и смотрю, как он глядит в никуда… Константин Васильевич тряхнул головой и улыбнулся одними губами.
– Ну, что же, давай поговорим. Как мама?
– Отлично. А бабушка умерла полгода назад.
– Да, я знаю. Мне написали… общие знакомые.
Вот могу поклясться, и здесь торчат уши господина Каменцева!
– Но на похоронах вы не были, – кивнула я. – Там вообще немного было народу.
– Ты просто не видела, – он снова улыбнулся. – Я в стороне стоял. Подойти не решился, довольно вам обеим было потрясений на этот день.
– А общие знакомые – это кто? – спросила я всё-таки.
– Да неважно, – махнул рукой господин Голубев.
Ну убейте, не могу я его называть отцом! Не идёт на язык это слово.
Ужасно хотелось встать, попрощаться и уйти, но ещё вопрос я должна была задать.
– Я хотела попросить вас рассказать мне о некоторых вещах.
– Ну-у, давай попробую. Если мне что-то известно…
– Для начала о семейных способностях, бабушка ведь ими владела, но не пользовалась, так?
Он поперхнулся.
– О чём? Прости, девочка, но тут я тебе помочь ничем не могу. Просто даже не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Понятно, – я кивнула. – Ну, тогда ладно, спрашивать обо всём остальном в этом случае смысла не имеет. Спасибо, что согласились встретиться и прошу извинить за потраченное время. Всего хорошего.
Встала, положила на столик пятисотку и придавила солонкой.
– Постой, Таня! – он схватил меня за рукав, и я с трудом удержалась от того, чтобы стряхнуть эту чужую руку. – Мы же даже не поговорили!
– В другой раз, хорошо? Я… мне нужно подумать.
Пуховик я натягивала уже на ходу. Вылетела за дверь и побежала по Садовому куда-то в сторону Сухаревки, поскальзываясь и шмыгая носом, больше всего боясь, что он меня догонит и придётся снова разговаривать. Плюхнулась на деревянную скамейку и потянула из кармана носовой платок.
Впрочем, через пять минут глаза и нос высохли. Я достала телефон и перенесла в «чёрный список» тот номер, по которому вчера звонила Константину Васильевичу Голубеву, после чего сказала сама себе: «Будем считать это попыткой с негодными средствами. В конце концов, я дожила до тридцати лет без отца, как-нибудь и дальше перебьюсь. Правда, я и без загадочных семейных умений как-то жила, тоже можно было бы обойтись. Но эту яму я ещё пока не раскопала до самого дна! Остались недочитанные страницы в бабушкином дневнике, остался архив в Бежицах… Если я сумела на полузаброшенном кладбище найти могилу прадеда, значит, и сведения сумею отыскать».
По дороге я зашла в пару магазинов и возвращалась нагруженная, словно верблюд, даже дверь квартиры не сразу смогла отпереть. Выгрузила покупки на стол, окинула взглядом: ну, если я завтра уеду, то маме должно хватить до праздников.
Уеду? Да, пора.
Пора возвращаться домой. То есть, в Бежицы. План мой – что делать в Москве – выполнен почти полностью, остался единственный пункт: до Нового года десять дней, надо закончить с подарками. У меня запасено кое-что: кашемировый жакет для Розалии, набор стаканов для виски – Стасу, мелкие подарки некоторым сослуживцам… Но всё равно, ещё нет ничего для мамы и для её Сергея, для двух наиболее близких коллег, почти подруг. И ещё вопрос, покупать ли подарок для Михаила Николаевича? Вернётся ли он в Бежицы к Новому году? И вообще – захочу ли я что-то ему дарить?
Никак не получалось сосредоточиться на списке, мысли всё время возвращались к ненужной, неудачной, неловкой встрече с человеком, который был моим отцом. Ладно, раз голова не работает, надо занять руки. И я занялась пирогами, вспоминая Розалию и наш с ней дом, где пахнет выпечкой, яблоками, корицей… Вот вернусь – будет ещё и ёлкой пахнуть!
Мама пришла вместе с Сергеем Валерьевичем. Пирогам и вообще готовому ужину они оба очень обрадовались, мама меня даже обняла и расцеловала, что в нашей семье не было принято. Вообще тактильные контакты, а в особенности такие, ласковые. И опять я не знаю, почему, неужели так бабушка завела? С неё бы сталось, Александра Михайловна была сдержанной. Или бесчувственной? Ох, судя по дневникам, по тому, как она выгнала из дому сына, второе вернее…
Я так глубоко задумалась, что совершенно не слушала, о чём говорят мои сотрапезники. Мои мысли вертелись вокруг бабушки, потом переключились на отца, а потом вдруг перед мысленным взором возникла неожиданная картинка: мама в белом платье и её Сергей в отличном костюме обмениваются кольцами. Кольцами? Что?
Тут слух включился: ага, они и в самом деле говорили о тем, что собираются подать заявление в ЗАГС. Так, потом это всё надо будет обдумать, а пока быстро изобразить радость и полнейшее одобрение. Только бы не спугнуть!
– Отлично! – сказала я и вскочила. – По-моему, это надо отметить, как вы на это смотрите?
– Ну-у… – протянула мама.
– Я тоже так считаю, – усмехнулся мой будущий отчим. – И даже подготовился.
Он вышел из кухни и тут же вернулся с бутылкой игристого. Мельком я глянула на этикетку – просекко, брют. Отлично, ставим плюсик, сладкое игристое я не люблю.
Роскошные бабушкины бокалы для шампанского, привезённые ею из Венеции, пришлось протирать: даже за стеклом они запылились. И неудивительно, последний раз ими пользовались на бабушкин день рождения, полгода назад…
Неужели уже полгода прошло? Или всего полгода?
Когда припозднившийся гость ушёл, я поинтересовалась у мамы:
– Скажи, пожалуйста, а вы с моим отцом развелись?
– Конечно! – вздёрнула она брови. – Не так давно, девять лет назад. Ты тогда как раз была в свадебном путешествии.
С трудом я удержалась от того, чтобы поморщиться. Свадебное путешествие, прямо скажем, не задалось – мой новоиспечённый муж решил кутить и взял двухнедельный круиз по Средиземному морю. В первый же день выяснилось, что на корабле меня укачивает просто зверски, так что половину путешествия я спала, а всё остальное время щедро делилась с рыбами завтраками, обедами и ужинами…
Так, я отвлеклась.
– Мамочка, дорогая, а тебе не кажется, что можно было и со мной поделиться информацией?
– А зачем? – она пожала плечами. – Ты ни разу в жизни не поинтересовалась, даже слова такого не произносила, «папа». Мне лично было совершенно всё равно, мы к этому моменту шестнадцать лет прожили врозь, даже встречались за эти годы раза три или четыре.
И снова вдруг передо мной возникла картинка: тот самый Константин Голубев, который сидел передо мной сегодня в кафе, только гораздо моложе. Почти нет седины, только чуть-чуть на висках, яркие глаза, хорошая улыбка… Ох, мамочка, насчёт «всё равно» – это
