Он нашел Гвидо в своем кабинете, где все случилось, за расстеленной на столу карте. В огромных окнах лежал Сантацио, как на ладони, и словно текущая кровь, огоньки факелов разбегались по мелким улицам. Это стража Гвидо высыпала из его лечебницы и разбежалась во все стороны, стуча в двери спящих в поисках пропажи. Рядом с медиком стоял уже знакомый шорец-капитан в синих одеждах и украшенном шлеме, тройка его крепких солдат во всеоружии ждали команд, глаза у всех были внимательные, блестели, как ножи из темной стали.
Плевать.
— Гвидо! — произнес Джо, нависая над фигурой растерянного медика.
Это Гвидо был виноват!
Если бы он не схватил их так…
Если бы не сунул Чонсу в подземелья, как преступницу…
Если бы только он объяснил ей все сразу! Тогда она была бы здесь. Была бы с ним!
— Гвидо! — закричал, хватая его за грудки.
Но что мог сделать? Джо Колючка, Калека-Одноножка.
Унизительно — не капитан во всеоружии и не троица обученных солдат, а собственный брат, щуплый медик на голову ниже, пнул его под колено больной ноги, толкнул, легко подставил подножку — и великий, мать его, Джолант Мэлруд полетел вверх тормашками. Унизительно. Унизительно! Кому нужен такой убогий? Чонсе? Вот еще. То-то она и ушла. С этим монстром…
— Оставьте нас, — процедил Гвидо, но никто его не послушал, наслаждаясь зрелищем корчащегося на полу калеки, и тогда он закричал, срываясь в высокий визг, — оставьте нас!
И повторил на шорском. Джо наконец справился с болью и неловко сел, зыркнул на уходящих зло, яростно, но так и остался на полу, взъерошенный и взвинченный. Гвидо присел рядом с ним на корточки, заглянул в бледное лицо. Чёрные глаза Джо лихорадочно блестели, зрачков не видно.
— Мне сразу надо было догадаться. Ты влюбился, да?
Что?!
— Нет!
Как мог он? В неё?!
— Она — проклятая ведьма!
— Ты всегда был падок на убогих. Я знаю. Ты же всегда защищал меня, помнишь?
В Джо клокотало столько злости, что она травила его. Как у больного путаются мысли, как на смертном одре события прошлого кажутся томной сказкой, так чувства Джоланта сплелись в тугой клубок ядовитых змей, и каждая из них жалила его, доводила до бешенства. Любовь?! Вот еще! Эта ведьма!.. Эта проклятая ведьма! Она никогда не слушала его, никогда не верила ему, только издевалась, не смогла даже посидеть на месте! От неё не требовалось многого, но она даже этого не сделала, а ведь он просил! Мягко, настойчиво, не приказывал — просил! Черт возьми, разве не понимает она, что на кону?
Джолант подумал с ледяной злостью, раз ты не хочешь быть со мной, я убью тебя. Так будет безопасно для мира. Не хватало еще одной бешеной суки в нем, и без того полном чудовищ и оживших ночных кошмаров.
Он процедил сквозь сжатые зубы:
— Я сам отрублю этой ведьме её тупую бабью башку и насажу на кол!
Гвидо хохотнул, хлопнув себя по коленям.
— На свой? Она так и не дала тебе?
— На свой?
— Руби сказала, что ты отказал ей в спальне…
Джо непонимающе моргнул. Смежил губы, с которых были готовы сорваться новые ругательства — и постыдно покраснел. Гвидо засмеялся громче и покачал головой:
— Эх, ты ведешь себя как подросток. Джолант, — медик положил ладонь на его плечо, помог подняться и кратко, сердечно обнял, — соберись. Она сбежала, но её поймают. А если не поймают — она придет сама. Малефикам и раньше не было место среди людей, теперь — подавно. Успокойся.
— Успокоиться?! Разве не ты говорил мне о том, как она важна?! И с ней сбежал этот… зверь!
Голос медика зазвучал грустно:
— Возможно, как раз он и приведет её ко мне. Он не сможет без ихора. Сойдет с ума. Все они сойдут с ума. И мы об этом узнаем.
Джо представил себе: орды монстров, безумных людей, двух сумасшедших малефиков, вышагивающих по трупам рука об руку. Такое в самом деле сложно не заметить. Но когда Гвидо перестал считать мертвых? Грустить о них — и только, когда можно что-то сделать. Это Джоланту было все еще непонятно. В его сердце осталось место милосердию и сочувствию. Глупое, оно трепыхалось в груди невидимыми крыльями, когда Гвидо рассказал ему свой план: привести Чонсу и Данте в отведенное место, дать им испить крови богов и подчинить себе тварей, и отправить их обратно, в небесный ад.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Что же теперь будет?
Пока по лицу брата скользили тёмные отголоски его мыслей, Гвидо подошел к окну и оперся рядом с ним плечом, кивнул вниз, на дома и людей, белые крыши и стройную геометрию улиц. С высоты холма, на котором стояла лечебница, Сантацио был еще красивее, чем запомнил Джо. Он подошел, встал рядом, нахмурился. Морщина между его бровями уже редко сходила, кожа заломилась — слишком рано в Джоланте стал отпечатываться его вспыльчивый характер. Гвидо заглянул в его лицо снизу вверх, голос — такой мягкий и успокаивающий, что им можно умасливать младенцев.
— Подумай сам. Куда она может деться? В Шор? — сухой смешок, — Да тут у меня свои люди в каждом городишке, в каждом порту, каждом трактире. В Бринмор? Обратно в тот ад, что её породил?
— Нет. Туда она не пойдет. — Джолант растер пальцами лоб так, что на нем остались красные полосы. — Она не вернется назад.
И к нему — тоже не вернется. Ключник уткнулся взглядом в ошейник в своих руках. Какая ирония. Кто бы знал, что из волчиц получаются плохие цепные псы. Наверно, его стоило выкинуть, но что, если Гвидо ошибся и Джолант никогда больше не увидит Чонсу? Мало ли что может случиться кроме безумия: разбойники, болезни, волки, нападение монстров… Ошейник в два оборота застегнулся на его узком запястье. Красивый — вышитая лента, крепкая застежка, и показалось, что он еще теплый от кожи малефики, а не оттого, что мальчишка крутил его в руках последние полчаса. Манипуляции не прошли мимо внимания Гвидо: тот понимающе сощурился и едва толкнул своего сводного брата плечом в плечо. Тот покачнулся и не сдержал прерывистый выдох от боли в культе.
— Прости за подлый прием. Я сделаю тебе декокт от боли… Но у нас есть дела важнее твоих детских истерик и приступов гнева.
— В Бринморе нет ничего серьезнее сбежавших малефиков, — проворчал Джо. От унижения у него все еще горели уши, скрытые отросшими пепельными прядями.
— Мы не в Бринморе. Пока не в Бринморе.
— Пока?
Гвидо улыбнулся, приподняв плечи, своей узкой и хитрой улыбкой, которая напоминала спрятанный в складках плаща кинжал, привкус цикуты в вине или случайный толчок с обрыва. Такой же мягкий, как когда плечом о плечо. Медик поманил его за собой — за письменный стол, на котором была разложена карта. Там же — пергаменты с шорской клинописью и бринской вязью. Там же — вскрытые конверты, испещренные следами почтовых голубей. Где-то расплывались алые пятна — должно быть, вино. Пахло чернилами и песком, библиотекой.
— Помнишь своего дядю, Джолант?
Ключник сложил руки на груди и незаметно оперся на здоровую ногу. Он не стал подходить слишком близко, словно Гвидо снова мог его атаковать. И ему не нравился этот разговор — ни то, как он начался (унизительно! унизительно!), ни то, к чему он шел. Джоланту хотелось спать и чтобы не болела нога. Ему хотелось оказаться в другом месте — желательно на хвосте у Чонсы, а еще лучше — чтобы держать её в руках, снова целовать прохладные гладкие щеки в веснушках и не терять её из вида. Так безопасней, да? И приятнее для глаз.
Проклятая ведьма.
«Дядя». Хах, как же.
— Константин Великий? — Джо кивнул и посмотрел на Гвидо прямым, непреклонным взглядом, — Ты работаешь на него?
— В том числе, — заюлил брат со своими псевдовеселыми придурковатыми интонациями, — Я человек мира, мой дорогой братец. Скажем, я в одной связке с теми, кто на него работает. Например, с Самсоном. Но получилось так, что при его дворе сейчас ходят слухи…
Джолант сделал шаг вперед и сжал руку Гвидо, потянувшуюся за кубком. На карту плеснуло красным. Медик замер.
— Гвидо.
Тот поднял невинные серые глаза.
— Что — Гвидо?
