Очевидно, готовясь к чтению «Ревизора», Гоголь в эти дни был особенно сосредоточен на предстоящем выступлении. Описывая вечер у Аксаковых 31 октября, Бодянский заносит в свой дневник: «Перед началом Гоголь, пришедший в 8 часов вечера… заметил, что первую идею к „Ревизору“ его подал ему Пушкин, рассказав о Павле Петровиче Свиньине, как он в Бессарабии выдавал себя за какого-то петербургского важного чиновника и только, зашедши уже далеко (стал было брать прошения от колодников), был остановлен…»29. В черновых тетрадях самого А. С. Пушкина имеется набросок фабулы «Ревизора», навеянный похождениями П. П. Свиньина: «Криспин приезжает в Губернию NB на ярмонку — его принимают за [нрзб]… Губерн.[атор] честный дурак — Губ.[ернаторша] с ним кокетнич.[ает] — Криспин сватается за дочь»30. В левом углу автографа написано и зачеркнуто Пушкиным: «Свиньин», что поясняет происхождение записи Пушкина.
П. П. Свиньин был довольно известным литератором тех лет. Им в 1818 году был основан журнал «Отечественные записки», в котором в февральской и мартовской книжках за 1830 год было напечатано первое прозаическое произведение Гоголя «Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купалы».
5 ноября осуществилось, наконец, долгожданное чтение «Ревизора». Это было последнее публичное выступление писателя. По словам Г. П. Данилевского, «чтение „Ревизора“ происходило во второй комнате квартиры гр. А. П. Толстого, влево от прихожей, которая отделяла эту квартиру от помещения самого Гоголя»31. Он же указывает, что «в числе слушателей были: С. Т. и И. С. Аксаковы, С. П. Шевырев, И. С. Тургенев, И. В. Берг и другие писатели, а также актеры М. С. Щепкин, П. М. Садовский и Шуйский»32. Присутствие на чтении С. Т. Аксакова нам кажется весьма сомнительным. Последний в своих воспоминаниях, весьма обстоятельных, говорит, что пребывание Гоголя в Абрамцеве с 30 сентября по 2 октября было их последним свиданием. Не мог же он, столь внимательный к творчеству Гоголя, запамятовать столь важный факт, как публичное чтение Гоголем «Ревизора».
Тургенев с удивлением обратил внимание на то, что «далеко не все актеры, участвовавшие в „Ревизоре“, явились на приглашение Гоголя; им показалось обидным, что их словно хотят учить! Ни одной актрисы также не приехало. Сколько я мог заметить, Гоголя огорчил этот неохотный и слабый отзыв на его предложение… Известно, до какой степени он скупился па подобные милости»33. Но, углубясь в чтение, он быстро оживился. Его раскрытие ролей произвело на слушателей впечатление необычайной силы. «Это был для меня настоящий пир и праздник», — пишет И. С. Тургенев34.
Михаил Семенович Щепкин
По записи Г. П. Данилевского, мы можем представить обстановку этого чтения. «Стол, вокруг которого на креслах и стульях уселись слушатели, стоял направо от двери, у дивана, против окон во двор. Гоголь читал, сидя на диване»35. И. С. Тургенев отмечает, что в своем чтении Гоголь поразил «чрезвычайной простотой и сдержанностью манеры, какой-то важной и в то же время наивной искренностью, которой словно и дела чет — есть ли тут слушатели и что они думают. Казалось, Гоголь только и заботился о том, как бы вникнуть в предмет, для него самого новый, и как бы вернее передать собственное впечатление. Эффект выходил необычайный… С каким недоумением, с каким изумлением Гоголь произнес знаменитую фразу городничего о двух крысах… „Пришли, понюхали и пошли прочь!“ — Он даже медленно оглянул нас, как бы спрашивая объяснения такого удивительного происшествия. Я только тут понял, как вообще неверно, поверхностно, с каким желанием только поскорей насмешить — обыкновенно разыгрывается на сцене „Ревизор“»35. То же восхищение слышится нам и в рассказе Данилевского: «Никогда не забуду чтения Гоголя. Особенно он неподражаемо прочел монологи Хлестакова и Ляпкина-Тяпкина и сцену между Бобчинским и Добчинским. „У вас зуб со свистом“, — произнес серьезно и внушительно Гоголь, грозя кому-то глазами и даже пришепетывая при этом, будто у него свистел зуб. Неудержимый смех слушателей изредка невольно прерывал его. Высокохудожественное и оживленное чтение под коней очень утомило Гоголя., очарованные слушатели долго стояли группами, вполголоса передавая друг другу свои впечатления. Щепкин, отирая слезы, обнял чтеца и стал объяснять Шуйскому, в чем главные силы роли Хлестакова»37.
С. В. Шуйский, как передает замечательный русский актер А. П. Ленский, говорил впоследствии, что «это чтение было так необычайно образно и ярко, что лицо городничего вставало живым перед слушателем»38.
Но внимание Гоголя к исполнению своей пьесы на сцене не ограничивалось только этим «показательным» вечером. Он живо интересуется, насколько актерам удалось воспринять его наглядные уроки. Через несколько дней он «опять явился в театре (в ложе позади других) посмотреть, как исполняется пьеса после его замечаний, и остался доволен игрою более, нежели в прежнее время, особенно Хлестаковым, которого в это время играл уже Шумский, пользовавшийся его наставлениями»39. На третий день после чтения «Ревизора», 8 ноября, Гоголь навестил только что перенесшего несколько операций М. Н. Загоскина, здоровье которого «ухудшилось до того, что большую часть дня он проводил лежа на диване». Он обратил внимание на болезненный вид Гоголя. «Отец… — вспоминает сын Загоскина, — давно не видавший его, нашел в нем большую перемену как в физическом, так и в нравственном отношении и, вместе с тем, пришел к убеждению, что наш великий писатель несомненно должен быть сериозно болен»40. В 1851 году М. Н. Загоскин жил по-прежнему в своем доме в Денежном переулке (ныне улица Веснина, № 5, дом не сохранился).
Из письма сына декабриста, Е. И. Якушкина, от 16 ноября 1851 года мы узнаем, что в эти дни «Гоголь собирается печатать 2-й том „Мертвых душ“, который окончен совершенно и который уже он читал у Назимова»41.
В конце 1849 года генерал-адъютант В. И. Назимов был назначен попечителем Московского учебного округа. Далеко не лестную характеристику дает ему современник: «…добрый человек, но делает все только по рекомендациям… существует только номинально, а вместо него действуют различные тетушки, дядюшки и вся сволочь московских барынь. Он сам жалуется на свое иго, но не смеет и подумать стряхнуть его»42. Упоминание В. И. Назимова дважды встречается в записных книжках писателя43. Встречи с ним Гоголя, вероятно, обусловливались тем, что В. И. Назимов был в эти годы также председателем Московского цензурного комитета. Готовя к печати второй том «Мертвых душ», Гоголь, помня о цензурных мытарствах с первым томом, хотел, предварительно знакомя В. И. Назимова со своей рукописью, подготовить почву к ее скорейшему и возможно безболезненному прохождению через цензурные рогатки. В 1851 году В. И. Назимов жил на Садовой-Кудринской улице во владении № 9 (дом не сохранился).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
