— Ну… э… — позор, никакой фантазии.
— Не обращайте внимание, — уверенно вступаю, — такое часто происходит, к сожалению.
Все переводят взгляд на меня.
— То, что ты сногсшибательна, иногда в буквальном смысле, я уже убедился, — звучит тихое совсем рядом, — но чтобы вот так сразу и на расстоянии?
Показательно тяжело вздыхаю.
— Я из сильного змеиного рода, — говорю, понимая, что на локальное землетрясение падение своей будущей свекрови не спишу уже даже я, — мы принадлежим к той же ветви, что и императорский род, поэтому меня часто принимают за его представительницу.
— Что значит «принадлежим к той же ветви»? — с неопределившейся еще пока интонацией спрашивает Главнокомандующий Дед.
— Я из изумрудных змей, — спокойно поясняю.
Необразованная тишина стала мне ответом.
— Это явно значит что-то крутое верно? — неуверенно спрашивает некий представитель молодого поколения этой семьи, имя которого я конечно же не запомнила.
— Не то чтобы прям очень, — безбожно вру, краем глаза замечая, как всё шире и шире распахиваются глаза моей почти свекрови, — но я посильнее многих змей, это правда.
— Это мы уже как раз поняли, — тон Деда определился и стал прохладно-вежливым. — Кариса, ты не хочешь встать, нет?
Глаза Карисы распахиваются еще шире, хотя казалось, куда бы уже, но глаза большие, красивые, распахивать есть куда, и её молящий о в буквальном смысле знаке свыше взгляд летит точно в меня.
Надо что-то делать с образовательной программой нашего королевства, у них же так вообще мозгов не останется.
— Встань, — едва слышно шиплю на змеином, и молодая женщина, которой на вид не дашь больше двадцати пяти человеческих лет, стремительно поднимается.
Образование.
Да.
Надо заняться.
— Могу я поговорить с леди Карисой наедине? — учтиво спрашиваю сразу у всех присутствующих. — Это касается Кейна.
— Мы тоже имеем право…
— И никак не касается вас, — добавляю.
Наверное, если бы не недавнее свёкропадение, меня бы никто сейчас не послушал, но вид кидающейся на колени леди и информация о таинственных изумрудных змеях явно произвела нужное впечатление.
Хоть и без особо энтузиазма все последовали на выход.
— Помни, пожалуйста, что, как бы то ни было, она моя мать, — шепнул напоследок Андриан, даже не попытавшийся оспорить мое решение.
Провожаю его грустным взглядом. Наверное, во мне таки проснулась та самая пресловутая женская логика, но почему-то очень хотелось, чтобы он рвал, метал и настаивал, чтобы я выдала ему все свои секреты.
Может быть, потому что выдать их хотелось очень.
Особенно с учетом того, что я одна из двух существ нашего королевства, которые в принципе имеют право это сделать.
Оставшись наедине с дрожащей Карисой, я испытывала едва ли не самые противоречивые эмоции в своей жизни. С одной стороны, это возможно моя будущая свекровь, которую надо чтить, любить и не травить, а с другой, моя очень, ну очень, прям очень-очень проштрафившаяся поданная.
И как в таком случае с ней разговаривать?
— Ты же понимаешь, что я хочу тебе сказать? — решила предоставить право её фантазии начать наш разговор.
— Я… я… я так виновата, ваше высочество! — сбивчиво проговаривает змея, и у нас снова случается локальное свёкропадение.
Нервно оглядываюсь. Если подслушать нас точно не подслушают, не родились еще такие слухачи, которые змей научились понимать, то вот подсмотреть за нами могут запросто.
— Да встань, — шиплю и недосвекровь тут же вскакивает, — и не падай больше, я тебя прошу, обопрись там на что-нибудь, я не знаю…
Свекровь опирается попой о диван. Садится то есть.
Тоже присаживаюсь в ближайшее кресло, чтобы не провоцировать лишний раз дальнейшие неконтролируемые падения.
— Так и в чем же твоя вина? — спрашиваю так, словно знаю все ее тайны, хотя на самом деле испытываю смутные сомнения в том, что именно она считает своей виной.
— Я… простите меня, я связалась с драконом, я опозорила свой род, я не посмела донести о своем браке и о родившемся сыне со змеиными генами…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Люблю, когда жертвы сами дают краткую сводку своих прегрешений.
— Ты не помогала Кейну, — цежу её главное преступление, которое после определенных событий не самого далекого прошлого, карается в нашей стране крайне жестоко.
Змея побледнела.
— Он выродок, — выдыхает, — для таких как он нет ничего более естественного, чем смерть.
Как она не ценит свою жизнь, однако.
— То есть приказы моей семьи для тебя не указ? — спрашиваю ну с очень толстым намеком на ее скорую кончину.
Змея упрямо сжимает губы и опускает взгляд.
— Все понимают вашу сентиментальность, — глухо, со скрытой злостью произносит, — но такие как он уничтожались тысячелетиями. С чего вдруг один приказ и одна жизнь должны были изменить отношение всей нашей расы?
Нда, вот ровно тот случай, когда убить проще, чем объяснить.
— У тебя сейчас только два варианта, песчаная, — говорю задумчиво, — либо ты каешься во всех своих грехах и начинаешь добровольно отдавать энергию сыну, либо я забираю тебя на прямой суд. Как ты понимаешь, судить тебя будет мой род и живой ты с этого суда вернешься вряд ли.
Резкий выдох стал мне ответом.
— Я попробую, — цедит змея, — но не уверена, что ему хоть что-то поможет, ваши теории…
— Вполне обоснованы, — обрываю, — и подтверждены практикой, с которой ты, по-видимому, даже не потрудилась ознакомиться.
— Я виновна лишь в сокрытии своих поступков, но не в том, что не попыталась воспротивиться естественному ходу событий!
— Ты законы давно читала? — меланхолично спрашиваю. — Вы там, товарищи поданные, их хоть раз в пятьдесят лет почитывайте, много нового можно узнать. Пару строчек я даже лично писала, а у меня очень легкий слог, рекомендую.
Змея, опомнившись, вновь опускает голову.
— Простите, ваше высочество. Я сделаю так, как вы скажете.
— Для начала расскажи, как ты вообще попала в эту семью, — так и хотелось добавить «сестра по несчастью», но надо держать образ высокопоставленной буки, я же сама суровость.
— Я… думала, что влюбилась.
— С учетом того, что это был дракон, звучит противоречиво: ты либо думала, либо влюбилась.
— Влюбилась, — змея опускает голову еще ниже, — но я не хотела замуж, честно! — Как я тебя понимаю. — Я заигралась, не уследила, а потом эта беременность и его требование, и требование его отца… Они заставили меня!
— И сколько же ноликов в суммах, которые тебя заставили?
— Семь было точно, — звучит покаянное.
Нда.
Потрясающее создание.
Взгляд скользит по стройной фигуре очерчивает тонкие черты лица красивой блондинки, рефлекторно пытаясь найти в ней черты ее сына или хотя бы почившую совесть. Но не находят. Красивая, но пустая змейка, коих так много среди моих соплеменниц, не заслуживает ни наказания, ни поощрения. И мне отчего-то как никогда стыдно и горько, что Андриан увидел нашу расу именно такой, именно на её примере. Да, мы противоречивы, легкомысленны, часто малодушны, но этой семье, как в наказание, досталась представительница одного из самых слабых как душой, так и телом родов.
Песчаные желтые маленькие змейки не созданы ни для чего в этой жизни, кроме получения сиюминутных удовольствий. Они трудно обучаемы, легковерны, пассивны, почти начисто лишены змеиного коварства и, что уж там, довольно глупы.
Безалаберность, почти полное неприятие ответственности, подверженность сиюминутным эмоциям — всё это давало более чем ожидаемый результат в виде полностью отсутствующего материнского инстинкта. Такие змеи часто бросают потомство, не дождавшись их полного созревания.
Отсюда возникает и извечная дилемма нашего рода: если это в их природе, как мы можем за такое наказывать?
Мы и не наказывали. Оттого наша судебная система и стала буквально-таки мистическим явлением. Все подозревали, что она есть, но никто никогда вживую не видел.
