Уинстон заглянул через калитку. Во дворе стол, за ним сидит десятка полтора парней и девушек. На столе полно кастрюль, банок и тарелок. Совершенно не английское застолье.
— О, вратарь! — крикнули ему, — Вениамин, заходи, садись.
Он неуверенно прошел, компания подвинулась на лавке. Сразу же перед ним появилась стопка, в которую добрая рука щедро набулькала водки.
— За нашу победу! — тут же подняли многозначный тост.
Уинстон взял рюмку, чокнулся и задержался, чтобы посмотреть, как здесь принято пить. Соседи по столу закинули в себя выпивку одним глотком, как ирландцы. Он выдохнул и повторил. Холодная водка моментально испарилась на языке и отправилась вниз теплым облачком, согревая по пути горло, легкие и сердце.
— Ух! — выдохнул англичанин.
— Хорошо пошла?
— Ага, — Уинстон оглядывал стол в поисках закуски.
— Маша, где закуска, перед гостем позоришь!
— Уже бегу, — девушка поставила перед новым гостем тарелку с картошкой, квашеной капустой, солеными огурцами и солеными грибами.
Следующую песню хором не орали, а слушали гитариста.
Идет охота на волков, идет охота,
На серых хищников — матерых и щенков.
Кричат загонщики и лают псы до рвоты
Кровь на снегу и пятна красные флажков.
— Я немного не местный, — сказал Уинстон, — Что за флажки? У вас охота на волков происходит по правилам, как на фазанов?
— Волки боятся красного цвета, — ответили ему, — Поэтому район охоты огораживают веревками с красными флажками, чтобы волки не разбежались во все стороны. Потом загонщики выгоняют волков на стрелков. А у вас на них как охотятся?
— Да у нас их вроде всех перебили давно, — Уинстон не смог на ходу придумать, как охотятся на волков в Голландии. Он знал, что это маленькая, перенаселенная и очень цивилизованная страна без всяких диких лесов. Там еще могли бы охотиться на фазанов по-английски, но представить вместо фазанов специально выращиваемые для охоты стаи волков он не смог.
— А сказка про Красную Шапочку? — спросила Маша.
— Она совсем старая.
— Если бы у вас волков перебили, то к вам бы наши волки зашли.
— Они бы зашли, да у вас страна красными флагами огорожена.
Все расхохотались, и Уинстон подумал, что первый раз в жизни удачно пошутил по-русски. И что многие известные в Англии детские сказки пришли туда с континента. Выпили еще, и гитарист начал следующую песню.
Средь оплывших свечей и вечерних молитв
Средь военных трофеев и мирных костров
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастроф…
Казалось бы, разве можно в официально атеистическом государстве петь про вечерние молитвы. В Эйрстрип Ван эту строчку бы сразу подчистили. Но здесь мелкие детали никого не волнуют, главное — общее впечатление.
Следующую короткую и какую-то дурацкую песню «из фильма» пели хором.
С рождения Бобби пай-мальчиком был
Имел Бобби хобби, он деньги любил
Любил и копил.
Интересно, про кого эта песня? — подумал Уинстон, но вслух не спросил. Вдруг все нормальные европейцы этот фильм смотрели, а шпионы нет.
День прошел, и было все как вчера
Все как прежде, точь-в-точь.
Цепь событий разорвав до утра
Город ринулся в ночь.
— Что вы все ерунду какую-то поете, — из дома вышел пожилой человек.
— Перестань, старый, — из дома вышла жена «товарища капитана», — Маша, спой дедушке про самолет.
Гитарист эту песню пропустил, но Маша отлично справилась без аккомпанемента. Припев орали все вместе.
Был озабочен очень воздушный наш народ
К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет…
Очередной пример здоровой цензуры. Могли бы запретить американскую песню, вместо этого присвоили. Кто тут знает, что это на самом деле «Coming in on a Wing and a Prayer»?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Молодцы, — сказал ветеран, — Можете же!
— Пойдем, старый, не смущай детей, — сказала ему жена.
Гитарист снова взялся за инструмент.
Ваше благородие, госпожа разлука,
Мне с тобою холодно, вот какая штука.
Письмецо в конверте погоди — не рви…
Не везет мне в смерти, повезет в любви.
Этот фильм Уинстон смотрел. Европа всегда воевала с Азией. Такую историю мог бы написать Киплинг или Конан Дойл.
Если рыщут за твоею непокорной головой,
Чтоб петлей худую шею сделать более худой
Нет надежнее приюта, скройся в лес, не пропадешь,
Если продан ты кому-то с потрохами ни за грош…
Уинстон вздрогнул, услышав «Робин Гуд». Ему в свое время давали русские сказки из особого фонда, а тут английские у всех на слуху. Зачем русским английские сказки? Может быть, они уже готовы принять и Англию в свой Евросоюз?
— У вас в России были свои робингуды? — спросил он.
Русские переглянулись, поморщили лбы и ответили:
— Нет.
— Вроде нет.
— Вообще разбойники были, конечно, и легендарные разбойники тоже, но они все плохие.
— Тогда почему вы поете про Робина Гуда как будто он хороший?
— Так это в Англии, там все по-другому.
— Что по-другому?
— Там страна маленькая, и все, кто против власти, могли уйти только в лес, который в двух шагах от дома.
— А у вас? — Уинстон уже догадывался насчет ответа.
— А у нас в ближние леса уходили только плохие люди, разбойники. Честный крестьянин, чуть что ему не по нраву, мог сняться с места хоть всей деревней и свалить в необжитые леса на восток, на север, или на юг. Север, конечно, на любителя, а вот с Дона выдачи нет.
— На Дону был ваш Шервудский лес?
— Круче. Там жили казаки. Татары и поляки воевали с Русью, а казаки с татарами и поляками. Потом казаки присоединили свою Украину к России.
— Они же были беглые разбойники и, как это по-русски, оппозиция, разве нет?
— Да, но царь-батюшка добрый и всех простил.
— Почему?
— Потому что казаки, конечно, разбойники, но свои. Русские, православные и воюют с врагами России. У нас страна большая, поэтому людей всегда не хватает. Сама Россия в некотором роде стала Шервудским лесом для Европы.
— Как это?
— К нам уезжали европейцы, которым было душно в своих странах. Военные, ученые, управленцы. Мы их всех принимали как родных, водили в баню, поили водкой, крестили в православие и венчали с нашими девушками.
— У вас были лишние девушки?
— Да у нас всю историю мужчин не хватало. Не многоженство же вводить, — вступила Маша, — А в Европе в это время наоборот, был избыток мужчин, и они убивали друг друга на дуэлях из-за женщин.
— Давай напоследок про любовь, — сказал гитарист.
Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою
А если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я…
Когда Уинстон проснулся, в окна давно уже светило солнце. То есть, часов в шесть утра, с учетом белой ночи. Покачиваясь, вышел к сеням и понял, что дальше в носках не ходят. Сунул ноги в расшнурованные ботинки и дошаркал до туалета. Не забыл помыть руки с мылом. Пришлепал обратно. За столом уже сидел бодрый Степанов.
— К нам на утренний рассол прибыл аглицкий посол! — продекламировал русский.
Уинстон сначала вздрогнул на такую деанонимизацию, потом сообразил, что это цитата откуда-то. Голова гудела. Во рту царила пустынная сушь. Пожалуй, он вчера немного увлекся.
