Но по какой-то причине… по какой-то необъяснимой, странной причине, он начал думать о книгах.
А потом взял в руки перо.
И вот теперь он в своем «после».
Себастьян посмотрел на Аннабель.
И отвел взгляд. Ему не хотелось думать о том, каким же станет ее «после».
— Хотите, я вам почитаю? — спросил он неестественно громко. Ему просто-таки необходимо сделать хоть что-нибудь, чтобы изменить ход своих мыслей… Кроме того, чтение может ее отвлечь.
— Ладно, — сказала Аннабель, неуверенно улыбнувшись. — Леди Оливия упоминала, что вы великолепный чтец.
Быть не может, чтобы Оливия так сказала!
— Нет, правда? Она так и сказала?
— Ну, не совсем так. Но точно упомянула, что вы заставили рыдать горничных.
— В хорошем смысле, — заверил он.
Она хихикнула. Себастьян почувствовал себя до нелепости счастливым.
— Ну так вот, — начал он. — Глава первая. — Тут он откашлялся и приступил к чтению: — «Неверный свет зари сочился сквозь оконное стекло, а мисс Энн Сейнсбури, свернувшись под своим тощим одеялом, размышляла, как это часто бывало в ее жизни, откуда ей взять денег на еду».
— Так и вижу эту картину, — заметила Аннабель.
Он поднял глаза от страницы:
— В самом деле?
Она кивнула.
— Раньше я рано вставала. Пока не приехала в Лондон. Утром — совсем другой свет. Более… плоский, что ли. И какой-то золотистый. Я всегда считала… — Она внезапно замолчала и склонила голову набок. Задумчиво нахмурила брови. Совершенно очаровательное выражение! Себастьяну показалось, что стоит ему чуть-чуть постараться, и он увидит ее мысли.
— Но вы-то ведь знаете, что я имею в виду, — вдруг сказала она.
— Я?
Она выпрямилась, глаза загорелись от нахлынувших воспоминаний.
— Вы об этом говорили. Когда мы встретились на балу у Троубриджей.
— На пустоши, — кивнул он. Теперь это казалось неимоверно далеким, прекрасным видением.
— Да. Вы говорили тогда об утреннем свете. Вы сказали, что… — Она замолчала и отчаянно покраснела. — Впрочем, не имеет значения.
— По правде говоря, теперь мне ужасно хочется узнать, что же я тогда сказал.
— О! — Она быстро помотала головой. — Нет.
— Аннабе-эль, — произнес он, намеренно растягивая ее имя и с удовольствием вслушиваясь в его музыку.
— Вы сказали, что вам хотелось бы в нем искупаться, — быстро и испуганно проговорила она, словно стараясь поскорее освободиться от собственных слов.
— Неужели? — Странно. Он ничего такого не помнит. Иногда он слишком глубоко задумывается. Но стиль действительно его.
Аннабель кивнула.
— Хм… Пожалуй, я бы не возражал. — Тут он слегка склонил голову в ее сторону, что часто делал перед тем, как изречь очередное «bon mot». — Однако я бы тогда настаивал на некотором уединении.
— Без сомнения.
— Хотя… возможно, не слишком строгом, — пробормотал он.
— Прекратите. — Но Аннабель вовсе не выглядела оскорбленной. Ни в коем случае.
Он бросил на нее быстрый взгляд. Ей казалось, что он на нее не смотрит. И она слегка улыбалась своим мыслям. Себастьян подумал, какая же она сильная и мужественная. Как прямо держит спину, даже в беде.
Тут Себастьян остановился. О чем, черт возьми, он думает? Она всего лишь не возмутилась его рискованным замечанием. До беды в этой ситуации куда как далеко!
Необходимо быть бдительным, а не то он вообразит себе об Аннабель такое, чего на самом деле и в помине нет. Именно так он и поступает едва ли не каждую ночь, когда оказывается в своей комнате наедине с пером и бумагой. И создает героев. Стоит отпустить воображение на волю, и Аннабель превратится прямо-таки в идеальную женщину.
А это несправедливо по отношению к ним обоим.
Он снова откашлялся и кивнул на книжку.
— Мне продолжать?
— О, прошу вас.
— «Она опустила глаза на своего верного колли…»
— У меня тоже есть собака, — вдруг перебила Аннабель.
Себастьян удивился. Не тому, что у Аннабель есть собака. По всему было видно, что эта девушка их любит — собак, разумеется. Просто он не ожидал, что его снова прервут так быстро.
— Правда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Грейхаунд.
— Он участвует в бегах?
Аннабель покачала головой.
— Его зовут Мышь.
— А вы жестокая девушка, мисс Уинслоу.
— Боюсь, кличка ему подходит.
— Полагаю, он не стал победителем в соревновании «Уинслоу, пытающихся перегнать индюка».
Аннабель прыснула.
— Нет.
— Вы сказали, что сами пришли третьей, — напомнил он ей.
— Как правило, наши соревнования проводятся исключительно среди представителей рода человеческого. У меня имеется парочка необычайно резвых братьев.
Он снова взялся за книгу.
— Мне продолжать?
— Я скучаю по своему псу, — вздохнула Аннабель.
Продолжать явно не стоит.
— Э… а у вашего дедушки есть собаки? — спросил Себастьян.
— Нет. Только Луизина смешная псина.
Себастьян припомнил виденную им в парке колбаску на ножках.
— Да, упитанный экземпляр.
Аннабель тихонько фыркнула.
— Кто дает собаке кличку «Фредерик»?
— А? — Да она скачет от одной темы к другой не хуже воробушка!
Аннабель слегка выпрямилась.
— Луиза назвала своего пса Фредериком. Вам не кажется, что это просто смешно?
— Вообще-то нет, — признался Себастьян.
— У меня брата так зовут.
Себастьян не представлял себе, зачем Аннабель все это рассказывает, но казалось, беседа отвлекает ее от неприятных мыслей, поэтому он охотно поддержал разговор.
— А ваш Фредерик случайно не один из тех самых резвых братьев?
— Так и есть. А еще его избрали «Уинслоу, который вероятнее других не станет викарием». — Тут она ткнула себя пальцем в грудь: — Я, несомненно, побила бы его в этом состязании, если бы из него не исключили всех девочек.
— Ну конечно, — пробормотал он. — «Уинслоу, быстрее других засыпающая в церкви», и все такое. — А потом спросил: — А вы и в самом деле это делаете? Засыпаете в церкви?
Она устало вздохнула:
— Каждую… божью… неделю.
Он усмехнулся.
— Мы с вами составили бы дивную пару.
— Так вы тоже?
— О, нет. Я никогда не засыпал. Меня выгоняли за неподобающее поведение.
Она, блестя глазами, наклонилась вперед.
— И что же вы такое делали?
Он тоже наклонился и хитро улыбнулся.
— Этого я никогда не скажу.
Она отшатнулась.
— Так нечестно!
Он пожал плечами:
— Теперь я просто не хожу в церковь.
— Никогда?
— Нет. Но если уж быть до конца честным, сейчас я, скорее всего, заснул бы. — Чистая правда. Для тех, кто не может заснуть по ночам, расписание церковных служб составлено весьма неудобно.
Аннабель печально улыбнулась и встала. Себастьян тоже начал подниматься, но она подняла руку.
— Пожалуйста, сидите.
Себастьян смотрел, как она подходит к окну и упирается лбом в стекло.
— Вы думаете, он все еще там? — спросила Аннабель.
Он не стал притворяться, что понятия не имеет, о ком идет речь.
— Скорее всего. Он жутко упрямый. Если ему сказали, что вы должны вскоре вернуться, значит, он ждет.
— Леди Оливия пообещала мне, когда закончится ее встреча, проехать мимо дома Викерсов, посмотреть, стоит ли там еще его карета. — Аннабель обернулась и, не глядя ему в глаза, спросила: — У нее ведь не назначено никакой встречи, да?
Себастьян подумал, не солгать ли. Но не стал.
— Не думаю.
Аннабель медленно кивнула, потом лицо у нее сморщилось, и он невольно подумал: «О, Господи, только не слезы!» — потому что он совсем не знал, что делать со слезами. Особенно с ее слезами. Но не успел он придумать никакого подобающего случаю утешения, как понял…
— Вы смеетесь?
Она помотала головой… и расхохоталась в голос.
Он встал.
— Что здесь такого смешного?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ваша кузина, — проговорила Аннабель сквозь смех. — Думаю, она пытается вас скомпрометировать.
Ничего нелепее он в жизни не слышал! Но это была правда.
