лукавым взглядом. Убедившись, что женины чемоданы устойчиво закреплены и не превратятся в случае торможения поезда в оружие массового уничтожения, Артур водрузил на сидение рядом с собой дорожную плетеную корзинку со всякой снедью, предусмотрительно сфуражированную молодыми Ростронами со свадебного стола.
— Ну-ка, ну-ка, что нам тут сестричка с братцем урвали с праздника? — Артур с любопытством приподнял накрахмаленную салфетку. — Ух ты! Чего тут только нет! И еда, и огромный кусище свадебного торта, и фрукты, и даже бутылка бургундского! И не забыли два полных прибора с бокалами! Узнаю Беатрис! — засмеялся он.
— Какие они у тебя милые! — сказала Минни, — и веселые!
— Я так рад, что тебе понравилась моя семья! — Артур широко улыбался. — А ты знаешь, я проголодался. Да еще смотришь на все эти яства. Мы ведь толком и не поели ничего в спешке.
— И я голодная, — подхватила Минни.
К купе первого класса примыкала их собственная «комната отдыха», где можно было освежиться, вымыть руки и привести себя в порядок.
Артур застелил салфеткой столик и уже собрался было разложить на нем снедь, как спохватился:
— Ой, Минни, в вагоне довольно жарко, почему-то включено отопление. Тебе не хочется снять пиджак костюмчика?
Минни кивнула, и Артур наклонился к ней, чтобы забрать вельветовый темно-коричневый пиджачок. Но вместо этого, с глубоким вздохом, он опустился на сидение рядом с ней и нежно обнял ее за талию.
— Жена… моя жена!
Минни безмолвно скользнула к нему, подставив губы для поцелуя. Сердце сладко заныло. Они принадлежат друг другу, и больше нет никаких препятствий! Как это прекрасно, заманчиво и до жути неизведанно! Раньше, хоть он и целовал и ласкал ее, Минни всегда знала, что Артур никогда не перейдет границу уважительного отношения к девушке, и не заботилась о том, что может произойти. А вот теперь границ не стало, и Минни почувствовала напряженность, даже беспокойство, которых раньше не было в их отношениях.
Артур прижался к ней губами, и его рука потянулась к пуговичкам блузки. Минни почувствовала как проворные пальцы расстегнули несколько пуговиц, как грубоватые и одновременно нежные пальцы скольнули вниз, под корсаж и стали ласкать ее маленькую упругую грудь. Уловив ее напряжение, Артур загянул ей в глаза.
— Любимая… — скорее угадала, чем услышала Минни.
Его невозможно бирюзовые глаза излучали такую нежность и одновременно восторг, что Минни почувствовала, как исчезает беспокойство, как напряжение сменяется пьянящим чувством раскрепощенности, свободы. Глубоко вздохнув от облегчения, она утнулась носом куда-то ему в плечо.
Прижав ее крепко к себе, Артур нежно целовал ее в шею, в плечи, еще и еще, и Минни растворилась в каком-то блаженном безвременье. Внезапно из его груди вырвался сдержанный стон и Артур покрыл быстрыми поцелуями ее полуобнаженные грудки.
Словно очнувшись, Минни прикоснулась ладонью к его волосам:
— У меня не очень маленькая грудь? — почти что виновато, волнуясь, прошептала она.
— Маленькая?! — прошептал он пьяным от страсти голосом, — самая красивая на свете! Смотри, она создана для того, чтобы помещаться в моей ладони. И такая упругая… помпончики… а на них самые вкусные на свете вишенки…
Минни почувствовала как его губы ласкают и осторожно теребят ее сосочек. Артур бормотал, что-то еще, но Минни уже не слышала, сама опьянев от неизведанных доселе ощущений. Как тогда, в карете, она почувствовала как изогнулась ее спина, как что-то сладко защемило внутри.
Внезапно она ощутила его горячую руку на внутренней стороне бедра и вдрогнула.
Артур отстранился почти мгновенно.
— Я напугал тебя, любимая?
Минни стало досадно до слез. Ну вот опять она все испортила!
— Нет, милый, — прошептала она, всхлипнув, — просто я не ожидала … все … все будет прямо сейчас?
— Ну что ты, Помпончик, конечно же, нет. Я так хочу тебя любить, что не смог удержаться от ласки. Совсем голову потерял! Ты уж прости меня.
Артур смотрел такими виноватыми глазами, что Минни обняла его и поцеловала, немного смущаясь, сама, в первый раз.
Артур опустился перед ней на колени и взял обе ее руки в свои.
— Минни, — он говорил шепотом, но слова его звенели, отзываясь в ее колотящемся сердце, — я хочу, чтобы ты знала: все, что будет сегодня между нами, — он остановился на полуслове и поправился, — нет, все, что будет сегодня, завтра и всегда между нами, будет о тебе и для тебя! Чтобы тебе было хорошо, чтобы ты была счастлива!
У Минни от умиления навернулись слезы на глаза.
— А как же ты, мой милый Ушастик? — пролепетала она. — Я тоже мечтаю сделать тебя счастливым! Я только совсем ничего не умею, ты ведь научишь меня?
Его глаза блестнули голубой молнией. Артур поднялся с колен и сел возле нее, продолжая держать ее руки в своих.
— Есть один секрет, который известен всем. Но, почему-то, люди о нем забывают, сплошь и рядом. Может быть думают, что он слишком прост?
Минни молчала, глядя на него во все глаза.
— Мне кажется, — с воодушевлением сказал Артур, — что на этом простом правиле зиждется все мироздание, как на законах Ньютона. Но в любви оно очевиднее всего. Чем больше отдаешь — тем больше получаешь: нежности, любви, сострадания, тепла.
Артур умолк, немного волнуясь, было заметно, что он поделился с женой сокровенным.
Минни нежно провела ладонью по его щеке.
— Первый закон Рострона, — прошептала она, — мой милый добрый Ушастик-философ. Если бы в жизни все было так просто!
Ответить он не успел: в дверь купе кто-то постучал, и, притом, настойчиво.
Минни пискнула и, в панике, стала приводить себя в порядок. Артур сорвал с вешалки свой китель и накинул ей на плечи.
Это был кондуктор. Ему надо было показать билеты, и Минни вспомнила, что на перроне Беатрис сунула их ей в сумочку, так как Артур с Джорджем были заняты каким-то серьезным разговором.
— Они у меня! — воскликнула Минни и потянулась к сумочке. Китель мужа свалился с ее плеча, и, наскоро поправив его, она неловко вытащила из сумочки несколько сложенных бумажек. Не глядя, Артур передал их пожилому кондуктору, одетому с иголочки в
