– Понял-понял, – засуетился Бритый. – Сейчас стаканчики достану. Сейчас…
Через минуту стаканы, мутные оттого, что их лишь споласкивали, а не мыли, стояли на столе. Рядом свежевскрытая банка с килькой в томате.
– Где откопал? – радостно удивился Шнапс, вожделенно уставившись на кильку.
– Ребята угостили, что тачки здесь расчленяют.
– Тебе такая рыбка уже, пожалуй, не на пользу, – заметил авторитет, усаживаясь за стол.
– Э, мне теперь вода кипяченая и то во вред! – отмахнулся Бритый и открыл бутылку.
Выпили.
– Так вот, дело у меня такое, – начал деловой разговор Шнапс. – Ты, как я знаю, корешился со Скользким?
– Было, – кивнул Бритый, на секунду скрыв синий шрам над ухом, за который и получил свою кличку.
– Ты говорил как-то, что Скользкий якшался с каким-то ментом из муровских…
– Не помню…
– Не сторожись, я не на понт тебя беру.
– А зачем?
– Надо. А ты если будешь очень любопытным, уволишься по статье за пьянство и кончишь жизнь в подвале. Понял?
– Чего ж не понять, – буркнул уязвленный и оробевший уголовник.
– Повторить вопрос?
– Помню. Были у него контакты, чего уж теперь…
– С кем?
– Да, кажись, запамятовал…
– Не советую, Бритый, хвостом крутить!
– Я не кручу – вспоминаю!
– Ну?
– Был майор, не то Рожнов, не то Резнов фамилия. Только вроде как уволился из органов в частную контору. Скользкий базлал…
– Ладно, разберемся.
Шнапс щедро подлил в стаканы, оглядел стол и спросил:
– У тебя луковицы нету случайно?
– Щас посмотрим, – засуетился Бритый.
Пока он рылся на полке, Шнапс молниеносным движением капнул в стакан собутыльника несколько прозрачных капель из маленького, утопающего в кулаке пузырька.
Вернулся Бритый.
– Нашел-таки небольшенькую!
– Вот и спасибо. Для меня первое дело – водку луковицей загрызть, на Севере приохотился, – крякнул Шнапс.
– Оно да, витамин!
– Ну, за воровскую удачу!
Такой тост Бритый не мог пропустить, поэтому выпил залпом.
Шнапс, выслушивая бессвязную старческую болтовню, терпеливо ждал того момента, когда начнет действовать влитый Бритому в стакан клофелин. Когда старик окончательно вырубился, Шнапс подхватил под мышки тщедушное тело и выволок его из комнаты-сторожки во двор. Там, справа от основного здания, зиял котлован. На дне огромной ямы уже положили фундамент и ощетинили его арматурой для предстоящих монтажных работ.
Шнапс остановился у края котлована, быстрыми от наплывающей брезгливости движениями расстегнул ширинку на брюках безвольно обвисшего Бритого. Посмотрел вниз – хорошо ли упадет тело – и легонько столкнул Бритого вниз. Через мгновение из недр котлована послышался шорох, затем жутковатый треск и хрипение. Шнапс включил фонарик и посмотрел вниз. Тело Бритого висело насаженное на прутья арматуры. Голова его запрокинулась, из открытого рта струилась черная кровь, руки подергивались в предсмертной агонии. Шнапс сплюнул и вернулся в сторожку. Принесенную бутылку он разбил об угол сторожки. На столе хватало пустых бутылок с отпечатками пальцев одного Бритого.
Утром Шнапс созвонился со знакомым ментом из Центрального округа, и тот сообщил ему, что в МУРе майора Резнова нет, но есть начальник МУРа полковник Грязнов, который действительно работал в частном сыске.
– Ни хрена себе другана нашел Скользкий! – положив трубку, присвистнул Шнапс.
По постановлению следователя Турецкого, в почтовом отделении, обслуживающем дом, где ранее проживал Олег Колобов, обязаны были задерживать любую корреспонденцию, поступающую на это имя, и сообщать об этом «важняку».
Работницы на сортировке внимательно просматривали почту. Но писем на имя Колобова не было.
Сегодня, как обычно, женщины в синих халатах разбирали привезенную с Главпочтамта корреспонденцию. В последние годы эта работа не была такой напряженной, как раньше. Полтора десятка лет назад, скажем на время летних отпусков, приходилось приглашать на работу студентов и старшеклассников – такой был наплыв писем. Он не иссякал и осенью. Теперь же потихоньку, без напряга справлялись сами. Что делать: факсы и короткие телефонные информации вытеснили из нашей жизни эпистолярный жанр.
На сортировку вошла изможденная женщина с мешками под глазами, что красноречиво говорило о постоянных возлияниях. Поздоровавшись, она взяла немногочисленные газеты, которые жильцы района получали по подписке, и перебрала пальцами полтора десятка писем. Она-то и обнаружила послание мертвецу.
– Эй, бабы! В семнадцатой квартире давно уже Колобов не живет! Че вы мне его суете?
– Кого?
– Да письмо! Угрохали того Колобова да и сожгли в машине. Или не помните? У меня мозги наполовину отпиты, наполовину отбиты – и то помню!
– Да, в самом деле, – вспомнила старшая сортировщица. – И что с ним теперь делать? В мусорницу?
– Может, какая родня есть?
– Кто ж ее искать будет?
– Откуда письмо-то, – догадался кто-то спросить.
Почтальон взглянула на обратный адрес.
– Ну конечно, кто такому хвату писать будет, кроме дружков. Из тюрьмы письмо.
Тут– то старшая и вспомнила о постановлении прокуратуры, лежащем на столе начальника почтового отделения.
– Давай письмо сюда, – сказала она. – Я знаю, что с ним делать: его надо передать шефу!
В кабинет Турецкого зашел Меркулов.
– Как дела, Александр? – поприветствовал он следователя.
– Как дела, как дела… Как сажа бела!
Минут через пять в кабинет Турецкого вошли Грязнов и Яковлев. Полковник осунулся и даже несколько постарел. Смерть Никиты Бодрова и неустанные поиски убийц укатали вечного балагура и хохмача. Даже подполковник Яковлев на его фоне выглядел сейчас классным остряком, хотя никогда этим качеством не блистал.
– Ну что у вас нового? – спросил Турецкий.
– Да ни хрена! Все глухо. В лучших традициях прежнего КГБ.
– Намекаешь, что это их работа, Слава? – насторожился Турецкий.
– Не намекаю, а пришел к такому выводу, – кивнул Грязнов.
– Да, судя по тому, что успел мне сказать Никита, этот тип, который его мучил, из старого КГБ, – вставил Яковлев. – Видно птицу по полету. Да, вспомнил! – добавил Яковлев. – Никита успел сказать мне, что у этого типа какие-то белые пятна под глазами. Примета яркая…
– Да, Бог шельму метит, – кивнул Турецкий. – Эти пятна появляются на лице в результате сильных нервных потрясений. Возьмем сей факт на заметку.
– Из КГБ он или нет, но сработал четко, – пожал плечами Меркулов.
– Куда уж четче. Скользкий еще не успел мне рукой махнуть, а Лечо лишь по золотой цепи да по коронкам опознали, – подтвердил Яковлев.
– Ну а у тебя как дела? – обратился Грязнов к следователю.
– Не лучшим образом. Вынес постановление о наложении ареста на счета «Кононга» и «Каскада». Вот жду высочайшего позволения. Генеральный прокурор сказал, что только он может санкционировать все мои постановления. Хотя мои постановления должен санкционировать Меркулов.
Константин Дмитриевич кашлянул и негромко сказал:
– Само дело неординарное: убит человек, пользовавшийся вниманием Президента.
Все посмотрели на государственного советника юстиции первого класса.
– Ты что-то знаешь? – спросил Турецкий.
– Да. Генеральный просил меня передать тебе, Саша, что он не находит достаточных оснований для санкционирования твоего постановления. Одним словом, генеральный очень обеспокоен развитием событий. Кстати, я полностью согласен с генеральным…
– Все это лишь очередное подтверждение того, что ниточка тянется далеко наверх, – заметил Грязнов.
– Почему? Какие у тебя основания так считать? – спросил Меркулов.
– Потому что бандитам не было никакого смысла устраивать такую разборку. Иное дело, если бы на стрелку приехал кто-нибудь один из авторитетов, тогда понятно: убрали конкурента и всех, кто оказался рядом. Но убили-то обоих, а третьей бригады по оперативным данным не имеется. Нет. Тут совсем другое дело. Мы знаем, что в подсобке у Лечо, а потом и на даче с Никитой разговаривал какой-то мужик, который и мучил Никиту. Так вот, среди погибших есть тот самый мужик, но выяснилось, что погибший русский числился водителем в фирме «Каскад». И это само по себе любопытно: водитель «Каскада» засвечивается в качестве водителя Ваграма! Но вернусь к этому мужику. Контрразведчик, как он себя обозвал, на стрелку не поехал. Можно предположить, что он занимается более серьезными делами, чем автомафия. Знает что-то о МУРе, осведомлен о ходе следствия… Словом, я считаю, что он вполне мог бы возглавить ту, третью, бригаду, открывшую огонь из засады…
– Все это надо проверять, – буркнул Меркулов и, обращаясь к Турецкому, спросил: – А ты пробовал выяснить, что связывает группировку Лечо и концерн «Кононг»?
– Конечно, выяснил, Костя. Чисто экономический интерес. Лечо осуществлял свои торгово-закупочные операции через «Кононг», оставляя им определенный процент. Сотрудничали, так сказать.
