Аким притаился у плетня, рядом с Мальцевым. Стал нетерпеливо ждать, пытался разглядеть в темноте приближающийся обоз. Только зубы почему-то вызванивали мелкую дробь. Казалось, пора бы уже пообвыкнуть, не в таких переделках приходилось бывать. А вот нет. Вызванивают — и все. Лучше их сжать покрепче. Вот так…
Немцы не подозревали об опасности. Повозочные, щелкая кнутами, покрикивали на своих куцехвостых битюгов, поторапливая их. Первую повозку разведчики пропустили беспрепятственно. Это еще больше убедило врага, что впереди все в порядке. Но как только подтянулся весь обоз, с обеих сторон загремели автоматные очереди и полетели гранаты. Покончили с обозниками быстро и без особых хлопот. Пятерых убили, одного взяли в плен. Стали осматривать повозки и спохватились — пропал Алеша Мальцев.
Разведчики хотели было уже начать поиски, но в это время во дворе соседней хаты появились двое. Один — впереди, с поднятыми руками, второй — сзади, с автоматом наготове: Алеша Мальцев вел пленного.
— Удрать было захотел, в хлев забежал… — задыхаясь, рассказывал он. — Я — туда!.. Ну, вот… и захватил.
Осмотрев пленного, разведчики снова вернулись к повозкам. В одной из них обнаружили чемодан, набитый детским бельем и вышитыми белыми рубахами. Аким почувствовал, как ему сдавило грудь. Он рывком шагнул к фашистам, со всего маху ударил одного из них, размахнулся было еще, но чья-то тяжелая рука легла на его плечо.
— Отставить, Ерофеенко!
Аким оглянулся и увидел Забарова.
— Бандиты они!.. — прохрипел он и, вдруг ссутулившись, отошел в сторону.
Пленных Марченко решил доставить в штаб дивизии. Конвоировать их он приказал Сеньке. Сам лейтенант также собрался в штаб.
Ванин взялся за это дело с видимой охотой. Ему хотелось сделать приятное Кузьмичу и Пинчуку. Сенька помнил, что у ездового одну лошадь ранило, и уже заранее представлял себе, как будет рад Кузьмич, когда Сенька вручит ему двух упитанных тяжеловозов. Растрогавшись, он, конечно, не поскупится и насчет табачку, в котором Сенька испытывал хронический недостаток. Был у него небольшой запас, да раздарил раненым у Донца. «Лачуга тоже, глядишь, подбросит», — прикинул в уме Семен, вспомнив про некурящего повара, и, все это хорошенько взвесив и оценив, пришел в отличнейшее расположение духа. Он проворно вскочил в повозку и уселся рядом с лейтенантом.
— Куда ехать? — спросил его немец-повозочный, взявшийся за вожжи.
— Дранг нах остен, жми! — отозвался из глубины крытой брички Сенька и вскинул автомат.
Немец хлестнул лошадей. Второй гитлеровец сидел рядом с ним, по правую сторону. Так их усадил Марченко, чтобы обоих держать на прицеле. Кошачьи, прыткие глаза Ванина настороженно следили за малейшим движением пленных.
Один немец что-то сказал второму.
— Шнель, шнель!.. Эй ты, говорун!.. Чего разболтался? Еще наговоришься в другом месте! — поторапливал Ванин. — Пошевеливай!..
Но мохноногие битюги не торопились. Они оказались на редкость ленивыми.
— Чертова скотинка! — выругался Сенька и покосился на лейтенанта. — На них только союзникам за вторым фронтом ездить!..
Марченко молча смотрел на спины пленных немцев: он не счел нужным поддерживать Сенькину болтовню.
Набежал легкий ветерок, разогнал отары пугливых облаков. Только далеко-далеко, чуть ли не у самого горизонта, молодой месяц обнимался с темнокудрой одинокой тучкой.
2
Преодолевая отчаянное сопротивление врага, полки дивизии генерала Сизова неудержимо рвались вперед. Лишь на вторые сутки, вечером, комдив отдал приказ остановиться на несколько часов и привести войска в порядок. Надо было подвезти боеприпасы, накормить как следует бойцов, подтянуть тылы.
Немцы закрепились на трех высотах, господствовавших над местностью. Впереди этих высот, будто часовой, стоял древний курган. Разведчики еще днем выяснили, что на кургане засело десятка полтора гитлеровцев с одним ручным пулеметом. Об этом они сообщили в штаб.
А вечером генерал вызвал к себе Марченко. Подойдя к его окопу, лейтенант остановился. До него доносился разговор комдива с каким-то офицером, должно быть с командиром полка.
— Задержал вас потому, что так нужно, — звучал отрывистый голос Сизова. Можно зарваться. Приводите себя в порядок и двигайтесь дальше.
— Слушаюсь. Только…
— Никаких только!
Разорвавшийся поблизости снаряд заглушил слова генерала.
— …Что ж поделаешь? Не учился я в академиях, — донеслись опять до Марченко слова из окопа.
— Очень плохо, что не учились, — резко возразил комдив. — Прошло то время, когда можно было кичиться своей неученостью. У нас и солдаты-то все учатся, а вы… Впрочем, идите. Поговорим потом.
— Слушаюсь!..
В окопе стало тихо.
Мимо Марченко торопливо пробежал подполковник Тюлин.
Лейтенант в нерешительности постоял еще с минуту, а затем, набрав в легкие воздуха, подошел к генералу. Тот сразу показал на курган.
— Как вы думаете, лейтенант, могли бы ваши разведчики овладеть этим скифским сооружением?
— Безусловно, товарищ генерал! — не задумываясь, ответил Марченко.
— Так вот: приказываю вашей роте овладеть курганом этой же ночью. Ясно?
— Так точно. Курган будет взят.
— Вы в этом убеждены? — неожиданно спросил его комдив. — Убеждены крепко?
— Конечно, товарищ генерал! — ответил Марченко, не совсем понимая, почему комдив задал этот вопрос.
— А потери у вас в роте есть? — спросил начальник политотдела и пристально посмотрел на лейтенанта.
— Нет, товарищ полковник.
— Добро.
— Идите, лейтенант, — приказал генерал. — О выполнении задачи доложите лично.
— Есть! — Марченко круто повернулся и мягко зашагал по траншее.
Разведчики отдыхали, расположившись на небольшой лесной поляне. Каждый занимался своим делом. Забаров о чем-то сосредоточенно размышлял.
Алеша Мальцев, вычистив свой автомат, приблизился к Шахаеву.
— Ты что, Алеша? — спросил парторг.
— Я к вам, товарищ старший сержант.
— Ну-ну, рассказывай. Что у тебя там?
По голосу бойца Шахаев понял, что Мальцев чем-то сильно взволнован.
— Мне Ванин сказал, что я не гожусь в разведчики…
— Ванин? — удивленно переспросил Шахаев. — Это когда же он тебе сказал такое?
— Еще на Донце. Выдержки, говорит, у тебя нет.
— А-а… Ты на него не обижайся. Сеньке самому влетало за невыдержанность. — Шахаев вспомнил все Сенькины проделки, и ему стало приятно от сознания, что Сенька уже совсем не тот бесшабашный парень, каким был раньше.
— Да я ничего, — примирительно сказал Алеша. — Только, по-моему, разведчик из меня все же получится.
— А ты кем до войны-то был? — вдруг спросил Шахаев и подсел к нему поближе.
— Учился в десятилетке. Хотел потом поехать на агронома учиться.
«Еще один агроном!» — улыбнулся парторг, вспомнив сержанта Фетисова.
— А сколько тебе лет? — спросил он, уловив в голосе своего собеседника что-то совсем юное.
— Уже восемнадцать вчера сравнялось! — гордо, баском ответил Алеша.
— Так у тебя вчера был день рождения? — удивился Шахаев. — Что же ты молчал?
— А зачем говорить. На войне ведь дни рождения не справляют.
— Да… Восемнадцать, говоришь… — раздумывал Шахаев. — Как же ты, братец мой, умудрился так рано в армию-то попасть?
— Добровольцем.
— А после войны кем бы ты хотел стать? — Шахаеву все больше нравился этот молоденький и прямодушный паренек.
— Мое решение твердое — агрономом! — убежденно заявил Алеша. — Сады буду разводить. У меня все книги Мичурина дома имеются. Видал, сколько садов немцы уничтожили — страсть одна! Вот я и буду разводить.
Беседу Шахаева с Мальцевым прервал возвратившийся от генерала лейтенант Марченко.
— Федя! — ласково позвал Забарова командир роты. — Есть одно интересное заданьице. Хочу поручить его тебе.
Плотно сжатые большие губы Забарова шевельнулись, но глаза остались прежними — угрюмоватые и сосредоточенные. Он коротко спросил лейтенанта:
— Какое?
Марченко объяснил.
— Сможете?
— Да уж как-нибудь. Только к начальнику разведки схожу, посоветуюсь с ним.
— Что ж, сходи. Желаю успеха, Федя, — протянул Забарову тонкую руку лейтенант. — Может быть, ребятам поднести по одной… для храбрости?
— Не надо, — отрубил Забаров и, темнея в лице, добавил: — Не нужна мне такая храбрость.
Стоявший неподалеку Ванин, услышав слова старшины, сокрушенно вздохнул.
— Шахаев! — позвал Забаров старшего сержанта. — Пойдем со мной к майору Васильеву.
— Сейчас, товарищ старшина! — отозвался Шахаев и стал подниматься с земли. — До свиданья, дружок, — сказал он Алеше. — Мы еще не раз поговорим с тобой о жизни. А разведчик из тебя обязательно получится, и в общем неплохой. — Шахаеву хотелось сказать что-нибудь доброе, хорошее этому славному юноше, но на войне трудно подбирать нежные слова. Похлопав Мальцева по плечу, парторг повторил: — Сенька не нрав. Ты станешь хорошим разведчиком, Алеша, — и быстро пошел к Забарову.
