Чемезов был суеверным, он боялся, что, как только он выставит ее портрет в галерею, как только их совместная работа окажется завершенной, Ирина упорхнет и исчезнет навсегда.
«Мы займемся им сразу после выставки», – говорил он девушке. И целовал ее в губы. В ее красные, обветренные и припухшие от бессчетных поцелуев губы.
Ирина готовила завтрак, сидела на столе рядом с мольбертом и болтала ногами. Иногда она подбирала в подъезде бесплатную газету и принималась со смехом читать объявления, теоретизируя насчет авторов и их мотивов. Время от времени она получала телефонные звонки, и тогда она могла исчезнуть на целый день. Однажды ее не было до самого утра, и Иван всю ночь писал ее портрет, растравляя себя мыслями о том, что больше его лесная фея с глазами цвета папоротника (или ведьма, это как посмотреть) не вернется к нему.
Может ли она просто встать, выйти за дверь и исчезнуть? Это было бы слишком жестоко? Люди способны на что угодно.
Иван не отвечал на звонки Натальи, не хотел разговаривать с Сережей ни о чем, кроме вещей, обсуждение которых было невозможно отменить или отсрочить. Даты открытия выставки. Фотосессия в галерее. Завтрак с потенциальными клиентами, которые хотели помимо одной из его картин купить еще немножко его самого, его богемной жизни, притвориться друзьями, поговорить о тенденциях, вместе посмеяться над чем-нибудь и похлопать друг друга по плечам. Иван делал все механически. Курс, который он преподавал, тоже подошел к концу, и ничто не мешало ему гореть в этом пламени самопознания, лжи и страсти. Каждый раз он боялся ее потерять.
Каждый раз Ирина возвращалась, заставляя его сердце стучать чаще, как отзвук поворачивающегося в двери ключа.
– Ты можешь пообещать мне, что скажешь?
– О чем? – удивилась Ирина.
– Предупредишь меня, когда решишь уйти? – попросил он как-то ночью, тихонько целуя ее волосы. Ваня обнимал Ирину, лежавшую к нему спиной. Он пытался запомнить это чувство близости ее покорного тела, впитать ее запах, отпечатать в ладонях каждый изгиб ее бедер.
– С чего ты взял, что я могу уйти вот так? – удивилась Ирина. Больше всего ее поразило, насколько точно его страх отражал ее собственный. Она повернулась к нему и запустила руки в его светлые волосы.
– Нет? – выдохнул Чемезов.
– Обещаю, – улыбнулась она. – Ты что, хочешь, чтобы я ушла?
– Я боюсь испугать тебя, если скажу, чего я хочу на самом деле. – Иван улыбнулся и притянул Ирину к себе. – Что, если я попрошу тебя остаться навсегда?
– Ты просто давно не спал ни с кем. – Ирина покачала головой. – Вот теперь тебе и мерещится всякая ерунда. Зачем я тебе?
– Не знаю, – честно ответил он. – Может, чтобы никогда не выпускать тебя из постели? Рисовать тебя голой? Опозорить тебя на весь мир?
– Я не боюсь позора, Ванька! – Ирина щелкнула его по носу и встала с постели, подошла к окну и долго стояла там, в просвете не до конца задернутых штор, глядя на уютную ночную улицу.
То утро выдалось пасмурным, весь день был дождливым, слезливым, как сентиментальная старушка. В такую погоду особенно хорошо спится, не то что в солнечные дни, когда лучи так и норовят попасть прямо в глаза, будят тебя за два часа до того момента, когда тебе нужно вставать. «Завалинка» была почти закончена. Копировать было легче, нужно было только вспоминать, что именно он чувствовал там, на Алтае, и бросать время от времени взгляд на фотографию в каталоге. Выставка открывалась через считаные дни, Сережа не трогал их с Ириной больше, и Иван чувствовал себя почти счастливым. Почти – потому что невозможно быть счастливым до конца с женщиной, которая пообещала обязательно предупредить, когда уйдет.
Особенно если ты так сильно, так всерьез в эту женщину влюбился. Идиот ты, а не боярин!
Наталья в этот раз догадалась позвонить, не стала вламываться в дом со спящими в обнимку людьми без предупреждения. Видимо, каким-то шестым чувством она предугадала, что на этот раз они могут оказаться без одежды. И хотя бывшая жена приехала без детей, видеть такое она совсем не желала. Зачем портить себе настроение?
– Мне просто нужно с тобой поговорить, – сказала она заспанному Ивану, сидя в машине напротив Ванькиных окон.
– Сейчас? – скривился тот. – Ты что, не можешь поговорить со мной по телефону?
– Нет, Чемезов, не могу. Слушай, мне не нужно много времени. Я принесла тебе сэндвич.
– Мне что-то не хочется, – пробормотал он, нащупывая в кресле свою одежду. Ирина сонно потянулась и посмотрела на него туманным взглядом человека, не до конца покинувшего свои сны. Иван склонился и поцеловал ее.
– Спи, – шепнул он.
– Что? – откликнулась в трубке Наталья.
– Это я не тебе, – бросил он. – Я сейчас открою дверь.
– Понятно, – процедила Наталья и отключилась. Это было просто возмутительно! Недопустимо, неприемлемо, невозможно – и еще сто тысяч слов с приставкой «не», которые можно было бы бросить Ивану в лицо. Сережа не стал рассказывать всего, но, как поняла Наталья из их сухого обмена фактами, Иван решил не педалировать историю с кражей. И еще – что он не хочет, чтобы Наталья лезла в это дело. Вообще, после разговора с Сергеем возникло странное и крайне неприятное чувство, что он прикрывает Ивана, что даже Сережа скрывает от нее что-то. Что за тайны мадридского двора!
– Значит, она все еще здесь! – это было первое, что он услышал от Натальи. Она зашла, чертова Мэри Поппинс, само карающее совершенство в простом светло-салатовом платье-футляре, с тонкой ниткой жемчуга на шее, с длинным красным зонтиком в руках. Само совершенство, если бы не сигарета в другой руке.
– Мы не курим в квартире, – зачем-то бросил Иван. Не иначе как просто чтобы позлить свою бывшую. Старые привычки умирают последними, причем куда позже, чем умирает любовь. Они – как умирающий пациент, лежащий в коме, физические реакции в отсутствие какой-либо живой мысли.
– С каких это пор? – фыркнула Наталья, выпуская дым ему в лицо. Иван на секунду задумался. Как-то ночью он заметил, как Ирина кашляла. Утром она вышла из кухни, стоило ему закурить. Он спросил ее, все ли хорошо и не мешает ли ей дым. Она ответила, что не мешает. Улыбнулась и сказала, чтобы Иван не беспокоился о ней. Но он вдруг понял – черт его знает почему – совершенно четко и без сомнений, что Ирине дым неприятен и что она его только терпит. Ради него. Так Ира поступает всегда. Никогда не хочет создавать проблем. Улыбается и просит не беспокоиться о ней.
Он перестал курить в квартире, стал выходить на улицу, благо для этого было достаточно сделать всего пару шагов, и по тому, как благодарно улыбалась Ира, он понял, что был прав.
– Не хочу заработать рак легких, – пожал плечами Иван, проходя в кухню. – Что ты хотела?
– Мне… я хотела тебя кое о чем попросить, Ваня, – пробормотала бывшая жена, и по ее лицу пробежала тень. Она ненавидела это, ненавидела положение, в котором оказалась, и то, что для возврата кредита ей необходимо было просить денег у Ивана. Это было – как признать свою ошибку в вопросе куда более чувствительном, чем их разрушенная любовь. Это было признанием поражения, фиаско.
– Сколько тебе нужно? – спросил Иван еще до того, как Наталья начала объяснять, зачем ей нужны деньги.
– Я знаю, ты сейчас и сам в сложном положении. Хотела бы я, чтобы мой вопрос можно было решить иначе, – пробормотала женщина, и это было чистой правдой. Она меньше всего хотела занимать деньги у своего бывшего. Деньги – это было то, в чем она была лучше его. По крайней мере, так думала. И, между прочим, так считали все, кто их знал. Иван был беззаботным гулякой, он проматывал деньги, Наталья же зарабатывала их. Как же так получилось…
– Я не спрашиваю тебя зачем. Не спрашиваю, что случилось. Я спрашиваю: сколько?
– Двадцать тысяч долларов. – Голос ее затвердел, как вода превращается в лед от холода. – И не нужно со мной так.
– Как – так? – Иван повернулся и удивленно посмотрел на Наталью. Она замолчала и отвернулась.
– Ты же любишь красную рыбу? – спросила она с фальшивой интонацией, пытаясь переменить тему. Затем она нырнула в свою красивую, объемную сумку из высветленной кожи и достала пластиковую коробку с сэндвичем. – Я взяла тебе с соусом «ранч».
– Спасибо, это лишнее. – Иван развернулся и пошел в мастерскую. Больше всего он хотел, чтобы Наталья ушла. Ее присутствие само по себе было опасностью, дестабилизирующим фактором, напоминанием о том, что за пределами их квартиры и большой постели со смятыми простынями существует реальный мир.
– Слушай, я отдам их тебе, как только мне перечислят деньги за большой контракт, – зачастила Наталья, которой категорически не нравилось то, как отстраненно и вежливо держался ее бывший.
– Я уверен в этом, – кивнул Иван, не глядя на Наталью. Он прошел в мастерскую, достал с подоконника свой портфель и повернулся к жене, набивая цифры на своем планшете. – Я могу перебросить их тебе по Интернету на карту, подойдет?
