— Ты мне все это организуй, а я тебе сам триста дам, — ответил Шура, — но за людей головой ответишь.
Тотчас побежал на рыночную площадь глашатай и полдня трубным голосом завывал про «стройку века». Народ сначала не поверил. Но когда нанятые подрядчики и мастера вышли из управы и молча заспешили по своим делам, а один из них раскрыл секрет, сказав, что «по рублю дали авансом», кандидаты в подмастерья ломанулись в управу, чуть не вышибив двери. Тем самым до смерти был напуган казначей бургомистра, вообразивший, что начался еврейский погром.
Триста человек подмастерьев набрали в три часа. Каждый из избранных получил по шеврону, который к завтрашнему утру следовало бы нашить на одежду: тюрбан, халат, панталоны — у кого что было. Шевроны были выданы, естественно, Шурой. Шевроны были, естественно, стройбатовские. Мастера получили нагрудные знаки с категорией классности «2». Троим подрядчикам лично Шура вручил афганские панамы.
Ближе к вечеру нашли человека на должность прораба. Это был старый грек, проектировавший когда-то в Керчи водопровод.
— Ну вот, а то все говорили: «Шура-жмот!», «Шура, на фига тебе столько разных шевронов?» «Шура, ты же в Афгане не был — откуда панамы?» — бурчал Лютиков вечером, когда они вместе с Шевенко составляли смету капитального ремонта крепости. — А ведь мне никогда не жалко заплатить сто рублев хорошему мастеру!
— Сто рублей в год, Шура! — уточнил Шевенко.
— Как в год? — всполошился старший прапорщик. — То-то я смотрю, что у меня в «ИТОГО» слишком мало ноликов получается! Как же они на эти деньги жрякать будут? И чего тогда так ломились на вербовку?
— Шура, хороший мастер получает теперь около трех рублей в месяц, то есть тридцать пять рублей в год! И это — очень хорошее жалованье. А ты по простоте своей душевной подумал что?
— Ну, мы внакладе не останемся, — просиял Шура, — и нолики сэкономлены, и рабочие довольны!
— Смотри, чтобы тебя к сонму святых местная церковь не причислила! — улыбнулся Шевенко.
Шестого августа емким ходом прошли мимо бастионов Азова, что остался по правому борту. За два года, что прошли со времен его захвата Петром у турок, следы штурма почти исчезли. «Мурена» уже была далеко, когда опомнившаяся крепость выстрелила из пушки, требуя показать флаг.
— Хватились, — добродушно проворчал Эриксон, стоя у штурвала, — уж и кильватер наш рассосался.
Без происшествий неслись целые сутки. Наконец восьмого августа, когда река стала уже вполовину шире, а путешественники были невдалеке от Воронежа, к Волкову подошел Лейф и, отозвав в сторонку, сказал:
— Гере командующий, здесь недалеко тайное нефтехранилище. Их в России несколько: Воронеж, Москва, Псков и Казань. Пока Хранитель сделал четыре. Сказал, если нужно больше — закажете.
— Что, предлагаешь заправиться?
— Не помешало бы, гере командующий. У нас три четверти емкостей заполнены, но учтите, что за Воронежем придется полтораста километров переходить по суше до Оки, а это — тройной расход топлива. Аппарат необходимо держать как минимум на полуметровой высоте — дополнительная нагрузка на турбины. На ваше усмотрение...
— Добро! — сказал Андрей Константинович. — Запас в корму не клюет. Далеко еще до схрона?
— Километров десять.
— Добро, — повторил полковник, — да и люди пусть ноги разомнут. Истосковались по суше.
Причалили к левому, низкому берегу. «Мурена», естественно, причаливала своеобразно: выползла на песок, аки огромный аллигатор, немного присела и заглушила турбины. Все. Посреди девственного леса лежит невесть откуда взявшееся чудовище.
Первым спрыгнул Ростислав. За ним — Инга. После спрыгнул Лейф.
— Заправка займет около часа, — сказал он, поводя похожим на компас прибором.
Затем нагнулся и прямо в землю перед собой вонзил фигурный штырь, похожий на палец от гусеницы танка. В землице чего-то щелкнуло, и внезапно пласт дерна размером метр на метр отъехал в сторону. Как будто этим всю жизнь и занимался, Лейф вытащил оттуда приспособление, похожее на пожарный гидрант, и потащил его к кораблю.
— Пап, мальчики направо, девочки налево? — спросил Костя.
Полковник оглядел высыпавших на берег. Человек двенадцать. В глазах бешеное желание пообщаться с природой. Один на один.
— Хрен с вами, уговорили, морды клюквенные. Погуляйте вокруг. Только... Только, парни, возьмите автоматы. Ростислав Алексеевич, вы когда-нибудь из пистолета стреляли? Хотя бы в прошлой жизни...
— Я, господин полковник, и в прошлой из личного «маузера», и в этой из вашего любимого «Калашникова». Военная кафедра в университете, знаете ли...
— Ладно-ладно, не обижайтесь, берите тоже автомат. Или, если желаете, возьмите мой АПС. А вы, Иннокентий, в каком полку служили? Чего-чего?! Берите что хотите!
Пузатый менестрель, оказывается, не всегда был оным. Он, оказывается, в группе немедленного реагирования «Вымпел» два года служил по контракту...
Войдя в лес, Иннокентий сплюнул.
— Видали? — спросил он. — В ночь на Ивана Купала девушки бросают в воду венки. Чей венок утонул, у той и самая большая башка! Твою мать!
— Чего? — спросил Костя Волков. — К чему ты это?
— Валежника почти нет. А у нас по белорусским лесам конца двадцатого века немцы бы не прошли. Не-а. Не из-за партизан. А из-за леспромхозов. — Кеша еще раз сплюнул. —Выбрались мы как-то с «Торнадо» в грибы... Бля! Не пройти! Все эти идиоты засрали. Но, надо отдать им должное, засрали качественно... На среднем танке не пролезешь.
Костя с интересом посмотрел на него.
— Тебе двадцать три года. Это ты с какого...
— С шестьдесят девятого. А ты?
— С девяностого. А мне — двадцать один!
— Чушь собачья! — фыркнула Анжела. — Ради бога, никто не спрашивайте, с какого я года.
— Ну-ка! — Ростислав, сжимая в руке по-походному АКСу, перепрыгнул через выворотень и остановился, глядя на маму Кости — молодую интересную женщину под тридцать.
— Семьдесят второго! — прыснула женщина. — Я моложе Кеши на три года. А вместе с тем мне тридцать девять лет.
Олег Локтев вдруг остановился и сказал:
— Това'гищи, за это нужно выпить. Сегодня же вечером.
— Ой, — закричала Инга, — какие подосиновики! И белые есть! Ребята, у кого с собой сумка?
Денис Булдаков, до этого в разговоре участия не принимавший, сказал:
— Мой батя всегда учил меня с собой носить четыре вещи: флягу, нож, спички и вещмешок. Флягу я вам не отдам, а вот вещмешок — всегда пожалуйста!
Все расхохотались. Так серьезно сказал эту фразу двадцатишестилетний капитан. От отца в Дениске только что и осталось, так это самоуверенный нагловатый взгляд. Отец — невысокий крепыш с круглым, чуть красноватым лицом и оригинальной проплешиной, брюнет. Этот — долговязый, бледнолицый, лицо немного вытянутое, шатен с пышной гривой. Но вот глаза... Один и тот же насмешливый прищур, то же придурковатое спокойствие в речи и глотание окончаний. Девки по нем так и сохли, но он только похохатывал:
— Жизнь у нас здоровая, длинная. Так зачем ее поганить смолоду!
Анжела с Ингой таки реквизировали у младшего Булдакова нож и принялись наполнять вещмешок отборными грибами. Олег принялся им помогать. Рената толкалась тут же рядом и «дури для» давала бестолковые советы на ломаном русском:
— Олег, вон там пот листочком, кашись отин спрятался!
— Аншела! Осторошно! Попой на кол сятешь! Понимаю, тепе не фперфой, но феть в тшинсах!
— Инга — матка! Не шри крибы — им польно! Куда, дура, жрешь, ребенка отравить захотела?
Инга, пробуя на язык состав, откусила кусочек белого. При словах Ренаты она испуганно сплюнула и показала ей кулак.
— Молчи, несчастная! Кешка рядом.
Полчаса ползали по мшистому подзолу, время от времени испуская радостные вопли потомственных грибников. Анжела уже намеревалась примерять завязки. Но внезапно метрах в двухстах от них раздался женский крик. Все утихли, принялись прислушиваться. Крик раздался снова.
— Слышали! — спокойно спросил капитан Булдаков. — А вроде и зори здесь тихие.
Ростислав внезапно сказал голосом знаменитого гнусавого переводчика бутлегерских фильмов:
— Возможно, медведь бабу дерет. Возможно, красивую. Айда, не допустим!
— Стоп! — сказал Костя. — Мама, вы с Олегом и Ренатой отнесете грибы на корабль, а мы посмотрим в чем дело. Бегом!
— Хорошо зафиксированная женщина в предварительных ласках не нуждается! — выдохнул толстячок Иннокентий, семеня рядом с Булдаковым удивительно легким шагом.
Группа бездельников-туристов моментально превратилась в боевую единицу. Никто не задавал лишних вопросов. Силовик старлей приказал — и точка. Булдаков был хоть и старше его по званию, но являлся скорее «особистом». «Психоаналитик-навигатор» — так звучала его должность в штатном расписании экспедиции.
