Ангелина сделала небольшую паузу. Видимо, хотела уяснить, какое впечатление произвели на Грязнова ее последние фразы. Но Грязнов с невозмутимым видом записывал ее показания.
Ангелина закурила и продолжала повествование:
– И вот пришел Олег Колобов и сразу начал грозить, ругаться. Мы с мужем переглянулись и поняли друг друга без слов. Мы не стали с ним ругаться, а угостили рэкетира дорогим коньяком. И он клюнул. А в коньяк я ему клофелина накапала. Когда рэкетир вырубился, Юра его и задушил.
Ангелина замолчала.
Грязнов, дописав страницу, поднял на Иванову глаза.
– Все? – спросил он.
– Не совсем. Они же все равно не успокоились!
– Кто?
– Концерн этот, «Кононг», да и фирма «Каскад» тоже…
– Что же им надо?
– А я знаю? Следили за мной все утро, потом приезжаю домой, а они уже там все переворачивают! Лопухнулись, дверь забыли закрыть – я и убежала… Пересидеть мне надо…
– Пересидеть? А если прочно сесть придется?
– Сидеть – не в гробу лежать, – огрызнулась Ангелина. – Если до суда дойдет, как-нибудь выкарабкаюсь… Такая кампания пойдет в защиту гласности – только держись.
– Ладно-ладно, – перебил ее Грязнов, – давайте-ка, мадам, оформим подписку о невыезде.
– Э-э нет. Мне, наоборот, под замок теперь надо, – усмехнулась Ангелина.
– Сначала мадам, я вас свожу к следователю по особо важным делам Турецкому, а он уж решит вашу судьбу, – поставил точку в протоколе и в разговоре Грязнов.
В кабинете Турецкого Иванова вела себя уже более уравновешенно.
– Вы поступили мудро, – ободрил ее Александр Борисович.
– Какая, к черту, мудрость. Если вы меня не спрячете, эти коммерсанты в два счета меня угрохают, – вновь занервничала она. – А если мне капут, то дело, которое вы раскручиваете по Иванову, развалится напрочь.
– Это почему же? – спокойно спросил следователь.
– Потому что, по моим сведениям, очевидцев, кроме меня, не имеется!
– Но следствие еще не закончено, мадам, – урезонил ее Турецкий. – Прошу вас отвечать на мои вопросы. Чем правдивее будут ответы, тем больше у вас появится шансов сохранить свою драгоценную жизнь, – добавил он, придвинув к себе бланк протокола допроса. – Про кассету я вас не буду спрашивать, понимаю, что это ваш последний козырь в игре, хотя экспромт не исключаю, – сказал Турецкий.
Ангелина согласно кивнула. Потом она рассказала следователю то же, что и Грязнову полчаса назад. После небольшой паузы Турецкий спросил:
– Кому в Москве вы звонили и передали информацию, что оперативная группа во главе с подполковником Яковлевым выехала к доктору Чижу?
Ангелина долго молчала, потом закурила и, нервно затянувшись, бросила:
– Тураеву я тогда звонила.
– Лжете, Ангелина! – повысил голос Турецкий. – Вы звонили дяде Боре, а уж он отдал приказ Тураеву сопровождать незваных гостей до дома отдыха, где работал доктор Чиж, и далее до охотничьего домика, где было совершено зверское убийство вашего мужа. Далее вы сообщили через Людмилу Семенову этому же дяде Боре, что все гости остались довольны, кроме хозяина, но это дело времени. Вы как бы попросили дядю Борю избавить вас и от этого свидетеля, что вскоре и произошло. Все эти услуги дядя Боря оказывает вам, а вернее, оказывал до сегодняшнего дня в надежде, что вы вернете ему кассету с фильмом, который бы он не хотел видеть ни на нашем, ни на зарубежном телевидении.
– Людка Семенова проболталась? Шлюха! – взвизгнула Ангелина.
– Нет. Просто ее телефон давно прослушивается.
– Господи! Как же вы на нее-то вышли?! – вытаращила удивленные глаза Ангелина. – Ведь она нигде с нами не засвечивалась!
– Успокойтесь, Ангелина, на вопросы должны отвечать вы, – перебил ее следователь.
– Теперь самое время спросить вас, кто такой дядя Боря?
Ангелина смертельно побледнела и судорожными движениями стала пытаться прикурить очередную сигарету.
– Если я это скажу, меня убьют и в тюрьме, – тихо, с отчаянием в голосе выдавила она.
– Я вам помогу, – не давая ей расслабиться, вставил Турецкий. – Это член Генштаба генерал Борис Авдеев. Тураев, Колобов и покойный Семенов, отец Людмилы, – его бывшие сослуживцы по ЗГВ.
Ангелина напряженно молчала. Больше Турецкий не подстегивал ее. Прошло несколько минут. Иванова затушила сигарету и сказала:
– А если я откажусь подтверждать это?
– Тогда мы возьмем с вас подписку о невыезде и – до свидания! – спокойно ответил «важняк».
– Ладно, я подтверждаю эти сведения и подпишу протокол, но я не знаю, кому звонил Авдеев, – махнула рукой Ангелина, и зрачки ее сверкнули дико.
Вернувшись с Ангелиной в МУР, Грязнов крякнул и задумчиво посмотрел в окно кабинета.
– Что задумался, начальник? – иронично улыбнулась Ангелина. – Теперь вам надо беречь меня, как собственную потенцию.
– Ладно, пока помолчите, – прервал ее Грязнов. Он еще раз просмотрел постановление на арест Ивановой, выписанное Турецким и подписанное прокурором. – Посидите пока в нашей внутренней тюрьме, – добавил он.
– Спасибо, начальник! Я далеко от вас сейчас боюсь находиться. Я где-то читала, что в следственных изоляторах есть коммерческие камеры. Это правда?
– У нас в изоляторе на Петровке, 38, камеры обычные: нары в три яруса и параша в углу, – сухо проинформировал Грязнов. Он проводил Ангелину во двор, где находилась внутренняя тюрьма. Дежурный по изолятору выписал соответствующий документ, Грязнов его подписал и вернулся к себе в МУР. Дежурный проинформировал его, что никаких звонков ему не было. Грязнов уселся в кресло и стал ждать звонка от подруги Скользкого. Как там Никита? – Грязнов мучительно переживал за молодого муровца.
Револьвер смачно цокнул бойком вхолостую. Этот звук вывел Людмилу из шокового состояния. Она встрепенулась и вскрикнула:
– Что вы делаете! Прекратите этот кошмар!
– Заткни ей пасть, – приказал незнакомец Ваграму.
Кавказец быстро подошел к девице и что-то шепнул ей на ухо. Людмила кивнула и неподвижно застыла на стуле, смотря на Никиту, а вернее, на его руку с пистолетом.
Никита вошел в роль – он взял пистолет за ствол и протянул его Ваграму со словами:
– Господа, проверните барабан, кино продолжается.
Ваграм крутнул барабан и, вернув пистолет Никите, боком отошел в сторону.
– А эту ставку, господа, я посвящаю даме своего сердца, Людмиле, – улыбаясь во весь рот, воскликнул Никита и резко, приставив пистолет к виску, спустил курок. Второй холостой щелчок заставил вздрогнуть всех боевиков. На этот раз они ожидали выстрела. Ваграм опять провернул барабан. Боевики таращили на Никиту удивленные глаза. У них было ощущение, что в руках пленника игрушка, а не настоящий пистолет.
Никита улыбался. На его лице не было и тени страха или хотя бы напряжения.
– У него чердак поехал, – сказал незнакомец Ваграму.
– Нет, господа, я вполне в своем уме, – возразил Никита. – Должен же я хоть в чем-то сдержать перед вами слово. В каком-то американском фильме я видел, что за такие выступления платят бешеные бабки. Мне жаль только одного, что я работаю бесплатно. Эту ставку я посвящаю моим друзьям, которые сейчас наверняка думают обо мне. Кадр номер три! – воскликнул он, и в третий раз боек пистолета щелкнул вхолостую.
– Прэкраты эта! – крикнул Ваграм незнакомцу. – Он нам пэчень клует. Издывается.
У кавказца явно сдали нервы. Его можно было понять. Проворачивать барабан пистолета приходилось ему, и он каждый раз ожидал, что Никита пальнет в него. Что можно ожидать от человека, который находится в такой ситуации и смерти не боится?
– Подожди, Ваграм, у нас еще есть время, – глянув на часы, успокоил горца незнакомец. – Где ты еще такое кино посмотришь? Он уже всех америкашек перещеголял. Хочешь выпить, Никита, за то, что ты такой счастливчик? – искренне предложил незнакомец.
– Спасибо, но я на службе не пью, – кашлянув для солидности, соврал Никита.
– Ну ты даешь, парень, – хмыкнул незнакомец и опрокинул очередную рюмку коньяку.
– Пользуясь небольшой паузой, хочу задать зрителям один вопрос, – сказал Никита.
– Задавай.
– Кто я, вы знаете. А вот вы-то кто такие? Скажите мне, ради Бога, а то я от любопытства скорее помру, чем от пули.
– Резонно, – отозвался незнакомец. – Ты, конечно, Никита, рассудил, что мы бандиты. Нет, дорогой, мы контрразведка президента, но не официального, конечно, а другого президента России, наделенного столь же большой властью и заботящегося о народе своем.
– Тьфу, черт! – расхохотался Никита. – А я-то думаю, что это мы так хреново живем. Оказывается, два медведя в одной берлоге… Ох-хо-хо! А розыск у него есть?
Боевики молча смотрели на него как на сумасшедшего.
– Кому же четвертую ставку посвятить? – вертя пистолет в руке, глубокомысленно произнес Никита. А, придумал! Четвертую ставку, господа, я посвящаю отечественному кино – лучшему кино в мире. Итак, кадр четвертый! – резко произнес он и приставил пистолет к виску.
