Его ладонь лежала на поясе в опасной близости от рукояти меча. Квиттинского меча с волчьей головой на рукояти, подобранного на поле Битвы Конунгов.
– Стойте, стойте! – Хравн хёльд вскочил и замахал в воздухе руками. Хуже драки между двумя молодыми ярлами ничего и придумать было нельзя. – Не позорьтесь перед священным ясенем! Вспомните: вы вместе бились на Квиттинге, не вам спорить…
– Неплохо бы спросить саму девушку, – обронил Торбранд конунг.
Предложение жениться на Борглинде ошеломило его так же, как и прочих. Требование Асвальда показалось помощью, но за время спора Торбранд сообразил еще кое-что. Если отдать Борглинду Асвальду, то скрепить родство с ним женитьбой на Эренгерде будет не просто желательно, а прямо-таки необходимо. Из Асвальда получится отличный квиттингский ярл, но при условии, что на него можно будет положиться, как на родича. И никак иначе. Это ведь не Хродмар, преданный, как брат, и не Эрнольв, для которого верность и порядочность составляют воздух, которым он дышит. Голодное честолюбие Асвальда может завести его далеко… Куда угодно.
Торбранд чувствовал себя в ловушке: нужно выбрать одну из двух невест, или Эренгерду, или Борглинду. Но мысль о той или другой была резко неприятна. Дело не в том, что они нехороши. Обе как будто вышли из «Песни о Риге» – прекрасные девы знатного рода, подходящие жены и матери конунгов. Торбранду претила сама мысль о женитьбе. Его наполняли грезы полнолуния. Полная луна предрекала ему какую-то совсем другую судьбу. Но объявлять об этом было рано.
– Что ты скажешь, Борглинда дочь Халькеля, по поводу этого сватовства? – спросил Торбранд, обернувшись к квиттинке. – Ты вольна отдать свою руку Асвальду сыну Кольбейна или отказать, если он не кажется тебе подходящим женихом. Что ты скажешь?
Его властный взгляд поднял Борглинду на ноги. Она знала, что должна отвечать, она даже хотела ответить, но ни единой мысли, ни единого слова в голове не находилось. Она стояла над женским столом и в то же время летела через холодную гулкую пустоту, так что лица вокруг казались только мороком. Ее не обмануло предчувствие, что здесь решится ее судьба, и решится так ужасно… Замуж за фьялля! За этого остроносого Асвальда ярла с его злыми зелеными глазами, который, похоже, жалеет, что привез ее сюда, а не утопил по дороге. А ей-то уже казалось, что она как-то задержалась на краю пропасти, зацепилась за камешки… Камешки дрогнули под пальцами, оторвались, и она летит в пропасть, летит…
Все смотрели на нее и ждали ответа. Мгновения непоправимо убегали в тишину, а она все молчала, как дурочка, которая не в состоянии решать свою судьбу сама. Асвальд сверлил ее взглядом. Если она сейчас откажет ему, он будет принародно опозорен. Его глаза жгли ее какой-то требовательной злобой, и Борглинда, едва поймав его взгляд, сразу отвернулась: это невыносимо!
Расцепив судорожно сжатые руки, она уронила одну на стол. Под пальцы ей попалось что-то небольшое, округлое, по-железному прохладное и гладкое. Борглинда схватило это что-то, как в поисках опоры, сжала в ладони. Это оказался кубок – маленький дракончик, сын Дракона Памяти, что остался в сундуке старой Йорунн… И это наследство предков, путем грабежа попавшее сюда, к фьяллям, вдруг подбодрило Борглинду и немного прояснило мысли. Далекий Квиттинг протянул ей руку, предки глянули на нее с небес… Надо что-то решить. Но так, чтобы не опозорить себя и свой род…
Взгляд ее упал на Хродмара ярла. «И ты пойдешь к нему под бок на пару с Ингвильдой!» – когда-то грозила ей Йорунн. Ну уж нет!
– Я… думаю… что Асвальд ярл – подходящий жених для меня, – пробормотала Борглинда, но помалу овладела своим голосом и заговорила громче. – Но… я не хочу, чтобы про меня на Квиттинге говорили, будто фьялльский ярл взял меня в постель, как рабыню. Чтобы мой род не был опозорен, Асвальд ярл должен добиться согласия моих родичей и Гримкеля конунга. Обменяться с ним обетами и подарками, взять приданое и дать за меня вено, достойное моего рода. Иначе он получит в жены не дочь Лейрингов, а невольницу. Не думаю, чтобы это прибавило чести ему самому! – почти вызывающе закончила она и глянула прямо в лицо Асвальду.
И села на место, с трудом переводя дыхание. Сердце ее стучало так, что удары отдавались в ушах, а вся гридница уважительно молчала. Борглинда осознала, что держалась хорошо и что ее речь всеми признана справедливой. И ее наполнила вдруг такая горячая гордость, что она даже попыталась улыбнуться.
– В этой речи много правды! – приветливо сказал Торбранд конунг и кивнул. – Но тогда свадьба может состояться не раньше, чем начнется наш совместный поход с Гримкелем. Или даже чем он кончится. Зато потом Асвальд сын Кольбейна по праву займет место моего ярла на Квиттинге.
– И мне, и тебе будет спокойнее знать, что наша дружба скреплена родством, – упрямо произнес Асвальд. Раз уж он приносил такую жертву, то хотел быть уверен, что она не напрасна. – Я говорю о моей сестре.
Торбранд конунг опустил свою соломинку и посмотрел на ее кончик, будто советовался. Сотни глаз в гриднице подталкивали его к ответу. Ему нужна жена, потому что нужен наследник. Эренгерда дочь Кольбейна… родство с Асвальдом и свой человек на Квиттинге… Полная луна, белое лицо с глазами, как озера подземного мрака… Он не мог сказать нет, потому что доводы «за» всем были ясны, а те сумрачные видения принадлежали ему одному.
– Если этого хотят боги и судьба, то твоя и моя свадьбы будут справлены вместе, – сказал Торбранд конунг и посмотрел на Асвальда. – После похода.
За время похода его судьба решится. Если боги будут к нему благосклонны, то Эренгерда ничуть не хуже других. А если нет, то с мертвого не спросишь.
Глава 8
Этим вечером в усадьбе Висячая Скала собралось множество народу. Все, кто когда-либо был или звался другом или сторонником Кольбейна ярла, теперь посчитал своим прямым долгом явиться поздравить его род с великой удачей. Подумать только! Сын Кольбейна женится на дочери квиттинских Лейрингов и становится ярлом, почти конунгом, а дочь Кольбейна выходит за конунга Торбранда! Таких удачливых людей давно не бывало!
– Ну, вот, а ты боялся, что в этой усадьбе наших товаров никто не увидит! – говорил Гельд Бьёрну, окидывая взглядом бурлящую гридницу. Но вид у него при этом был не такой бодрый, как раньше, а скорее отсутствующий, и взгляд не отрывался от женской скамьи.
– Тут людям не очень-то до товаров! – отвечал осторожный Бьёрн, боясь спугнуть удачу.
На самом деле они уже распродали почти половину привезенного, а Кольбейн ярл твердо пообещал взять торговцев с собой в зимнюю поездку по Фьялленланду. Если так и выйдет, то этот год будет одним из самых удачных за всю жизнь Бьёрна Точило! Тогда весной они с Гельдом смогут обзавестись вторым кораблем!
При этой мысли умный Бьёрн вздыхал и косился на младшего товарища. В этом Аскефьорде Гельда словно тролль какой-то укусил. Он думает о чем угодно, только не о деле! Бьёрн и раньше видывал своего младшего товарища влюбленным, но его нынешнее увлечение было настолько же сильнее, насколько и безрассуднее всех прочих! Как говорится, там уши на месте, где они выросли. И если торговец начинает пялить глаза на дочку ярла, то из этого не выйдет ничего хорошего. Но попробуй скажи ему! Он отшутится, а все равно сделает по-своему.
Весь вечер гости и хозяева обсуждали новости, Кольбейн ярл сиял, как красное солнце, уже видя своих внуков конунгами Квиттинга и Фьялленланда. Вот только предполагаемые родители этих внуков не слишком радовались. Асвальда вообще не оказалось дома, а Эренгерда сидела за женским столом молчаливая и почти безучастная. Она обладала сильной волей, но сейчас едва держала себя в руках. У нее еле хватило сил улыбаться и благодарить за поздравления. Уже два дня, с тех пор как Сольвейг рассказала о замысле Эрнольва Одноглазого, она чувствовала себя свободной от конунга. Свобода оказалась призраком. Вот он растаял, и Эренгерда только сейчас поняла, как мил и желанен ей был этот призрак. Теперь она не понимала, как столько времени мирилась с мыслью о браке с Торбрандом. Смутное недоверчивое чувство к нему, которое раньше казалось лишь отсутствием любви, теперь превратилось в резкую неприязнь, почти в отвращение. При воспоминании о его остроносом лице с блекло-голубыми глазами ей делалось тошно. Эти глаза только берут, но ничего не дают взамен. Невидимая сила волоком тащила ее в пропасть, в холодный омут, а она даже не смела крикнуть, не смела противиться. Глупая, скажут люди, это же твое счастье! А какое тут счастье, когда хочется утопиться? Зачем ей богатства и честь конунговой жены, если хочется утопиться?
Гельд! Эренгерда смотрела на него через всю гридницу, почти не скрываясь, и сейчас он казался ей красивее Бальдра и теплее солнца. Ее влекло к нему, Эренгерде хотелось оказаться возле него, закрыть глаза и не думать, что будет завтра. Сейчас она не помнила, что торговец не пара ей, Эренгерде из Висячей Скалы; она ни о чем не думала, просто все существо ее стремилось к нему, как все живое стремится от зимнего холода к летнему теплу.
