— Самым простым, — Тарасов открыл кейс и протянул собеседнику какую-то бумагу. — Ознакомьтесь. Владелец арендуемого вами помещения со следующего месяца повышает плату ровно в пять раз.
Не читая, главный редактор положил листок на стол.
— У нас же с ним договоренность… — пробормотал он удрученно
— Но договоренность с нами для него важнее, — почти ласково пояснил Тарасов. — Мы не хотим ни с кем воевать. Лучше давайте дружить. В нашем лице вы можете найти добрых, щедрых друзей и внимательных спонсоров.
В кабинете Никольского мирно расположились подполковник ФСБ, Люська Бык и сам хозяин, проводивший мирный инструктаж.
— Митинг с твоими мочалками я проводить не собираюсь. Они меня испугаются и не поверят. Ты им передашь мои слова. Они тебе поверят и испугаются.
— Сергей Васильевич, зачем всех-то трепать? — выступила с рационализаторским предложением Люська. — С этим козлом Костей — прости меня, Господи, о покойниках плохо не говорят, — хороводились Олька с Машкой. Сейчас я с ними в коридоре поговорю и пришлю к вам. Лады?
Первой в кабинет явилась Оля. Она присела на краешек стула и захлопала накладными ресницами, изображая святую невинность.
— Оля, тебе Люська передала мои слова? — сурово спросил Сергей.
— Передала, — будто бы испуганно подтвердила шлюха.
— Тогда сразу и без затей: ты с Машкой была ближе всех к нему. С кем он вас знакомил?
Никольский спрашивал быстро, стараясь сбить девчонку с толку и заставить говорить правду. Но сбить с толку проститутку было непросто.
— Да ни с кем, — махнула она рукой. — Он нас и в ресторан водить стеснялся, боялся кентов своих встретить. Возил к себе на хату…
— К себе — в Козицкий, что ли? — уточнил Никольский.
— Да нет, на свою хату. — Похоже, она не врала.
— В Черемушки? — гадал Сергей.
— В какие еще Черемушки? — слегка возмутилась шлюха. — У него на Спиридоновке личная хата. В генеральском доме. Четыре комнаты, обставлено шикарно. Стереосистема, телевизор-киноэкран, компьютер с играми.
— А на эту квартиру при вас никто не заходил? — продолжал допрос Сергей.
— При нас никто, — пожала плечами девушка.
— Спасибо, Оля, иди, — разрешил майор.
Оля ушла. Подполковник ФСБ понял: улов его милицейского коллеги невелик.
— Небогато… — прокомментировал он.
— Как сказать. Все-таки еще одна квартира, — Никольский поднял трубку. — Лепилов, неси все изъятое у Кузьмина. А впрочем, не все. Ключи — все, какие есть.
Вскоре с десяток ключей рядком легли на стол Никольского.
— Так, — сказал Сергей, — будем угадывать.
— А что угадывать? — Лепилов сдвинул в сторону три ключа. — Эти три от квартиры в Козицком. Вот этот — от сейфа, — сдвинул он четвертый ключ. — Эти два — явно от малогабаритной в Черемушках. Родные, еще советские. А вот эти, скорее всего, вас и интересуют, Сергей Васильевич. Три — от квартиры после евроремонта, четвертый — от почтового ящика. К ним вот эта хреновина для кодового замка.
— Во какие парни у меня! — обратился к фээсбэшнику Никольский и добавил уже серьезно, чтобы хваленый кадр не особо зазнавался: — Миша, бери эту блондиночку Олю из коридора — и на Спиридоновку. Она тебе дом и квартиру укажет. Ничего не предпринимай, осторожно осмотрись, и все.
— Когда? — спросил Лепилов.
— Прямо сейчас.
— Бу сделано! — гаркнул Лепилов и исчез.
— А потом? — поинтересовался фээсбэшник.
— А потом — скрытый шмон! — объявил Сергей.
— Скрытый обыск, — поправил фээсбэшник.
— Который произведут ваши ребята, — дипломатично подольстился к подполковнику Никольский. — Мои скрытно не могут.
Специалисты по тайному шмону вершили свои дела, а Никольский гулял по квартире. Она и впрямь была шикарна: гостиная в красном дереве, двухкомнатная спальня в резном орехе, кабинет в карельской березе, зимний садик в буйной зелени, ванная комната на отшибе и еще отдельный сортир при прихожей. Никольский зашел в сортир. Суетно и неряшливо жил в этой роскоши Костя Кузьмин. Грязный кафельный пол, нечищеный, с желтыми подтеками унитаз, рваная газета заткнута в пустую вертушку для пипифакса…
— Что у вас? — поинтересовался Сергей у подполковника.
— В общем, ничего увлекательного, — честно признался подполковник. Они сидели в кабинете в шикарных креслах. — Пожалуй, только вот, — подполковник кивнул на компьютерный столик. — Машинка-то на ключе. А нам девица что-то про игры говорила.
— Только и всего, — то ли осудил, то ли огорчился Никольский, демонстрируя аккуратный обрывок сортирной газеты.
— Что это? — спросил подполковник.
— Обрывок газеты «Спорт-экспресс», которую я нашел в сортире. За вчерашнее число газетка.
Подполковник присвистнул, по-расейски почесал затылок и констатировал удовлетворенно:
— Вот это горячие пироги.
В дежурной части Никольского ждал цыганский барон с двумя своими придворными дамами. Но диалога не случилось: занятый майор был столь стремителен, что барон успел произнести только:
— Начальник!
Уже сверху донесся голос невидимого Никольского:
— Завтра, завтра поговорим.
Барон с горестным укором глянул на Паршикова и пошел к выходу.
— Не хотите понять боль цыганского сердца! Не любите вы цыган! — пылко воскликнул он.
Придворные дамы горестно зарыдали, взметнули вверх руки в широких рукавах.
— А за что нам тебя любить? — усмехнулся Паршиков.
— Ха са эм! — торжественно произнес барон.
— Что он сказал? — спросила любознательная артистка Анюта, проскользнув в дверь мимо цыган, и заглянула в окошко дежурки.
— Бог, мол, защищает цыган и, следовательно, нас за них обидит, — охотно перевел Паршиков.
— Я могу видеть Сергея Васильевича? — приступила к деду удовлетворенная переводом Анюта.
— Он у себя, — косвенно разрешил свидание Паршиков. Анюта направилась к лестнице. Барон обиженно смотрел ей вслед. Паршиков взял трубку. — Сергей Васильевич, к вам Анна Сергеевна Варламова.
— Всем к нему можно, а мне нельзя! — возмутился барон.
— Свидетельница по особо важному делу, — пояснил ему Паршиков.
Свидетельница открыла дверь кабинета. Никольский осуществлял общее руководство по телефону:
— Да. Да. И группу захвата на всякий случай. — Он положил трубку, поднял глаза.
— Я на минутку, — предупредила Анюта. Никольский глянул на часы.
— Можно и на пять. Здравствуйте, Аня.
— Вот спасибо! — восторженно поблагодарила Анюта и добавила неожиданным басом, — уважил. Широкий ты человек, Сергей.
Хозяин кабинета слегка ошалел, но взял себя в руки:
— Сергей Васильевич вам в отцы годится, мадемуазель.
— Это чтобы я тебя по имени-отчеству величала? — Девушка насмешливо взглянула на него снизу вверх.
— И на «вы», — добавил Никольский строго.
— Не желаю! — Анна картинно взмахнула рукой, будто разом отметая все доводы Сергея.
— Вы так со мной кокетничаете? — полюбопытствовал майор.
— Я не кокетничаю! Я предлагаю перейти на «ты»! — Она уже слегка сердилась.
— Мы с вами на брудершафт еще не пили, — Никольский улыбнулся, наконец. — К сожалению.
— Так за чем же дело стало! — безмерно обрадовалась Анюта. — У тебя есть?
— Есть-то оно, конечно, есть… — замялся Никольский.
— Но сегодня тебе надо быть как стеклышко, — за него закончила она. — Ну, тогда мы это дело завтра на банкете сделаем.
— На каком еще банкете? — удивился Сергей.
— Банкет состоится после премьеры, на которую я тебя приглашаю. Держи два билета, — Анюта положила на стол зеленую бумажку. — Третий ряд. Тебе и твоей курице.
— Нету курицы, Анюта.
— Тогда совсем хорошо, — Анюта, точно повторив движение смотревшего на часы Никольского, глянула на свои. — Уложилась в три с половиной минуты. Ты доволен, мой мент?
— Я не доволен, я восхищен! — галантно заверил Никольский. Пришло время восхищаться Анюте:
— Ух ты! — И вдруг вспомнила. — У вас в предбаннике цыганский табор шумит. Проституткой я была. Хочешь, цыганкой стану? Я могу.
— Ты все можешь, — согласился с ней Никольский.
Что она и подтвердила:
— Очи черные… — спела Анюта низко, вдруг выбила каблучками дробь и ловко подрожала плечами. — До скорой встречи, гра-а-жданин начальник!
Девушка буквально упорхнула за дверь. Никольский сморщил нос, потряс головой, улыбнулся и взялся за телефонную трубку.
К сумеркам стало тихо на Спиридоновке. Лишь редкие прохожие поодиночке шли домой, да иногда лимузины с тихим шелестом скользили по улице. Но не лимузин — скромная «семерка» остановилась у забора зеленого дворика перед элитным домом-башней.
Из «семерки» вылезли двое: один — высокий и широкий, с ног до головы затянутый в кожу, другой субтильный, в скромной пиджачной паре и недорогих ботиночках. Доставивший этих двоих автомобиль, едва их высадив, неспешно тронулся и свернул в ближайший переулок.
