– Конечно, выяснил, Костя. Чисто экономический интерес. Лечо осуществлял свои торгово-закупочные операции через «Кононг», оставляя им определенный процент. Сотрудничали, так сказать.
– Понятно. А кто-нибудь из этих бандитов знает, кто и зачем встречался с Бодровым? – поинтересовался Меркулов.
– Нет. У них дисциплина: что не надо знать, того не знают. Один Лечо знал, но… – развел руками Турецкий.
– А когда мужик этот приехал? До того, как привезли Никиту, или после?
– Почти одновременно. А что? – спросил Турецкий.
– Да как-то вокруг этой фигуры «контрразведчика» все накручиваться стало…
– А мне вот, Костя, хотелось бы знать, не по просьбе ли Тураева Бодрова прихватили? Может быть, этот «контрразведчик» искал возможность выйти на кого-нибудь из нашей епархии. Скажем, для покупки информации или всучивания компромата на конкурентов. А также допускаю, что его цель была предостеречь нас от излишнего любопытства. Но ничего, мы еще до них доберемся, – повысил голос Турецкий. – Не на тех нарвались, подонки!
– Не кипятись, Саша, – осадил его Меркулов. – А то все в месть за друга превратим.
– А что! Одно другому не мешает! – сурово отозвался Яковлев.
В разговор вклинился Грязнов:
– Вот что мне еще непонятно: когда я начал переговоры со Скользким, то лишь один раз позвонил по телефону его марухе. Потом все разговоры велись только через пейджер или по мобильному телефону. О месте встречи договорились за сорок минут до стрелки. Ума не приложу, как эта третья бригада узнала, где нас найти? Хвоста точно не было. Да если бы и шли за нами, то не успели бы развернуться в боевой порядок. Значит, хоть пять минут, но они нас уже поджидали на позиции. Да и среди кавказцев на стрелке погиб не тот русский, который допрашивал Никиту.
Муровцы в расстроенных чувствах вернулись в свою контору и разошлись по кабинетам.
После похорон Никиты полковника Грязнова не покидало чувство вины за гибель молодого сыскаря. Никто его ни за глаза, ни в глаза не обвинял, но сам он знал, что это его вина… Тревожило его и все нарастающее напряжение вокруг дела Иванова. Он был уверен, что все шаги Турецкого и МУРа кем-то предугадываются. Но кто эти люди? Тот, неизвестный, или целая группа, которая опережала в своих действиях розыскников и «важняка»?
Одно было ясно Грязнову, что невидимый пока противник или денег имеет немерено, или свободно расхаживает по коридорам высшей власти. Скорее, и то и другое вместе. Из всего этого напрашивался грустный вывод: раскрыть это дело с большим количеством трупов трудно. К тому же участники следственной оперативной группы постоянно рискуют пополнить печальный список жертв.
Зазвонил телефон. С тревожным чувством Грязнов поднял трубку.
Услышав голос своего племянника Дениса, который после его ухода возглавил частное сыскное агентство «Глория», Грязнов облегченно вздохнул.
– Ты что такой смурной, дядя Слава? – забеспокоился Денис.
– Да так, есть проблемы. А у вас как?
– Да тоже проблем хватает, а тебя нет, – скаламбурил Денис.
– Подожди немного. Разгребусь с одним дельцем и вернусь, – заверил Грязнов.
Денис дал понять, что у него сидит человек, который хочет встретиться с Грязновым.
– Сейчас приеду, – согласился Грязнов. – Но запомни, Денис, моя жизнь должна быть надежно защищена.
В офисе сыскного агентства «Глория», казалось, ничто не изменилось. Та же мебель, те же стены.
Денис встретил Грязнова на пороге. Он сначала провел его к себе в кабинет и налил в маленькие, с наперсток, рюмки коньяку.
– Поговорил бы ты со своими, дядя Слава, а то житья нет. Когда начинали, еще ничего было, а теперь не продохнуть, – пожаловался Денис.
– Не совсем понял, кого ты имеешь в виду?
– Да уголовку. И местную и РУОП – все считают нужным выпендриться, а то и дорогу перейти.
– Их можно понять. Вы выбираете дела, которыми хотите заниматься, у вас и гонорары бывают повыше их зарплаты…
– Бывают и пониже! – заметил Денис.
– Об этом они не хотят знать. Но они знают, что им не приходится выбирать, чем заниматься, и платят им «огромнейшие» оклады. Завидуют тебе, понимаешь?
– Понимаю, но нам от этого не легче.
– За этим и позвал?
– Нет. Просто пожаловаться некому, вот и ляпнул…
– Ладно, при случае проведу беседу.
– Позвал тебя вот зачем. Пришел человек, тебя ищет.
– Кто он?
– Темный. Думаю, сидевший. Спросил, работаешь ты тут или нет. Говорю: нет. Тогда он сразу про МУР твой вспомнил. Вижу, человек осведомленный. Спрашиваю осторожно: он вас знает? Нет, говорит, но он знал Скользкого.
Денис вопросительно взглянул на Грязнова.
– Знал, – согласился полковник.
– Так вот, он говорит, что кое-что знает про то, как убивали Скользкого и твоего человека.
– Да? И где он? – заинтересовался начальник МУРа.
– Сидит в комнате для посетителей, благо таковых негусто.
– Ну пошли поглядим.
– Не жалеешь, что ушел? У нас-то стрельбы не было.
– Сейчас не время толковать. Веди к этому темному.
Денис пожал плечами и пошел вперед. Он проводил Грязнова до двери и, оставшись в коридоре, шепнул:
– Если что, кричи. Мои ребята рядом.
– Еще чего! – усмехнулся полковник и резко открыл дверь.
Харя, конечно, бандитская, сразу отметил он, оглядев вставшего при его появлении мужчину.
Они не подали друг другу руки. Оба имели кое-какой опыт и сразу поняли, кто есть кто. Прежде времени тянуть руку для пожатия не позволяла корпоративная честь.
– Добрый день. Я Грязнов.
– Здорово. Я Шнапс. Слыхал?
– Положено слышать. Адъютант Скользкого, – кивнул Грязнов.
– Уже не адъютант! – как ни старался Шнапс, а самодовольства скрыть не удалось.
– Ах да. Король умер – да здравствует король!
– Чего?
– Пословица английская.
– А, ну да.
– И что же тебе надо, Шнапс?
– Чтоб твои волкодавы успокоились. Ты же понимаешь, что на нас нет крови твоего оперка.
– Мало ли что я понимаю. Мне доказательства нужны.
– Доказательства! Мы что, отморозки, ради какого-то оперка авторитета гасить!
– Ради власти и не на такие жертвы идут. К тому же удачно получилось: заодно и конкурента Лечо на куски разнесли.
– Не наша работа, Грязнов! Ты и сам это знаешь, только понты кидаешь.
– Ну допустим. Но если ты пришел только это сказать, уверяю – риск напрасный. На слово я тебе не поверю. Ты лишь замажешься перед своими, что со мной встретился, и на правилку пойдешь.
– Не пугай! Мне невелик кайф с тобой якшаться, но за мной люди, я за них теперь отвечаю, а вы житья им не даете.
– И не дадим, если порядка не будет. Что хотел сказать, кроме жалоб?
– Могу наколку дать. Мои ребята ехали по тревоге Скользкого спасать, да не успели, но одну подозрительную тачку заметили. Погнались так, на всякий случай, а оттуда из помповика моим в радиатор как пальнули, так машинка и сдохла. Вот тут записаны марка, цвет и номер…
Шнапс протянул Славе листок с немудреным текстом.
– Спасибо, – совершенно искренне сказал полковник.
– За спасибо на маршрутке не доедешь! – усмехнулся Шнапс.
– Тебе ли, крутому, за маршрутку переживать? – в тон ему ответил Грязнов, пряча записку в карман пиджака.
– Не потеряешь?
– Я запомнил.
– Александр Борисович, вам с почты письмо передали.
Турецкий поднял усталые глаза на секретаршу следственной части.
– С какой почты? Какое письмо?
– С нашей почты, московской, – терпеливо уточнила секретарша. – Сказали, что вы дали распоряжение письма изымать.
– Давайте.
Следователь взял порядком измятый от долгих странствий конверт, прочел, кому адресовано послание, и вскрыл. Довольно интеллигентным почерком были начертаны предложения, пестревшие блатными словечками: «Привет, братан! Пишет тебе Остап. Ты там, наверное, арбузы у аров покупаешь и с шампусиком трескаешь, а мы тут ханку жрем, да и то раз в день. Больше хозяин выбить не может, потому что работы нет. На грев от местных особо рассчитывать не приходится. Народу мало, а понятливого и того меньше. Сам понимаешь, мишка из берлоги передачку не притаранит. Поэтому у воров тоже брюханку подвело. Тем только и хорохоримся, что одежки у нас поприличнее да лопаты в руки не берем. Ты, Олежка, наверное, тачку себе надыбал и раскатываешь с марами по белокаменной. Но, как говорится, дай тебе Бог. У меня к тебе просьба, Олежка. Навести эту сучку еще разок. Я ведь ни ее, ни тебя по делу не потянул, пошел паровозом без вагончиков за всю гастроль. Она, сука, божилась тогда, что пол-Черкизовского мясокомбината для меня вывезет, только бы я все на себя взял. Я не фуфло, и так бы групповуху лепить не стал, но она обещала, а обещалка ее не очень-то меня греет. Пригрози ей от моего имени, что, если грева не будет, заговорю. Есть еще, что вспомнить. Да и ты, Олежка, если тебе не западло другану помочь, подсуетился бы с посылочкой. Ну будь. Всегда твой братан Остап».