— Так, когда прописываться будете? — спросила Магда, обворожительно улыбаясь.
— Тебе бы только прописываться, — прикрыл соседа Мишка, ощутив, что тот не настроен на контакты с кем бы то ни было.
— Ух-ух, — сказала на это Магда и ушла в дом. Мишка подвел его к забору и ткнул пальцем в деревянный щит, прислоненный к ограде:
— А теперь я тебе покажу то, чего никто из проживающих здесь не знает, потому что большинство из них люди семейные, благовоспитанные и по ночам по городу не шляются… Здесь ты будешь перелезать через забор, когда задержишься в городе после одиннадцати… После одиннадцати хозяйка спускает собаку с цепи, и та свободно бегает по той половине двора…
— И облаивает всех, кто находится на этой половине, — пошутил он.
— Нет, — серьезно заметил Мишка, — самое удивительное, что пес лает только тогда, когда люди находятся на той, хозяйской половине двора, а это — вроде как не его территория.
Так незаметно за разговорами они осмотрели «хозяйство» и вернулись в сарайчик.
— Ты сегодня никуда не ходи, — сказал Мишка. — Перекусить у нас есть что… Я, сам понимаешь, по поводу встречи сабантуйчик готовил. У меня в холодильнике ветчина и прочая закусь… Не пропадать же добру… А заодно мы тебя пропишем… Водку пьешь?
— А что с невестой? — спросил он, хотя давно знал, что с ней, но надо было как-то отвлечь Мишку от темы предстоящей пьянки.
— Не отпустило начальство… Она у меня девушка ответственная, в банке работает, в Н-ске… Сибакадем-банк, слышал?
— Да, — ответил он, радуясь в душе, что уводит разговор в сторону, но ошибся.
— А ты думаешь, я тебя случайно подцепил? Я тебя заметил, когда ты с пассажирами выходил, а потом снова у комка увидел. Ты был зеленый совсем… Как насчет сабантуйчика?
— Нет, — резко ответил он и содрогнулся, представив, что водка в такую жару приведет к головным болям, от которых он успел отвыкнуть за последние три месяца. — Ты устраивай сабантуйчик хозяевам и друзьям, а я отдохну, побуду дома, потому что я себя скверно чувствую, боюсь, как бы мне хуже не было и не пришлось лететь обратно.
— Ну это ты напрасно, — сказал Мишка, — я тебе так скажу. Время для отдыха ты выбрал не самое лучшее, но все будет хорошо, и тебя из Сочи потом палкой не выгонишь, как сейчас меня… И ты не раскисай, потому что все болезни от нервов… Поэтому плюй на все и пойдем со мной под навес… У тебя все хорошо, хозяйке ты понравился, а она кого попало не берет на жительство. Магда на тебя глаз положила…
— Нет, нет, — перебил он, — я лягу спать, тем более что в Н-ске сейчас не шесть вечера, а десять… Так что ты без меня.
— Ну как хочешь. — сказал Мишка и пошел в летнюю кухню, где в холодильнике лежала закуска к предстоящему сабантуйчику.
— О-о, — удивился сосед, появившись в комнате через полчаса, — ты и правда улегся, а я…
Так как он ничего не ответил и даже не обернулся, Мишка не стал продолжать. Было слышно, как он сопит, отрезая ветчину и готовя бутерброды, лезет в шкаф, звенит бутылками и уходит, плотно притворив двери.
Потом было слышно, как шумит застолье, как перекрывавший всех мужской бас рассказывал анекдоты, реакция на которые была не одинаковой и не одновременной. Первыми смеялись мужчины, потом женщины, причем делали это более сдержанно, а затем голос, принадлежащий Магде, вопрошал:
— Ну, а суть в чем? Суть-то в чем?
За этими словами следовал взрыв смеха, женского и мужского, а затем другой женский голос говорил:
— В песок с-суть, в песок…
Потом он заснул и проснулся от возни на крыльце их сарайчика. Прислушавшись, понял, это Магда рвалась в сарайчик, чтобы пригласить новенького к столу, а кто-то из мужчин мешал ей осуществить эту затею. В конце концов Магда разошлась, стала ругаться и говорить, что все мужчины сволочи. Они строят из себя скромняг поначалу, а потом выясняется, что они пьют, как лошади, и все алкоголики…
Закончилось все неожиданно. Послышался мальчишеский голос:
— Опять, опять…
— «Опять, опять», — но в другой интонации передразнила сына Магда, и возня прекратилась.
После этого он погрузился в какое-то странное состояние: и сон не сон, и явь не явь. Смутно слышал как разошлись люди из-под навеса, как лаял пес. Пес носился за сеткой, но уже не гремел цепью. Слышал, как притащился возбужденный Мишка.
— Влад, ты спишь? — спросил он и, хотя ответа не получил, продолжал говорить, не то с ним, не то с самим собой. — Давай, давай, отсыпайся… Завтра на пляж пойдем… Я тебе все покажу, все расскажу. Лучше меня этого никто не сделает… Я в Сочи пять лет подряд езжу… Я уже сросся с Сочи… Меня нужда заставляет сюда приезжать…
Еще раз он проснулся в четыре часа ночи: сказалась разница во времени. На улице было еще темно.
«Что за нужда заставляет Мишку приезжать в Сочи пятый год подряд? — подумал он. — Не похоже, чтобы эта нужда была похожа на мою…» Но тут же спохватился, вспомнив рекомендации Купрейчика, своего последнего лечащего врача: «Не возвращайся к своей болезни даже в мыслях, потому что болезнь — это ты…»
Отогнав мысли о болезни, он вытянулся на кровати и занялся релаксацией:
— Мышцы моего лица — расслаблены, мышцы затылка — расслаблены, язык расслабляется, приятное тепло разливается в области шеи…
2
— Влад Высоцкий — так назвали вновь открытую звезду советские астрономы. Это сделано в целях увековечения памяти известного актера, поэта, барда и нашего современника, — говорил чей-то голос. — Таким образом… Влад, Влад, просыпайся…
«Причем тут Влад, кто такой Влад?» — пронеслось у него в голове, и он открыл глаза.
— Ну и горазд же ты спать, землячок, — сказал Мишка. — Еле тебя добудился, а между прочим, уже двенадцатый час… Как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, хреново, — отшутился он. Разумеется, он действительно чувствовал себя плохо, но не настолько, чтобы иметь при себе заботливую сиделку в возрасте до тридцати лет с фигурой культуриста и специальностью музыкального руководителя.
А Мишка, между тем, порылся в тумбочке и шкафу и вернулся к своей кровати с бумажником и пачкой денег. Перебрав их, именно перебрав, а не пересчитав, он сказал:
— Порядок, а я было совсем сдрейфил, но теперь нормалек…
— Что случилось? К чему эта ревизия?
— А-а, — как бы вспомнив про него, ответил Мишка и выругался, — обмен денег…
— Что это значит?
— Значит, что одни денежные знаки будут обмениваться на другие дензнаки.
— Все?
— Нет, только купюры выпуска до девяносто третьего года, — проговорил Мишка каким-то идиотским голосом, и он догадался, что сосед передразнивает диктора, от какого услышал об обмене денег. — Ты посмотри свои, а я пока в гальюн сбегаю.
Он поднялся с кровати, достал свои деньги, из предосторожности рассованные в нескольких местах, и ужаснулся, вспомнив комхозовского кассира, который выдал ему отпускные и зарплату сотенными бумажками.
— Это тебе по блату, — шепнул кассир с видом знатока, — там, на юге, мелочь всегда в цене, там сдачи вечно ни у кого нет, а ты будешь королем…
«Король, без единой действующей бумажки в кармане».
Вошел Мишка, бросил взгляд на сотенные и присвистнул:
— Хорошо, что вчера хозяйке тридцать тысяч отдал.
— Хорошо, — подтвердил он, — а что с этими делать?
— Вообще-то, обменивать будут три дня, начиная с понедельника, то есть с послезавтра… Но им верить нельзя. Решения принимают наверху, а исполняют внизу, а внизу все через пень-колоду: то денег не будет, то сначала местным обменивать будут, а приезжим потом, то еще чё-нибудь выплывет… Поэтому я предлагаю сделать иначе… Поскольку ты не можешь, я иду с твоими деньгами в предварительные кассы и беру два билета до Н-ска…
«Вот оно, — подумал он, — не долго ждать пришлось и как ловко придумано…»
— Да ты не беспокойся, — сказал Мишка, словно услышав его мысли. — Не скроюсь я с твоими пфеннигами… Я тебе могу свои в залог оставить… Идет? Давай деньги…
— Да я не собирался лететь самолетом, — начал было он.
— А тебе и не надо будет лететь: ты сдашь билет и получишь обратно деньги, но уже новыми купюрами… Да не тяни, ты думаешь я один такой ушлый… Сейчас, наверное, уже не одна сотня таких умников рванулась к кассам и почтовым отделениям билеты покупать и переводы на свое имя отправлять…
Времени на долгие раздумья не было. Если это мошенничество, то довольно оригинальное, и он, махнув рукой, сказал:
— А-а, иди, и денег мне твоих не надо, останется мелочь, возьми что-нибудь на рынке: консервов, хлеба…
Жизненный опыт подсказывал ему, что не может Мишка таким образом его обмануть и исчезнуть с деньгами: слишком много следов оставил, но… опыт опытом, а следующие несколько часов он провел как на углях.