Как бы подтверждая наблюдения Берга, Гоголь впоследствии писал Шевыреву: «Убедительно прошу тебя не сказывать никому о прочитанном, ни даже называть мелких сцен и лиц героев… две последние главы, кроме тебя, никому неизвестны»7. Нам кажается, что эта «таинственность» вызывалась неуверенностью Гоголя в своем далеко еще не законченном труде. После смерти писателя, вспоминая эти дни, Шевырев писал его двоюродной сестре4 М. Н. Синельниковой: «Из второго тома он читал мне летом, живучи у меня на даче, около Москвы, семь глав. Он читал их, можно сказать, наизусть по написанной канве, содержа окончательную отделку в голове своей»8.
22 августа профессор И. М. Снегирев, которому в 1841 году был послан Московским цензурным комитетом отзыв о первом томе «Мертвых душ», заносит в свой дневник: «День коронации императора Николая I… Ездил в 4 гимназию в доме Пашкова смотреть с бельведера иллюминацию Кремля, великолепно освещенного. Там виделись с семьей г. Нази??? с Гоголем и Погодиным»9. Замечательный памятник русской архитектуры — бывший дом Пашкова — ныне занят Государственной ордена Ленина библиотекой СССР им. В. И. Ленина (Моховая, № 1). Небезынтересно свидетельство одного из учеников этой гимназии о том, что широко раскрывшаяся перед Гоголем панорама Москвы напомнила ему Рим: на вышке дома «между собравшимися звездоносцами выделялся одетый в черный сюртук, худой, длинноносый, невзрачный человечек, на которого со вниманием смотрели все знатные гости наши, а воспитанники просто поедали его глазами. Это был знаменитый автор „Мертвых душ“ Н. Гоголь. Помню, как он, долго любуясь на расстилавшуюся под его ими грандиозно освещенную нашу матушку Москву, задумчиво произнес: „Как это зрелище напоминает мне вечный город“»10.
В конце лета Гоголь вновь собирается на юг. Одной из побудительных причин к поездке была свадьба одной из его сестер. Выехав 22 сентября, он уже 30-го вернулся в Москву, потому, что в дороге «почувствовал себя очень дурно и, опасаясь расхвораться, приехать на свадьбу больным и всех расстроить, решился воротиться»11. В тот же день, по воспоминаниям С. Т. Аксакова, он приехал в Абрамцево, где пробыл несколько дней, в течение которых побывал в Загорске и Хотькове. Пребывание в Абрамцеве несколько оживило Гоголя. «За обедом Гоголь поразвеселился, а вечером был очень весел. Пелись малороссийские песни, и Гоголь сам пел очень забавно. Это было его последнее посещение Абрамцева и последнее свидание со мною. 3 октября он уехал в Москву», — рассказывает С. Т. Аксаков12. Однако его описание последнего посещения Абрамцева Гоголем значительно расходится с записями его дочери В. С. Аксаковой; в них названа и другая дата его отъезда из усадьбы: «30 сентября отесенька с Константином поехали по делам в Москву, вдруг им говорят, что Гоголь присылал; Константин побежал к нему и привел его… В тот же день отесенька, Константин и он приехали к нам вечером… вид Гоголя огорчил нас. Он был так расстроен, так худ, так грустен… Впрочем, на другой день ободрился, а на третий, 2 октября, уехал от нас. Это было последнее его посещение в деревне»13.
Наступила осень, и многочисленные друзья и знакомые Гоголя съехались в Москву. Жизнь его идет тем же порядком, что и прошлой зимой. Утром он напряженно работал: «…Казалось, — писал близко наблюдавший его доктор А. Т. Тарасенков, — что он был веселее обыкновенного; притом он нередко выходил со двора, навещал знакомых, даже бывал иногда на обедах. Деятельности в нем в это время обнаруживалось больше, нежели прежде… В последние месяцы своей жизни Гоголь работал с любовью и рвением почти каждое утро до обеда (4 часов), выходя со двора для прогулки только за четверть часа, и вскоре после обеда по большей части уходил опять заниматься в свою комнату»14. Насколько Гоголь в эти дни был погружен в свой труд, свидетельствует следующее указание А. Т. Тарасенкова: «Замечали, что он нередко, выйдя прогуляться перед обедом и не отойдя пяти шагов от дома, внезапно и быстро возвращался в свою комнату; там черкнет несколько слов в одной из этих тетрадок и опять пойдет из дома»15.
Нередко Гоголя навещали его знакомые. Подчас эти встречи служили для него средством проверить свой труд. Так, по собственной инициативе он прочитал бывшему в Москве проездом Д. А. Оболенскому и; А. О. Россету (брату А. О. Смирновой) подготовленные фрагменты второго тома «Мертвых душ». Гоголь, вспоминал Оболенский, «начал тихим и плавным голосом чтение с первой главы… Все описания природы, которыми изобилует первая глава, отделаны были особенно тщательно. Меня в высшей степени поразила необыкновенная гармония речи. Тут я увидел, как прекрасно воспользовался Гоголь теми местными названиями разных трав и цветов, которые он так тщательно собирал… Разговоры выведенных лиц Гоголь читал с неподражаемым совершенством. Когда… он стал читать сцену происходящей на дворе перебранки небритого буфетчика Григорья с ключницей Перфильевной, то казалось, как бы действительно сцена эта происходила за окном и оттуда доходили до нас неясные звуки этой перебранки». Как тщательно и каким разнообразием способов Гоголь стремился проверить еще и еще раз выразительность своей речи, показывает дальнейшее продолжение этого вечера, когда он, «передав нам рукопись, просил, чтобы мы прочли ему вслух некоторые места… он прислушивался к нашему чтению, видимо, желая слышать, как будут передаваться другими те места, которые особенно рельефно выходили при его мастерском чтении»16.
Посетил Гоголя ненадолго приехавший в Москву П. В. Анненков, на которого неприятно подействовало полное безразличие писателя к происходившим событиям. Однако Анненков отмечает прежнюю «артистическую восприимчивость» Гоголя17. То же впечатление он вынес и во время большой вечерней прогулки по Москве, предпринятой по предложению Гоголя. Нет сомнений, что, встречаясь, Гоголь и Анненков много говорили о Пушкине, над биографией которого Анненков работал в это время. Желая помочь Анненкову, Гоголь обратился к Погодину со следующей запиской, предположительно датируемой сентябрем 1851 года: «Павел Васильевич Анненков, занимающийся изданием сочинений Пушкина и пишущий его биографию, просил меня свести его к тебе затем, чтобы набрать и от тебя материалов и новых сведений по этой части»18. Можно считать, что и Гоголь посещал Анненкова. Из их беседы при последней, случайной и краткой, встрече в Кремле явствует, что он прекрасно знал местожительство Анненкова — «я к вам шел»19. В этот приезд Анненков останавливался у своего брата, коменданта Москвы, имевшего казенную квартиру в Кремле, в Потешном дворце.
В начале сентября Гоголь встречался с видным сановником, состоявшим при дворе, В. Д. Олсуфьевым, бывшим в дружеских отношениях с В. А. Жуковским, М. А. Максимовичем, М. П. Погодиным, А. С. Хомяковым. В московском доме Олсуфьевых в 1830-х годах жил известный писатель того времени А. Погорельский (А. А. Перовский), у которого здесь бывал А. С. Пушкин, а в 1835 году останавливался К. П. Брюллов, написавший тут несколько портретов. Еще осенью 1850 года Гоголь, по совету А. О. Смирновой, предполагал обратиться к В. Д. Олсуфьеву за помощью в своих издательских делах, но письмо тогда не было послано. Встречи Гоголя и В. Д. Олсуфьева, очевидно, были связаны с подготовкой к печати второго тома «Мертвых душ». Адрес Олсуфьева отмечен в записных книжках писателя: «Дом Алсуфьева на Тверской, в 4 часа, суббота»20. Дом этот не сохранился. Владение Олсуфьевых занимало площадь нынешнего дома № 15 по улице Горького в части между улицей Станиславского и Большим Гнездниковским переулком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
