселившегося в ее глазах отчаяния.
Подвела ресницы и веки тушью — руки от волнения дрожали и не слушались, и ровные линии все никак не желали получаться.
Кисточкой с краской провела по бледным, мгновенно пересохшим губам.
Достала шкатулку с драгоценностями, подаренную Такеши перед самым отъездом в Эдо.
Закрепила прическу золотыми кандзаси, заколками и булавками, выполненными из черепашьего панциря, с ярко сверкавшими бусинками из драгоценных камней.
Подвязала пучок шелковыми лентами с вытканным вручную узором.
Коснулась длинной шпильки, которую надлежало вертикально воткнуть в прическу.
И с криком смахнула всю кучу булавок, гребней, заколок и прочих украшений со стола, ничком упав на него и уткнувшись лбом в прохладное дерево.
Ее спина и плечи сотрясались от рыданий, но глаза были сухими. Наоми не плакала — выла внутри себя.
Позже, успокоившись, она позвала служанок, и в четыре руки те помогли ей надеть кимоно — черное, под стать кимоно Такеши, с вышитым на спине веером Минамото. Лишь только по подолу стелился набитый вручную узор из переплетавшихся веток, бутонов и лепестков сливы.
Дождавшись, пока служанки поправят на оби пышный бант, Наоми вышла в коридор. У дверей дома уже стоял Минамото, напряженно вглядываясь куда-то вдаль. Она не знала, но именно в той стороне находился императорский дворец.
Она поморщилась, когда склонилась, чтобы завязать ремешки на гэта — израненные ступни все еще болели, и хождение в жесткой обуви было для нее мучением.
У ворот подле рикши Наоми заметила солдат. Минамото жестом подозвал одного из них, и когда тот подошел ближе, она узнала в нем Кацуо-сана. Мрачного и хмурого, под стать своему господину.
— Наоми, если что-то случится на приеме, Кацуо защитит тебя и поможет сбежать.
Она вздрогнула и неуверенно кивнула.
— Что может там случиться? — спросила она, когда они с Такеши оказались в рикше.
Он сжал рукоять катаны. Меньше всего ему хотелось что-то объяснять Наоми — не сейчас, после наполненных мучительным ожиданием дней; после долгих встреч с Фухито и Нарамаро; после с трудом принятых решений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вместо ответа он вытащил из рукава кимоно два длинных сен-бона. При виде них Наоми широко распахнула глаза и тихо ахнула, подняв на Такеши не верящий взгляд.
— Для твоей прически, — сказал он и сам закрепил смертоносное оружие подле милых взгляду шпилек. — На случай, если Кацуо не сможет тебе помочь.
У Наоми задрожали губы, и она отвернулась.
У Такеши не было для нее подходящего утешения.
Я бы оставил тебя в поместье под надежной охраной, как Фухито оставил жену — мог бы сказать он.
Я сделаю так, что сен-боны тебе не понадобятся — мог бы пообещать он.
Все закончится хорошо — мог бы соврать он.
Но Такеши предпочитал молчать. Но его рука крепко сжимала ее ледяную ладонь, и его пальцы поглаживала нежную кожу на тыльной стороне запястья. Он не мог ей ничего пообещать, потому что ненавидел врать и презирал ложь. Но он мог держать ее за руку и согревать озябшие пальцы теплом своего тела. Мог быть рядом с ней столько, сколько будет отмеряно.
Повернув голову, он поцеловал ее в висок. Наоми всхлипнула и судорожно втянула носом воздух, чтобы не разрыдаться.
— Не отходи от меня.
Плавно качнувшись, рикша остановилась, но Минамото мотнул головой в ответ на вопросительный взгляд Наоми.
— Мы подождем Фудзивара и Татибана.
Она кивнула и принялась пристально всматриваться в дорогу, что стелилась по правую сторону от рикши. С самого утра на землю опустился густой туман, и потому сейчас, когда солнце едва прошло зенит, все вокруг заволокла прозрачно-серая дымка. Казалось, что давно наступили сумерки.
Воздух был тяжелым и влажным, и таким густым, что его можно было резать.
Они сидели в неуютном, тяжелом молчании. Пальцы Такеши скользили, любовно поглаживали рукоять катаны, а другой рукой он все еще сжимал ладонь жены. Но в мыслях он пребывал далеко-далеко от этого места. Он не показывал, но Наоми могла догадаться, какая тяжесть поселилась внутри него.
Какой лежал груз.
— Там будет и твоя семья, — сказал Такеши неожиданно. Он будто произнес вслух прерванную мысль.
— Я понимаю.
— Едва ли кто-то из гостей знает, что происходит сейчас. Веди себя так, как вела бы, не расскажи я об отце. И ничего не бойся. Я буду рядом.
Наоми не успела ответить: услышав что-то, Такеши мгновенно подобрался и беззвучно спрыгнул с рикши.
На несколько долгих секунд ей стало страшно. Но потом и до нее донеслись знакомые голоса, и Наоми выдохнула.
Оставшийся до императорского дворца путь она провела в рикше в одиночестве. Когда повозка остановилась во второй раз, слуги помогли ей сойти на выложенную булыжниками землю, и на мгновение у Наоми перехватило дыхание.
Все вокруг утопало в светло-розовых, нежных лепестках. Цветущий сад раскинулся от нее по левую и правую руки, и ее взора не хватало, чтобы окинуть его целиком.
Пораженно замерев, она смотрела на распустившиеся вишни и вслушивалась в шелест их тонких ветвей. Ветер доносил до нее их опадающие лепестки, и Наоми поймала один из них на раскрытую ладонь.
— Они так же прекрасны, как и вы, Наоми-сан, — голос подошедшего сзади Нарамаро-сана привел ее в чувства.
Она улыбнулась, действительно смущенная столь редкой похвалой, и поклонилась ему и Фухито-сану.
Длинные волосы обоих были убраны в церемониальную, праздничную прическу и скреплены на затылке.
Наоми шла позади мужчин, размышляя, как удивительно родовые цвета кимоно подходят характеру каждого. Черный для Такеши, светло-серый для Фухито-сана и песочный для Нарамаро-сана.
Мощенная дорожка пролегала по саду, меж стройными линиями цветущих деревьев, и в нос ударял их сладковатый, очень легкий запах.
Когда перед ними во всей красоте и великолепии раскинулся императорский дворец, мужчины остановились.
Наоми с тревогой оглядела их, задержав дыхание.
