Вот такая скособоченная картина реальности. И это при том, что все редакторы патриотических изданий, как уже сказано, еще и широко известные писатели, они и без редакторских постов имеют немалый вес в обществе. А эти? Ведь именно такие, о ком поэт сказал: «морковный кофе».. Ну кто знал бы Голембиовского без редакторского кресла! Выдерните его, и что от антропоса останется? Его сделали в «Известиях» главным в том же примечательном августе 1991 года. А ранее под эгидой Шеварднадзе, тогда главного комсомольца Грузии, он занимался коммунистическим воспитанием грузинской молодежи в газете «Молодой сталинец». За выдающиеся успехи в этом деле ещё раньше, чем самого Шеварднадзе, его взяли в Москву, в ЦК комсомола, разумеется, в Отдел пропаганды и агитации, оттуда, видимо, по причине уже далеко не комсомольского возраста — в «Известия», где через несколько лет в результате беспощадной борьбы он уселся в кресло главного редактора. И что без «Известий» стал бы теперь Голембиовский делать? Издавать газету «Молодой троцкист»? Или идти в пресс-секретари к Шеварднадзе? Или — на завалинку?
А полюбуйтесь на Гусева. Куда ему в случае чего податься? Ведь Краснопресненского райкома комсомола, где он в должности первого секретаря, может, резвее Голембиовского трудился на ниве коммунистического воспитания молодежи, теперь нет. ЦК Комсомола, где в том же Отделе пропаганды и агитации он грудью защищал идеалы коммунизма, тоже нет. Движение «Наш дом — Россия», где той же грудью пёр против коммунизма, в предсмертных судорогах откидывает копыта. Право, остается, разве что пойти бухгалтером, кладовщиком или начальником ОТК в публичный дом, перед которым у «МК» большие заслуги в деле подготовки кадров.
О Егоре Яковлеве в справочнике сказано: «Автор более двадцати книг». Следовало бы уточнить: девятнадцать из них — о Ленине. О его величии, мудрости, прозорливости и, разумеется, человечности, а также — о его презрении к оборотням всех мастей. Недаром Яковлев был сценаристом бесконечного телесериала «Ленин. Страницы жизни». Возможно, что как раз за установление абсолютного рекорда по ловкости и быстроте перебежки из стана аллилуйщиков Ленина в стан ельцинистов Яковлев получил премию «Лучший журналист Европы» и медаль папы римского Иоанна Павла Второго. Так вот, если оставить Яковлеву все его премии и медали, а к двадцати аллилуйным книгам добавить еще двадцать гипотетических книг проклятий советской власти, но отнять редакторское кресло, то мы увидим, как мыльный пузырь лопнет и на другой день люди будут спрашивать друг друга: «Вроде был какой-то пузырь. Где он?»…
Что касается Беляева, Коротича и Карпинского, то их судьбы убедительно подтверждают правильность нашей мысли о том, что все эти деятели, попавшие в справочник, без своих редакторских кресел — ничто! Нуль без палочки. В самом деле, вот Альберт Беляев. Жизнь начал, как полагается: работал слесарем, токарем, даже штурманом Мурманского пароходства. А потом ступил на комсомольско-партийную стезю, окончил Академию общественных наук при ЦК, стал доктором филологии и дошел до зам. зав. Отделом культуры ЦК КПСС. Само по себе это не беда, но он сидел там дверь в дверь с интеллектуальным фальшивомонетчиком Яковлевым. Почти 15 лет сидел! Это, конечно, не могло пройти бесследно для чистоты души и мозговых извилин. В 1986 году, решив, что Беляев уже созрел для любых злодейств, Яковлев направил его главным в «Советскую культуру». В приснопамятном 1991 году газета под руководством Беляева легко и безболезненно преобразилась в «Антисоветскую культуру». Однако доктор филологии, кавалер трех орденов Трудового Красного Знамени и ордена Октябрьской революции, говорят, по недосмотру пропустил однажды статью, в которой автор в дискуссионном порядке утверждал, будто Сталин был во время Отечественной войны Верховным главнокомандующим и что наша армия якобы взяла Берлин. За такое попустительство вольнодумству Альберта сняли с должности, лишили всех орденов да еще из докторов филологии разжаловали в кандидаты ветеринарных наук. А на его место посадили Ю. И. Белявского. Ну, обычная для наших дней «рокировочка» в духе обожаемого президента: был Беляев — стал Белявский. Азохен вэй! И где теперь этот ветеринар яковлевской выучки? Кто видел его последний раз? Молчание…
Но перейдем к Виталию Коротичу. Для него составители справочника сделали исключение. Ко времени выхода книги Коротич два года пребывал в самом дальнем зарубежье: уже к 1991 году выполнив задачу, возложенную на него Яковлевым в «Огоньке», он сиганул в США, где сумел прилепиться в качестве, представьте себе, профессора русской литературы к университету в Бостоне. Казалось бы, отрезанный ломоть. Ан нет, ему отведена целая страница… В послужном списке Коротича больше всего поражает обилие у него наград и премий. Вы только вообразите: Государственная премия СССР за книгу «Лицо ненависти» (Чье лицо? Америки, разумеется). Далее: премия Всесоюзного Ленинского комсомола, премия украинского республиканского комсомола, премии им. Шевченко, им. Островского, им. Алексея Толстого, им. Бориса Полевого, им. Фучика… Это ж каким надо быть сноровистым да ухватистым, чтобы всюду поспеть и хапнуть!.. А ведь еще и куча других наград, орденов, включая орден Октябрьской революции и какую-то статуэтку «Золотого дюка». Но не меньше, чем наград, премий, было у Коротича постов, должностей, званий. Оказывается, например, он еще и числился вице-президентом международного движения «Деятели искусства — за ядерное разоружение», и председателем комиссии по литературному наследию Корнея Чуковского (ну, с какого боку?), и сопредседателем ассоциации писателей «Апрель». К тому же был депутатом Верховного Совета и Украины, и СССР, и уж, конечно, членом КПСС чуть не с пионерских лет. Как тут не повторить вслед за великим Гоголем и невеликим Бенедиктом Сарновым: «И подивился Тарас бойкости жидовской натуры…» Коротич — это полное, исчерпывающее олицетворение всей «перестройки» и «демократии». И вот что же стало теперь с мультилауреатом, суперорденоносцем и поликресло-сидельцем? Как видно, Америке он осточертел, и пришлось возвращаться в Киев. Там сейчас работает в газете «Бульвар». Наконец-то человек нашел себя, но, увы, за это пришлось расплатиться умопомрачительной известностью.
Наконец, Лен Карпинский. Самый яркий и самый драматический случай. То ли просто не смог без должности жить, то ли сгорел на работе. Да и как не сгореть! Ведь столько лет крутился в самых высших и огнеопасных сферах: был секретарем Горьковского обкома комсомола, потом возглавлял журнал «Молодой коммунист», затем — секретарь ЦК комсомола по идеологии, культуре, печати, спорту и даже армии, дальше — заведующий Отделом пропаганды «Правды», там же — Отделом культуры и быта и т. д. Наконец, всё в том же августе 91-го недреманный Яковлев посадил его в кресло главного редактора «Московских новостей». Это был ударный батальон контрреволюции. По обилию постов и должностей с Карпинским можно сравнить в нашей истории, пожалуй, только Л. Д. Троцкого. Только вот своего персонального поезда не было.
Когда Карпинский как секретарь ЦК «курировал» множество вопросов от культуры до физкультуры, я как завотделом и член редколлегии «Молодой гвардии», можно сказать, был под его началом, он «курировал» и меня. Один эпизод «курирования», вероятно, потому, что это имело отзвук в печати, запомнился. Дело было в его цековском кабинете. Лен Вячеславович сидел в кресле и слегка покачивал ногой, закинутой на другую и обутой в модную тогда узконосую туфлю. Он был элегантен и проницателен, как Мефистофель.
— Вот вы, — говорил Мефистофель, постукивая изящным карандашиком по столу, — вы, работник молодежного журнала, интересуетесь ли песнями, что поют у нас и по радио и всюду? Нравится вам, например, песня «Все выше и выше»?
— Очень даже! — радостно ответствовал я. — Хотя там есть, пожалуй, парочка неудачных строк. Например: «творя невиданный полет». Или: «Наш каждый нерв решимостью одет». Но ведь такие промахи нередки в песнях, а их не замечают. Вот сейчас популярны песни Окуджавы. В одной из них есть такая строка: «Я в синий троллейбус сажусь на ходу…».
— Вам не нравится Окуджава?
— Нет, многие песни нравятся. Но ведь в троллейбус нельзя сесть на ходу: у них пневматические двери, они на ходу закрыты.
Секретарь ЦК пронзил меня взглядом, дернулся всем телом, издал мефистофельский смешок:
— Ну, это мелочь.
— Я и не спорю. Встречаются вещи посерьезней. Например, в песне о легендарном матросе Железняке мы слышим, что он со своим отрядом «шел на Одессу, а вышел к Херсону». Ничего себе! Верст на двести промахнулся. А ведь военный человек, моряк, должен по звездам дорогу знать. Да еще в засаду угодил, а из всего вооружения осталось несколько винтовок без патронов к ним («пробьемся штыками!») да десять гранат, о которых сказано, что это, мол, не пустяк. И с такой оснасткой он шел брать Одессу, большой город!
