обед. А мне надо несколько минут с племянником переговорить! — сказал дядя изумленно уставившемуся на происходящее преподавателю.
Тот не стал противиться и послушно вышел.
— Так, Рафаэль, давай я тебе кое-что объясню, раз и навсегда, — грозно сказал дядя, — я тебя не для того к себе на факультет брал, чтобы ты меня здесь позорил, как дикарь.
— Да в чем дело, дядя! — заныл перепуганный Рафаэль.
— А дело в том, что Галия — невестка Тараса Ивлева. Моего коллеги. И гораздо больше, чем моего коллеги. Когда у меня дела в другом месте не заладились, сильно не заладились, он, рискуя, меня в аспирантуру взял. Он мне помог диссертацию написать и защитить. Я ему по гроб жизни обязан. Если ты думаешь, что в Москве легко доцентом стать, то ты очень сильно ошибаешься. А что он теперь думать будет, после того, что ты устроил? Что Карапетяны — собаки безродные, благодарности не имеют, не только долги свои не отдают, но еще и в спину бьют? Ты сюда пришел, чтобы нашу семью позорить, да?
— Но не могу же я игнорировать настроения в группе, дядя! — попытался оправдаться Рафаэль, — общественность же говорит…
— Какая общественность, Рафаэль! Общественность — это ты! Ты должен контролировать всю общественную жизнь группы. Ты староста! И кто там что говорит, неважно — ты должен быть справедлив! Ты часть нашей семьи, ты не должен гадить и позорить нас перед людьми, ты должен делать так, чтобы нас уважали, чтобы нам доверяли!
— Но… — попытался вставить слово Рафаэль.
— Короче, завтра в девять утра придешь сюда же, я позову Тараса, позову Галию. Будешь в ногах у них валяться, прощения просить. Не придешь, не извинишься искренне — я отцу твоему позвоню, я маме твоей позвоню. Они, когда все узнают, сразу же сюда прибегут. Отец тебя палкой отходит, и я ему скажу, чтобы он тебя родственникам в Армению отправил, в горы. Дураков в Москве и так много, и дураки с нашей фамилией в столице точно не нужны. А на родине пастухи всегда нужны, овец много. Пусть только овцы видят, какой ты дурак, они никому не расскажут, в отличие от людей. Но сначала армия, да, армия, вот где тебе ума, авось, вставят! Все, убирайся с глаз моих!
Рафаэль вышел из кабинета опустошенный и увидел Ваню, комсорга. Тот тут же подхватил его под локоток и куда-то потащил, совсем не по-дружески. Рафаэль был слишком ошеломлен происходящим, чтобы протестовать и сопротивляться. Наконец, Ваня отпустил его, когда затащил в самый дальний угол этажа, за туалеты и кладовую гардеробщиц.
— Ты что, ешь-твою-вошь, мне обещал? — гневно спросил он Рафаэля, развернув к себе, — что ты с твоим дядей мне всегда поможете, если что, и что вместе мы, комсорг и староста — сила, и далеко пойдем. Что же тебя твой дядя за ухи с собрания вытаскивает, как кота поганого, что диван обоссал? Ты мне врал, и ты для него — никто, так, за уши потаскать, когда скучно?
— Нормально у меня все с дядей, просто ему что-то вдруг не понравилось, — вяло ответил ему Рафаэль.
— И что же ему так не понравилось?
— Галия эта просто — невестка другого доцента, Тараса Ивлева, а я не знал, что он и мой дядя такие друзья.
Ванька застыл, выпучив глаза и осмысливая новости. Получается, вместо того, чтобы через Рафаэля подружиться с его доцентом дядей, он настроил против себя сразу двух доцентов???
— И вообще, я ни при чем, это все Диана, зараза! — зло сказал Рафаэль, — наплела мне с три короба, сучка…
— Та самая Диана, что вареньем платья Галии мазала и ручки воровала? — дошло до Ваньки, — то есть ты по такому важному вопросу поверил этой неуравновешенной стерве? А мысль в голову не пришла, что она банально мстить может? И соврет — недорого возьмет, по такому-то поводу.
— Я не подумал, — помрачнев лицом, ответил Рафаэль. Ну не говорить же комсоргу, что он все прекрасно понимал и тоже пытался отомстить?
— Все с тобой ясно, — вынес вердикт Ваня, — уши развесил, собрал слухи непроверенные, меня подставил, весь комсомольский актив факультета подставил и теперь еще тупой девкой прикрываешься в оправдание. Мол, она тебе что-то там сказала.
Слова для Рафаэля прозвучали обидно, но гораздо больнее и совсем неожиданным стал мощный удар в левый глаз. Упав на пол и схватившись за дико заболевшую голову, почти ослепший от яркой вспышки Рафаэль вспомнил, что Ваня уже много лет занимается боксом. К счастью, дальше бить он его не стал и ушел.
* * *
Вернувшись в общежитие, Диана никак не могла успокоиться. Она то садилась на кровать, то начинала ходить по комнате из угла в угол. Все сегодня пошло совершенно не так, как она хотела.
Диана была так счастлива, когда Рафаэль, узнав у нее подробности жизни Галии, затеял стенгазету и собрание. Ей в целом было приятно его внимание, она все еще была влюблена в него. Она уже предвкушала, как эту буржуйку, вообразившую себя московской помещицей, растопчут и поставят на место. А они с Рафаэлем будут вместе. И все будет хорошо. Но тут вдруг вмешались преподаватели и все полетело в тартарары. Ольга Юрьевна так рьяно взялась защищать Галию и позорить их, что Диана даже опешила. Она совсем не ожидала, что у Пашкиной избранницы уже есть такой авторитет среди педагогов.
Диана всегда считала Галию простушкой и относилась к ней свысока, глядя, как та носится всегда взмыленная и старается все успеть. И считала очень несправедливым, что той всегда везет в жизни: и жилье нашла хорошее, и замуж выскочила, и отец с ней носится не меньше, чем с самой Дианой, родной дочерью между прочим, в отличие от этой не пойми кого, защищает Галию все время… Вспомнив об этом, Диана возмущенно поджала губы. Ее всегда бесило доброе отношение отца к Галие. Родную дочь ругает, а эту простушку хвалит все время и в пример ставит, — с обидой подумала она.
Через пару часов пришли с учебы соседки по комнате. Обе с порога мрачно смерили взглядом Диану, сидящую в уголке на своей кровати.
— Ну что, дуреха, снова за старое взялась? — уперев руки в бока, грозно спросила Маринка.
— Ну и стерва же нам в соседки досталась, — вторила ей Верка. — И как тебе в голову пришло такое на подругу наговаривать? Весь факультет гудит.
— А что я такого сказала? — возмущенно вскинулась Диана. — Все ведь правда!
— Что правда⁈ — Вера нависла над Дианой, от чего та еще глубже вжалась в угол. — Что девчонка работает? Старается? Крутится как белка в колесе? Пальцы в краске, потому что подрабатывает после учебы на заводе? Замуж вышла? Это она-то прислуга, что перед богатенькими пресмыкается? Вовсе нет — она трудяга и пролетариат! Что в этом плохого? Зачем о ней сплетни всякие распускать?
— Это не сплетни, — Диана начала рыдать, — я знаю, что она прислуживала хозяевам на квартире, где жила. Они мне сами предлагали на них работать, когда я к ним жить попросилась. Я по нормальному пришла, по-человечески, хотела с ними познакомиться как следует, а потом и подружиться. А они…
— Нормально, значит! Ты приперлась к незнакомым людям и попросилась жить к ним в квартиру⁈ — Маринка изумленно уставилась на Диану, а потом начала хохотать. — Да ты еще большая дура, чем я думала. Это же надо додуматься до такого!
— С нами, холопками, в общаге, прынцессе не живется значит, — презрительно хмыкнула Верка, — не царское это дело. Обзавидовалась и халявы захотела. Решила, что ножкой топнешь и тебе все на блюдечке преподнесут.
— Ничего я такого не хотела. Просто почему все хорошее ей? Чем я хуже? Это несправедливо! — Диана рыдала в голос, не зная, как все объяснить соседкам и достучаться до них.
Вера с Мариной переглянулись, после чего Вера вздохнула, пожала плечами и сказала:
— Вот что, соседка! Мы уже объясняли тебе, но не доходит, видимо. Поэтому скажу тебе один последний раз. Будешь так себя вести, останешься одна. Кто захочет общаться с подлой и завистливой дурой, которая добра не помнит и гадости делает! Мы уже навели справки — Галия, пока с тобой жила, и обстирывала тебя, и жрать тебе всякую вкусноту готовила. А вот тебя что-то на кухне со сковородкой никто припомнить не может, как и сейчас, впрочем. И как ты ей отплатила? Вареньем на одежде и воровством? Одумайся, дура, пока не поздно! А то никто тебе руки не подаст, все плеваться будут.
— Что посеешь, то пожнешь! — добавила Маринка, после
