Там, где позавчера лежал труп Мишки, был мелом очерчен контур, зафиксировавший положение тела. Недалеко от контура начиналась бетонная лестница.
Некоторое время Федя стоял возле контура, абсолютно ни о чем не думая, а потом стал подниматься вверх по лестнице, механически отмечая:
— Пыльная, грязная — значит, по ней редко ходят. Почему? Либо о ней никто не знает, либо существует другая причина.
Объяснение этого нашлось сразу же, как он поднялся на самый верх… Лестница была недостроена и под самой крышей моста заканчивалась, далее вела узкая тропинка, очень наклонная, и ходить по ней было не только неудобно, но и опасно, ибо риск свалиться вниз был весьма велик.
«Вот почему у следователя возникла версия о несчастном случае… Впрочем, какая версия — убеждение, что произошел именно несчастный случай… Хотя Юнаков прав: пока данных, что под мостом произошло что-то другое, нет… И я на его месте подумал бы точно также…»
Федя прошел по тропинке до кустов, росших у самого выхода на мост, продрался сквозь них, прошел мимо строящегося дома и оказался у остановки автобуса. «Театральная» — значилось на табличке, прикрепленной к столбу.
Было около часа дня. Солнце пекло так, что жара была, как в пекле. Он испугался, как бы опять не начались головные боли, и вернулся обратно под мост, на бетонную лестницу. Расстелив на верхней ступеньке газету, он уселся, стал осматривать окрестности и размышлять.
«К началу лестницы Мишка мог подойти с двух сторон либо от гостиницы «Жемчужина», либо с противоположной стороны. Второе наиболее вероятно, поскольку для Мишки не имело смысла от «Жемчужины» идти под мост, чтобы опять подниматься вверх по лестнице».
Федя закрыл глаза, но представить так ничего и не смог.
«Надо прийти сюда ночью, — подумал он, — и тогда можно точно определить, почему Мишка полез на лестницу и почему сорвался. Может, он хотел сократить таким образом путь, а может быть, за ним гнались местные хулиганы. И вполне возможно, что он возле кустов случайно, а может быть, и нет, столкнулся с такими же лентяями, решившими сократить путь, но шедшими не снизу, а сверху. Решиться идти ночью по этой тропинке можно только группой, потому что спускаться по лестнице вниз гораздо хуже, чем подниматься наверх.
И все-таки он недаром размышлял сидя на ступеньках. Именно вид сверху позволил ему предположить — и это наверняка соответствовало действительности — место, откуда сорвался вниз Мишка. Это был не конец лестницы, а, скорее всего, верх тропинки, возле самых кустов. Однако проверить это у него не было возможности. Не было такой возможности, а может быть, и желания, и у Юнакова. Он — следователь, а не альпинист. Хотя он мог бы осмотреть склон, но, скорее всего, не захотел этого делать, поскольку для него все было ясно… Телесные повреждения свидетельствуют о падении тела по склону с большой высоты. Но Юнаков не учел, что такие же повреждения могли образоваться и в том случае, если бы Мишку подтолкнули или даже сбросили с этой высоты, и кровоподтек, который образовался от удара, вполне мог спрятаться потом среди ссадин и кровоподтеков, вызванных падением тела с высоты.
И тут его осенило… Он вновь продрался сквозь кусты и направился домой.
Пес облаял его, когда он был на хозяйской половине двора, и совсем не обращал на него внимания, когда он был на другой половине отдыхающих, хотя он занимался тем, чем не должен был заниматься отдыхающий: Федя стал снимать бельевую веревку. Веревка была длинной и крест на крест пересекала двор.
Бросив снятую веревку в сумку, Федя, приняв душ, отдохнул немного и вернулся к мосту.
Лестница под мостом встретила его приветливо, как хорошего и доброго знакомого. Видимо, с момента ее строительства никто так внимательно не относился к ней, не исследовал ее, как он, и даже местный человек и должностное лицо — следователь Юнаков — не проявил к ней такого внимания третьего дня.
Федя привязал веревку к стволу большой акации и начал медленно спускаться вниз по откосу моста, внимательно осматривая предполагаемый путь, который проделало тело Мишки.
Разумеется, он ничего не нашел, однако утвердился в мнении: чтобы упасть туда, где был очерчен контур тела, нужно было не просто сорваться, а полететь, то есть падать во весь рост или со всего роста.
И, хотя это было только предположение, оно укрепило его сомнения о причине гибели Мишки.
Отдохнув, он стал подниматься по веревке вверх, и в самом конце пути, совсем рядом с предполагаемой траекторией падения тела, блеснул маленький желтый кусочек металла. Федя переступил ногами в сторону, подобрал его и благополучно добрался до кустов. Там он смотал веревку и вновь уселся на последнюю ступеньку поразмышлять.
Перед ним, как на ладони, простирался противоположный склон оврага, часть которого была густо забита частными домиками. Чуть в стороне, более свободно, возвышались пятиэтажки. Стены некоторых были увиты плющом, на балконах сушилось белье. Вдоль дорог перед домами возвышались пирамидальные тополя, зеленели клумбы, а возле подъездов росли экзотические растения с огромными листьями, похожими на бананы, которые он видел в фильме «Хождение за три моря».
Возле пятиэтажек текла своя жизнь: сидели в беседках женщины, играли с теневой стороны дети, прогуливали собак мужчины, машины сновали туда-сюда, и никому не было дела до лазающего по склону моста Внучека. Никому, кроме… кроме старушки, внимательно наблюдавшей за ним из беседки частного дома, расположенного поодаль начала бетонной лестницы.
Беседка, из которой старушка осуществляла сие оперативное действо, густо заросла виноградником по бокам, но сверху лозы было меньше, и у нее складывалось иллюзорное представление о том, что наблюдение ведется скрытно, тогда как Федя видел ее «пост» сверху.
Федино оперативное мышление, дремавшее два года, тут же восстановило недостающие звенья, связало старушку с лейтенантом-молчуном, и он спустился вниз по лестнице.
— Добрый день, — сказал он, улыбнувшись.
Но, видимо, от забора, где он находился, до беседки было достаточно далеко, старушка не разглядела улыбку и до нее не дошло, какой хороший парень желает с ней поговорить. Старушка, поняв, что разоблачена, птицей выпорхнула из беседки и понеслась к дому, не позволив Феде закончить фразу и пожелать ей еще здоровья и долгих лет жизни.
— Эх, бабуля, — вырвалось у него слово, никак не подходящее для установления контакта.
Но долго огорчаться у забора ему не пришлось. Из-под крыльца дома на него покатился огромный рычащий шар, пса распирало желание разорвать Федю на куски. И он, несомненно, сделал бы это, если бы не короткая цепь. Она рванула его за горло и опрокинула на спину. Пес захлебнулся на какой-то момент, но вывернулся, стал на лапы и залился таким оглушительным лаем, что через мгновенье к нему подключились собаки близлежащих дворов.
«Не получилось, — подумал Федя, — теперь даже, если кто и выйдет из дома, с ним не поговоришь». Ведь он не Остап Бендер и не рискнет вынуть из кармана зеркальце, одна сторона которого выкрашена в красный цвет и которое может сойти при случае за удостоверение личности сотрудника угрозыска.
Чтобы не дразнить дальше пса, не вызывать гнева хозяев и соседей, он отошел от забора и вернулся к лестнице. Медленно поднимаясь по ней вверх, он вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Может, это смотрела из-за занавески своего дома знакомая ему старуха, а может, кто-то другой, и этот другой имел какое-то отношение к тому, что произошло здесь позавчера. А раз так, Федя на всякий случай решил сделать то, что должен был сделать на его месте любой профессионал. Он прошел сквозь кусты, подбежал к остановке, запрыгнул в салон последним, исключив таким образом «хвост».
Проехав одну остановку, он сошел возле универсама и нырнул в толпу, что сновала вдоль торговых рядов, где продавали овощи и фрукты, «Сникерсы» и «Баунти», «Пепси-колу» и шоколад, ликеры, водку и сухие вина. Зайдя за один из киосков, Федя снял с головы кепочку, сунул ее в сумку, где лежала грязная бельевая веревка, пересек мост поверху в обратном направлении и ничего подозрительного не заметил. Такое могло быть в двух случаях. Либо слежки и преследования не было, либо за ним следили профессионалы. Второе, разумеется, исключалось: только и дело профессионалам, чтобы заниматься слежкой за отдыхающими.
Вернувшись домой, он обнаружил хозяйку, стоящую в странной задумчивости посреди двора.
— Что-то изменилось, — сказала она, — а что — не пойму…
— Я вас не нашел, — соврал Федя, — и позаимствовал веревку: сумка у меня упала в овраг, пришлось доставать… чуть шею не свернул… Но вы не беспокойтесь, я ее постираю.
Взяв у Тамары ведро, он начал хозяйственным мылом отстирывать веревку. Сменив пару раз воду, он стал вешать веревку на старое место.
