На лестнице он никого не встретил, впрочем, там было так темно, что его вряд ли кто-нибудь мог запомнить.
***
Вообще-то по натуре я человек не скандальный, но череповецкая тетка могла довести до ручки кого угодно, хоть ангела. А когда ругаешься, тратишь много нервной энергии. А когда я трачу много нервной энергии, то хочу есть. Так и сейчас — настроение у меня было плохое, к тому же напал еще и зверский голод. Внутренности буквально подвело, и в желудке урчало. Я отошла подальше от Володи, чтобы он не слышал, и раздумывала, как бы потактичнее сообщить ему, что я ухожу, а сама машинально перебирала фотографии. Под руку мне попалась одна цветная, очевидно, сделанная не так давно.
Вся компания сидела за столом. Да это же квартира Нины Ивановны! Очевидно, у нее день рождения или еще какой праздник. Вот они все тут: Вера Сергеевна с Ромуальдом на коленях, Володя, его теща, а вот… конечно, это она, его бывшая жена! Я всмотрелась внимательно. Ничего, очень даже ничего… Как говорится, и рад бы охаять, да не за что. Еще один взгляд на фотографию настроения моего не улучшил. Я решительно встала и направилась в коридор.
— Куда ты? — встрепенулся Володя.
— Домой, куда же еще? Надеюсь, ты не думаешь, что я буду здесь ночевать? — Я осеклась на полуслове — ведь я вовсе не то имела в виду, а получилось двусмысленно.
— Я и не думал, — растерянно ответил он, — я хотел попробовать тебя написать…
— Не сегодня, дорогой, я устала и хочу есть. — Я постаралась, чтобы голос мой звучал помягче.
— Так давай ужинать! — обрадовался он. — А потом отберем кое-что для тещи, — он кивнул на коробку, — я ей сразу отвезу и тебя провожу.
Он побежал на кухню, захлопал дверьми шкафов и холодильника, а потом появился на пороге с виноватым видом, из чего я сделала вывод, что в доме есть нечего. Вот что значит одинокий мужчина! В доме ни крошки съестного. Конечно, меня он сегодня в гости не ждал, но для себя-то он что, вообще еды не покупает? Святым духом питается?
Порывшись в закромах и ничего не найдя, Володя сказал, что быстро сбегает в магазин. Я стала было его отговаривать, но он мигом оделся и был таков.
От скуки я продолжала рыться в старых фотографиях. В мастерской было удивительно тихо, и вдруг в тишине раздался негромкий скребущий звук.
Я огляделась: крыса, что ли? Но звук доносился от входной двери.
Кто-то возился с замком.
Я вскочила и замерла. Может, Володя уже вернулся? Но не мог же он прийти так быстро, разве что деньги забыл. И потом, он бы открыл дверь быстро и уверенно, по-хозяйски, а сейчас кто-то возился с дверью осторожно, явно стараясь не производить лишнего шума, и делал это так долго, что мне стало ясно: либо он подбирает ключи, либо пользуется отмычкой.
Вот тут мне стало по-настоящему страшно, потому что я поняла, кто стоит по ту сторону Володиной двери. Это наверняка тот самый человек, который зверски убил Аделаиду, Глеба, Веру Сергеевну… от страха я догадалась, что ему нужно в мастерской — та самая коробка с фотографиями и письмами. Он следил за нами от квартиры покойной, я вспомнила тень в подъезде и поняла, что она мне не померещилась. Там, на лестнице, он увидел коробку, понял, что в ней, и поехал за нами. Здесь кстати Володя вышел, и теперь для убийцы очень удобный момент забрать коробку, а меня, понятно, он тоже убьет.
Я представила, как Володя вернется из магазина и найдет на полу мой хладный труп с перерезанным горлом, и страшно на него разозлилась — нашел время бегать по магазинам! Мужчина, называется. Не может слабую женщину защитить! С логикой у меня было слабовато, но это объяснялось тем, что я ужасно боялась.
Мысли неслись в голове со скоростью света, потому что там, в мозгу, прочно засел страх. Я крадучись подобралась к двери и замерла, прислушиваясь. По другую сторону я слышала чье-то дыхание, звяканье отмычек и царапанье. Он был совсем рядом со мной. Нас разделяла только хлипкая Володина дверь. То есть дверь-то была дубовая, но вот замок…
Опять я разозлилась на Володю — не мог поставить железную дверь и нормальные замки, как все люди! И ведь не от нищеты, а от безалаберности, угораздило же меня с ним связаться!
Еле дыша от страха, я подкралась к выключателю и погасила свет в мастерской. Не знаю, зачем я это сделала, наверное, совсем потеряла голову от страха. Что делать? Кричать? Дом старый, люди в нем живут мне незнакомые, кто пойдет на крик?
Самое интересное, что, если бы такое случилось у меня дома, я была бы совершенно спокойна, потому что сосед сверху, инвалид умственного труда Григорий Полиенович, всегда дома, а слышимость в нашем доме, как я уже говорила, отменная. Поэтому я бы просто зашла в ванную, окликнула соседа негромким голосом и попросила вызвать милицию, в крайнем случае, объяснила бы все подробно. В нашем отделении милиции Полиеныча знают все. Он достал их бесконечными жалобами. Так что через пять минут наряд милиции находился бы у дверей моей квартиры. Но здесь совершенно не такие порядки, поэтому я должна рассчитывать только на собственные силы.
Глаза мои привыкли к темноте, и я поискала какое-нибудь оружие — что-нибудь потяжелее, чтобы огреть незваного гостя. На глаза попалась сковородка. Старая медная сковородка с прозеленью лежала на столике почему-то в комнате. Что вы хотите от одинокого мужчины? Но все же пользоваться медной посудой в наше время — это, доложу я вам… Я схватила сковородку, запуталась в скатерти, уронила какую-то чашку. И только тогда до меня дошло, что я разрушила натюрморт. Наплевать, если я не спасу себя сама, то Володя, вернувшись, найдет такой натюрморт! Хотя, кажется, это называется по-другому.
Я вооружилась сковородкой, схватила под мышку коробку с фотографиями — раз тот мерзавец хочет их получить, я все сделаю для того, чтобы они ему не достались.
Со сковородкой наперевес я заняла позицию сбоку от двери, чтобы напасть на убийцу первой, как только он появится на пороге.
Ждать пришлось недолго: замок лязгнул, дверь с тихим скрипом отворилась, и в дверном проеме показалась мужская фигура. В первый момент он меня не заметил, потому что попал из света в темную квартиру. Ни секунды не мешкая, я огрела его сковородкой. Он охнул, выругался и, закрыв голову руками, шагнул в сторону. Я расстроилась, что удар получился скользящий, но некогда было раздумывать, и я проскользнула мимо него на лестничную площадку. Пробежав по инерции несколько шагов, я поняла, что бегу не вниз, а наверх, на чердак, — от страха я совершенно потеряла ориентацию. Чтобы спуститься вниз, надо было вернуться назад и пробежать мимо дверей мастерской, но путь этот был для меня уже отрезан: высокий мужчина с перекошенным от ярости лицом, выскочил из мастерской и шел ко мне, прижимая руку к тому месту на голове, по которому я звезданула его сковородой.
Он пошатнулся, схватился рукой за перила, и я успела его разглядеть. Это длинное веснушчатое лицо, крупный хрящеватый нос я видела только что на фотографии в альбоме покойной Веры Сергеевны. Но там же стояла дата — 1961 год! А мужчина на площадке был довольно молодой. Как это понимать? И где я еще недавно видела это лицо? А, на выставке, когда мы с Володей забрасывали наживку. Вот рыбка и клюнула!
Мелькнула мысль о том, какая я умная, как все правильно рассчитала, но расслабляться было некогда, этот тип способен на все. Дорога вниз мне была отрезана, оставался чердак.
На лестнице послышались неторопливые шаркающие шаги. Перегнувшись через перила, я выглянула в пролет. По лестнице поднималась скромно одетая немолодая женщина.
— Вызовите милицию! — крикнула я ей. — Здесь убийца!
Времени на объяснения у меня не было, надо было уносить ноги. Взбежав наверх, я увидела перед собой запертую дверь чердака, снизу, тяжело дыша, поднимался убийца. Я тоже утомилась бегать по лестнице с коробкой под мышкой. Надо было что-то решать. И тут я вспомнила детство золотое, ведь я жила в этом доме и знала секрет чердачной двери. Это вышло случайно. Моей подружке Таньке Морозовой отец купил велосипед. Обалдев от такой роскоши, мы катались бесконечно, через неделю врезались в чей-то гараж, погнули раму и сломали переднее колесо. Рыдая, мы понесли велосипед к соседу дяде Леше Ситникову, в трезвом состоянии он имел золотые руки и все всем чинил. Было безумно жалко велосипед, и Танька боялась родителей. Дядя Леша немного подумал и сказал, что сделает. Только нужна какая-то железка, можно поискать на чердаке. Но ключ от чердака был только у дворничихи. Тогда-то дядя Леша и показал нам, как можно попасть на чердак без ключа. В тот раз у нас ничего не вышло, потому что нас засекла управдомша, фамилия ее была Тарасюк. Ее все так и называли, имени никто не знал — Тарасюк пошла, Тарасюк сказала. Тарасюк увидела, как дядя Леша пошел на чердак, и страшно на него заорала, мы не поняли, что она кричала, но дядя Леша испугался и ушел. Велосипед он потом починил, до сих пор не верю, что он хотел сделать с нами что-то плохое.
