Соскочив с телеги, он взял мула под уздцы, ввел во двор и передал вожжи Антонии, приказав ей оставаться на месте.
Озираясь по сторонам и убедившись, что во дворе никого нет, он направился к колодцу и вымыл лицо и руки.
«Возможно, мы немного рискуем, — рассуждала про себя Антония, — но было бы совсем неразумно перепугать крестьян, которые держат для нас лошадей».
Бумаги, которые открыли им проезд через военные посты, она засунула под корсаж и принялась ждать.
Когда герцог скрылся за дверью харчевни, Антония не выдержала и спустилась на землю, подошла к мулу, погладила его по холке и заговорила с ним тоном, который понимают все лошади, независимо от страны, где они родились.
Вскоре на пороге дома появился герцог. Он вышел во двор вместе с полноватым пожилым человеком, который, как догадалась Антония, был хозяином этого заведения.
Она увидела, что Донкастер уже снял рваную одежду, которая скрывала костюм для верховой езды. Лишь на ногах у него по-прежнему оставались старые стоптанные башмаки.
Антония порылась в соломе и извлекла со дна повозки мужские сапоги для верховой езды.
Услышав, что мужчины уже разговаривают в конюшне, она не спеша скинула с себя грязные тряпки и длинную рваную юбку. Под ними Антония, как и герцог, была одета в костюм для верховой езды.
Костюм был очень элегантный и мало чем напоминал тот, который она купила, но так и оставила в Лондоне, решив, что уж слишком он строгий для конных прогулок в Булонском лесу. Новый костюм Антонии был сшит из тонкой ткани пике, которая стала модной благодаря французской императрице. Именно в пике Уорт одевал и богатых куртизанок, и дам из высшего общества — словом, всех прекрасных женщин в Париже.
Настоящим украшением великолепного костюма была маленькая изящная шапочка, которую Антония оставила в доме на Елисейских полях, справедливо считая, что более практичным будет длинный шарф того же цвета, что и костюм. Под этим шарфом она собиралась скрыть волосы, которые, по ее мнению, будут выглядеть ужасно, если не уложить их в высокую прическу. До недавних пор Антония и не думала, что прическа может столь сильно изменить внешность женщины, преобразить ее в роскошную красавицу, в которую с первого взгляда влюбится Генри Лабушер.
Думая о том, как платье меняет человека, Антония решила зайти в харчевню, чтобы помыться и причесаться с дороги.
Бросив последний взгляд на мула, который тем временем уже нашел среди сорняков во дворе какую-то съедобную траву, герцогиня Донкастер вошла в дом.
В полутемном зале Антонию встретила улыбающаяся женщина, видимо жена хозяина харчевни, и проводила герцогиню наверх, в скромно обставленную спальню, где, однако, можно было помыться и привести себя в порядок.
Антония спешила, уверенная в том, что герцог сразу захочет уехать, как только договорится с хозяином подворья. Спустя несколько минут она уже выглядела как элегантная светская дама. Прозрачный шарф хранил от пыли и грязи прекрасные локоны, зачесанные вверх. Окинув взором свое отражение в зеркале, Антония улыбнулась и поспешно спустилась вниз по крутым деревянным ступенькам.
Герцог с нетерпением ждал жену во дворе. Он и в самом деле решил ехать немедленно. Лошади были оседланы, и Антония с благодарностью вспомнила Тура, который, наверное, приложил немало усилий, чтобы раздобыть для нее женское седло.
Лошади показались ей несколько тяжеловатыми и на первый взгляд не производили слишком хорошего впечатления, однако Антония быстро поняла, что они сильные и выносливые и, несомненно, выдержат длительное путешествие лучше, чем породистые быстроногие скакуны.
Герцог держал в руке стакан с вином, другой стакан хозяин протянул Антонии.
Она хотела было отказаться, но подумала, что герцог распорядился принести для нее вино, поскольку, возможно, пройдет много времени, прежде чем они смогут подкрепиться, и, с благодарностью взглянув на мужа, пригубила вино.
Однако все ее опасения рассеялись, когда хозяин сказал:
— Я упаковал продовольствие, которое ваш слуга заказал для вас, месье, в седельную сумку. А в сумке мадам вы найдете две бутылки отменного красного вина — оно бодрит и придает сил.
— Еще раз благодарю вас, — сказал герцог. — Я крайне вам признателен.
Как она могла не почувствовать, что он касается ее? Раздевает?!
Наверное, Атол принес ее в каюту, но она так устала, что сразу уснула — глубоко, без сновидений.
Еще в первый день их путешествия, когда они уехали из деревни, где Тур оставил для них лошадей, Антония почувствовала утомленность: во-первых, она уже два месяца не ездила верхом, а во-вторых, сказывалась усталость, накопившаяся за время болезни герцога.
Они неслись вскачь и почти совсем не разговаривали. Наблюдая за мужем, ибо она все еще сильно беспокоилась о его здоровье, совершенно не думая о себе, Антония замечала, как напрягалась его спина всякий раз, когда вдали появлялись люди или возникало селение.
Донкастер избегал больших дорог, не без основания опасаясь встречи как с прусскими, так и французскими солдатами, отставшими от своих частей и мародерствующими в деревнях и городках.
«Они могут нас ограбить, — с тревогой думала Антония, — и отнять у нас лошадей». Она прекрасно понимала, почему герцог объезжает даже крохотные деревушки и предпочитает ехать среди полей.
За весь день пути они сделали лишь один краткий привал, чтобы подкрепиться. Из се дельной сумки Атол достал хрустящий французский хлеб, крестьянский пирог с луком, сыр и фрукты.
Еда была очень вкусной, и они вскоре почувствовали прилив сил и, отдохнувшие, двинулись в путь, но, когда пришло время обеда, они уже были слишком утомлены, чтобы ощущать голод, и смогли выпить лишь пару глотков вина.
Уже почти совсем стемнело, когда герцог остановил лошадь и сказал:
— Нам надо поискать место для ночлега, Антония, но боюсь, что сегодня придется расположиться в лесу.
— Мне кажется, что сейчас я засну на голом камне, — попыталась пошутить Антония — Ты устала? — спросил герцог, внимательно глядя на нее.
— Очень, — честно призналась она, — не меньше, чем вы.
На самом деле она очень беспокоилась о нем, зная, что дорога слишком утомительна для еще не вполне здорового человека.
Но она также знала, что раз он задумал уехать и вернуться домой, никто не в состоянии остановить Атола, а он ни за что не признается, что чувствует слабость или что едва зажившая рана причиняет ему боль.
Они остановились в небольшой роще среди полей, откуда видно было далеко вокруг, и герцог мог не беспокоиться, что солдаты подойдут незаметно и застанут их врасплох.
