сторону клуба? — спросила Гертруда.
— Нет, мисс. Думаю, они шли в деревню. Я не видел их лиц, но знаю в деревне каждую курицу. И все знают меня. Поскольку они не окликнули меня, тем более что я был в форме пожарника, я решил, что это чужаки.
Итак, что же мы узнали, потратив почти всю вторую половину дня? Пуля, пробившая дверь, кого-то ранила. Человек этот не уехал из деревни и не обращался к врачу. Доктор Уолкер знал, кто такой Люсьен Уоллес. И то, что он отрицал это, подтверждало: хотя бы в этом мы на правильном пути.
Мысль о том, что к вечеру приедет детектив, радовала меня больше всего. Мне кажется, что даже Гертруда была этому рада. Возвращаясь домой, я впервые за эти дни увидела ее лицо, освещенное солнцем, и поразилась, как плохо она выглядит. Она сильно похудела. Лицо было бледным и грустным. И я сказала:
— Гертруда, я вела себя как законченная эгоистка. Сегодня же ты уедешь отсюда. Энн Мортон отправляется на следующей неделе в Шотландию. Ты поедешь с ней. К моему величайшему удивлению, она покраснела и ответила:
— Я не хочу уезжать отсюда, тетя Рэй. Не заставляйте меня этого делать.
— Но ты портишь свое здоровье. Ты выглядишь ужасно, — заявила я решительным голосом. — Тебе необходимо сменить обстановку.
— Нет, — ответила она так же решительно. А потом более веселым голосом добавила. — А кто будет решать ваши с Лидди споры? Ведь вы ежедневно ссоритесь.
Возможно, я стала к тому времени подозревать всех и каждого, но мне показалось, что Гертруда притворяется веселой. По дороге обратно я время от времени смотрела на нее, и мне не понравились два красных пятна на ее бледных щеках. Но я больше ничего не говорила ей о Шотландии. Поняла, что она никуда не поедет.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Этот день был полон событий. Когда я вошла в дом и увидела Элизу, лежавшую в кресле в холле на втором этаже, суетившуюся вокруг нее Мэри Энн с тряпочкой, смоченной нашатырем, и Лидди, растиравшую ей запястья, я поняла, что привидение опять ходит по нашему дому, теперь уже в дневное время.
Элиза была вне себя от страха. Она схватила меня за рукав, когда я подошла к ней, и не хотела отпускать. Ей обязательно надо было рассказать, что с ней случилось. После пожара все домочадцы были деморализованы. Поэтому меня не удивило, когда я встретила Алекса и помощника садовника, несущих вниз огромный сундук.
— Я не хотел этого делать, — сказал мне Алекс. — Но она так взволнована. Я побоялся, что она сама потащит его вниз и поцарапает лестницу.
Я старалась снять с головы чепец и одновременно успокоить горничных.
— Элиза, умойся и перестань кричать. А потом приходи ко мне в комнату и расскажи, в чем дело.
Лидди, не говоря ни слова, убрала мои вещи. Вся ее фигура выражала неодобрение.
— Ладно, — сказала я, когда молчать больше было невозможно. — Атмосфера, кажется, накаляется. Лидди глубоко вздохнула, но ничего не ответила.
— Если Элиза уйдет от нас, где я смогу найти кухарку? Опять молчание.
— Я думаю, Рози умеет хорошо готовить. Лидди хмыкнула.
— Лидди, не смей отрицать, что ты наслаждаешься создавшимся положением. Тебе все это очень нравится. Выглядишь ты великолепно. Никогда так не выглядела. Все эти волнения способствуют работе твоей печени.
— Я думаю не о себе. Возможно, печень моя работает лучше, а возможно, нет. Но я знаю одно. Я тоже не бесчувственная. И видеть, как вы стоите на лестнице и стреляете через дверь!.. Я никогда больше не буду такой, что была раньше!
— Очень рада этому. Наконец-то ты изменишься, — заметила я. В это время в комнату вошла Элиза в сопровождении Мэри Энн и Рози.
Вот что она рассказала мне, время от времени прерываясь, чтобы всплакнуть и прислушаться к замечаниям Рози и Мэри Энн. В два часа (в два пятнадцать, поправила ее Рози) она поднялась к себе в комнату, чтобы взять картину и показать ее Мэри Энн (картину с изображением леди, вставила Мэри Энн). Она поднялась по лестнице для прислуги и прошла по коридору к своей комнате, которая находилась между кладовой для чемоданов и недостроенной залой для танцев. Идя по коридору, она услышала шум. Как будто кто-то передвигал мебель. Она немного испугалась, но решила, что это мужчины проверяют, все ли в порядке в доме после вчерашнего пожара. Она заглянула в кладовку, но никого там не увидела.
Когда она вошла в свою комнату, шум прекратился. Все было спокойно. Элиза присела на край кровати. У нее закружилась голова. Голова у нее часто кружится. Она прилегла на подушку и… — Задремала? — вмешалась я. — Хорошо. Что же было дальше?
— Когда я пришла в себя, это так же точно, мисс Иннес, как то, что я сижу сейчас здесь, я подумала, что сейчас умру. Кто-то дотронулся до моего лица, и я села на кровати. И тогда я увидела кусок штукатурки, отвалившейся от стены. В стене зияла дыра. И сквозь эту дырку кто-то просовывает железный прут вот такой длины — ярда два. Прут падает на кровать. Если бы я все еще спала, он ударил бы меня по голове и убил!
— Вы бы слышали, как она закричала! — вмешалась в разговор Мэри Энн. — Когда она спустилась с лестницы, лицо ее было белым, как наволочка.
— Этому должно быть какое-то естественное объяснение, Элиза, — сказала я. — Возможно, тебе все приснилось, когда ты упала в обморок. Если же действительно произошло так, как ты говоришь, то дыра в стене и железный прут должны быть на месте. Элиза немного смутилась.
— Дыра в стене есть, — сказала она. — Но когда Мэри Энн и Рози пришли за моими вещами, железный прут исчез.
— Но это еще не все, — проговорила Лидди загробным голосом откуда-то из угла. — Элиза говорит, что сквозь дыру в стене на нее смотрел горящий глаз!
— Стена довольно толстая, не меньше шести дюймов, — ехидно заметила я. — И если человек, который проделал дыру, не вставил в нее свой глаз с помощью палки, Элиза не могла его видеть.
Но факт остается фактом. Посещение комнаты Элизы доказало, что она ничего не выдумала. Я могла говорить что угодно, но кто-то проделал в стене дыру со стороны залы для танцев через кирпичные перегородки и с такой силой пробивал штукатурку в комнате Элизы, что железный прут упал на кровать. Я поднялась наверх одна, и нужно сказать, что это меня озадачило. В двух
