Смыслова (Кирсанов). (Слыхала по радио этакий подлый раешник?) Не жалей меня, милая подполковница, не думай, что я – ах, какой бедный, обиженный. Нет, во всем вышеуказанном немало гордыни… Помилуй бог, чтоб я написал такую штуку, чтоб она не встретила препон. Это лучше уж менять профессию…
М.И. вспоминает:
…Двойственность высказываний о поэме А.Т., исходивших из литературных кругов (Фадеев, Асеев), усиливала настороженное отношение к Теркину военной бюрократии. Это можно было заметить по требованиям А.А. Пузина, теперь предложившего новые сокращения поэмы. Оказавшись вскоре на руководящем посту во Всесоюзном радиовещании, Пузин снял выступления Д.Н. Орлова, читавшего монтаж глав «Книги про бойца» по радио. Не допускался к микрофону с поэмой и ее автор. Новая мера событий, иная степень типизации, сам выбор героя с неуказанным социальным происхождением и огромной внутренней свободой – все это обусловило создание искусственных препятствий на пути поэмы к читателю.
11. III М.И. – А.Т. Чистополь – Москва (с оказией)
…Сашенька, я должна поблагодарить тебя за «Теркина» (издание «Молодой гвардии») и за главу «О любви». Новое издание «Теркина» приятнее первого. Заставки очень хороши, но самого Теркина я рисовала бы покрасивее, посимпатичнее.
Главу «О любви» я так и не слышала в твоем исполнении… А т. к. ты в некотором роде предназначал ее для меня, то я тебя благодарю за память и хорошее желание, но я почти угадала, что будет в этой главе, когда представляла ее. В воскресенье слушала монтаж твоей поэмы (первой части)… Это, надо признать, мастерская работа: сделать из четырех глав цельную вещь…
14. III Р.Т. 12 дня
Чудесное утро. …Встал в 7 ч., к восьми уже отправил все утренние надобности, сел за стол и перебелил главу об отдыхе. Перебелка шла очень хорошо и, как всегда у меня, когда удается то, что идет сейчас, хорошо думается о дальнейшем и целом. Вдруг отчетливо представил себе конец книги.
…И детали и строчки ко всему этому, и находки в старых запасах.
Плюс представил хорошо доделку «Генерала» и «Леса», коей займусь сегодня же. Плюс задумал продолжение лирического цикла о войне, который начал летом, и строчки:
Зачем рассказывать о том,
Какой был сад, какой был дом…
Пришел земляк-сосед, сидит ждет беседы.
________
Есть закон служить до срока,
Служба – труд, солдат – не гость.
Есть отбой – уснул глубоко,
Есть подъем – вскочил, как гвоздь.
Есть война – солдат воюет,
Лют противник – сам лютует
Есть сигнал – вперед – вперед,
Есть приказ – умри – умрет.
Без приказа и сигнала,
Скажем только, наш солдат
Города сдавал сначала,
Но теперь берет назад…
15–16.III М.И. – А.Т. Чистополь – Москва (с оказией)
…Очень благодарю тебя за «Смоленщину». В смысле издания и оформления считаю ее лучшей твоей книжкой. Чисто, аккуратно, скромная и милая обложка – словом, хорошо, очень хорошо. Что же касается «Теркина», то из твоего письма так и не поняла, каким тиражом он выходит… Сегодня – 16 марта – сообщили о сдаче Харькова. Очень плохо на душе…
20. III А.Т. – М.И. Москва – Чистополь (телеграмма)
Посланное Гроссманом получил Целую всех Скоро увидимся
23. III
Командировочное предписание[18].
Писателю редакции подполковнику Твардовскому А.Т.
С получением сего предлагаю Вам отправиться в г. Чистополь для устройства семьи. Срок командировки 14 дней: с 23 марта 1943 года по 5 апреля 1943 г.
Основание: Приказание редактора.
Ответственный редактор полковник Миронов
23. III М.И. – А.Т. Чистополь – Москва (с оказией)
…Пишу тебе первое со дня твоего отъезда письмо, а писать как-то не о чем: никаких фактов, одно настроение… В эфире полное отсутствие твоих стихов. Я уже не говорю о Теркине – вообще всяких. Впечатление такое, что твое имя вслух и то опасно произносить. Не имея вестей от тебя (о представителе хора Пятницкого здесь пока ничего не слышно), мне опасно размышлять о твоих делах, а в то же время кажется… дела твои за последнее время или не изменились, или изменились к худшему…
1. IV Р.Т. Чистополь
Из записей последних двух поездок.
Штаб армии. Обжитый лес. Дом отдыха командиров. Все в земле, отчасти на земле, но это все, что должно быть в первоклассном курортном заведении: ванна, душ, теплая уборная, чистое постельное белье. Но все иное, чем в мирной жизни, на всем признаки фронта, сурового, «временного» времени и необычной обстановки. Есть признаки роскоши, которых не встретить в самом благоустроенном месте мирной жизни, напр[имер], дрова жгут, совершенно не думая о том, сколько их уходит. Но стены и потолки порой из неочищенных от коры еловых бревен. Двери, если они не из теса, который просыхал уже в качестве дверей, то это двери, попавшие сюда из какой-нибудь избы, которой наверняка уже нет и нет тех людей, что в ней жили. (Вообще – остатки наземной жизни, остатки того, что было на месте нынешних пепелищ, и безлюдной пустыни, ушли в землю – в блиндажи и землянки. Вдруг видишь какой-нибудь подсвечник, письменный прибор, лампу с абажуром, гладкие, обжитые бревна стен блиндажа и т. п.) Печки, всегда малиновые от жара, это бензобочки, искусно вмазанные в кирпичное основание и завершение…
–
Они так долго стояли в обороне, что у них уже завелись собаки, домовито лаявшие у блиндажей, куры, несшие яички старшему начальству, петух, поднимавший комдива по утрам, банька, сооруженная по всем правилам, где парились собственными, заготовленными по лету веничками. Водка у них подавалась не грубо-фронтовая, в бутылках обындевелых, которые, бывало, доставал комиссар из-под стола левой рукой, а домашняя, в графинчике, настоянная на корочках, ягодках, травке.
То, что характеризовало каждодневный быт начальства, отражалось и на всей дивизии. Котлы были напрочно вмазаны, землянки обжиты, – казалось, так и жить до конца войны.
Так без горя и печали
Жили, Теркина читали…
В таком «сидении» люди уже жили воспоминаниями о боевых действиях, а они (действия) от времени становились все значительнее, ярче. Тишина расслабляла нервы, появление самолета-разведчика прерывало разговор в блиндаже.
– Адъютант, давай узнай, чего он там летает…
– Ох, засек он нас, Николай Трофимыч (все по имени-отчеству – тоже характерно).
–
Повар тащил обед комполка под невероятным огнем на НП, куда уже очень затруднительно было добираться, так же, как и оттуда. Принес, а там «земля, как люлька ходит».
– Какой тут обед, когда…
– А вы скушайте…
Идут минуты,
