Искусство московских послов направилось на формальности, которым дипломатия русского двора всегда придавала большое значение. Они крепко отстаивали обозначение Ливонии отчиной царя, которую он добровольно уступает чужому властителю; они пытались ввести в договор уступку Риги и Курляндии, которые до того не находились в обладании Москвы: они зорко следили за тем, чтобы Польша не заявила потом своих притязаний на территории и города, захваченные шведами. Упорно спорили они также из-за двинских крепостей, захваченных неприятелем: о Полоцке, впрочем, и речи не поднималось, его Иван IV уступал молчаливо; но в переговорах послы сумели добиться отдачи назад взятого Баторием Себежа, крепости, господствовавшей над выходом в долину р. Великой и в свое время выстроенной в качестве передового поста для наступления на Вильну.
Наглядно выразилась дисциплина, в которой Иван IV держал подчиненных чиновников, в следующем эпизоде. За возвращение Себежа Баторию нужно было отдать Велиж. Поссевино говорил московским послам, что, если они боятся за эту уступку гнева царя, он готов отдать за них свою голову. На это они заявили, что если бы каждый из них имел десять голов, царь приказал бы снять все эти головы за такое попустительство.
Послы проявили обычные черты московской дипломатии: долго упирались в вопросах этикета, доказывали историко-архивными ссылками необходимость присудить их государю титул царя. Но когда-то блестящая, стройно налаженная ученость Посольского приказа была теперь в некотором упадке в связи с глубоким унижением, которое вообще вынужден был претерпеть московский двор. После отчаянных препирательств, сопровождавшихся угрозами московских послов оборвать переговоры, Ивана IV прописали в договорной грамоте великим князем: опять обнаружилось, что в инструкции на крайний случай стояло согласие Грозного и на это умаление своего достоинства. В историческом споре, затеянном послами, согласно московским обычаям, они оказались не на высоте, запутавшись в примерах, которые, может быть, внушены были самим царем: они ссылались на передачу царского титула князю Владимиру императорами Гонорием и Аркадием, а когда Поссевино указал им на хронологическую ошибку в 500 лет, нисколько не смущаясь, они стали уверять, что то были другие Гонорий и Аркадий, жившие позже. (Новодворский думает, что москвичи смешали их с другой парой братьев-императоров, Василием и Константином византийскими, современниками Владимира.)
Ям-Запольский мир в 1582 г. составляет трагическое завершение великой войны. Ее главной целью было открыть доступ к морю, вступить в общеевропейский обмен, занять положение в европейском международном мире. Но промежуточная страна Ливония и сама по себе представляла ценное владение, в котором за двадцать лет московитяне сумели довольно прочно утвердиться. Во время мирных переговоров московские уполномоченные отдали большое внимание вопросу о возвращении церковных имуществ, помещенных в Ливонии; православных церквей было немало выстроено в восточной части края.
Уступка Ливонии означала для множества русских, в ней прижившихся, выселение; Гейденштейн рассказывает, что русские оставляли Дерпт с большим сожалением, так как с ним связаны были для них весьма дорогие воспоминания: женщины, сбегаясь на могилы мужей и детей, отцов и родственников, испускали страшные вопли, покидая родное пепелище. Другой современник, польский монах Пиотровский, обращает внимание на следы замечательной военной организации, которую развил побежденный враг в Ливонской окраине: "Нас всех изумляло, что во всякой крепости мы находили множество пушек, изобилие пороха, и ядер, больше чем мы сами могли набрать в нашей собственной стране… мы точно приобрели маленькое королевство, не знаю, сумеем ли мы что-нибудь сделать с ним".
9
Московское государство спаслось от угрожавшей ему гибели, спаслась и династия, сохранилась в неприкосновенности власть царя. Иван IV умирал в обладании созданной им в начале царствования громадной державой и в распоряжении системой службы и повинностей, которые он непрерывно расширял и реформировал, хотя финансовая и военная организация были крайне расшатаны.
Что же избавило московскую военную монархию от катастрофы? Для того чтобы ответить на этот вопрос, пришлось бы повторить многие страницы данного очерка, напомнить о политическом разуме и слаженности учреждений, об искусстве династии, сумевшей держать классы общества в строгом повиновении, о громадности военных и финансовых средств Москвы. Все это, однако, приходит в упадок к концу войны: в 70 – 80-х годах нет прежних талантливых дипломатов и военных деятелей. Ивана Грозного окружают посредственности, деятели усердные, но второстепенные. Однако еще работает созданная им административная система, правящие круги не растерялись, не утратили самообладания и уважения к себе.
Московское государство в эту эпоху живет еще старыми запасами сил, накопленными за целое столетие. Жива и не истратилась громадная энергия, заложенная в русском народе, которая с таким блеском проявила себя в героической обороне Пскова в 1581 г.
Давно сказано, что лучшую похвалу услышишь от врага. В хронике Балтазара Руссова, ярого ненавистника вступления московитов в Ливонию, есть удивительное признание героических качеств русских, которые еще больше оттеняются беспощадным суждением автора о своих "культурных" соотечественниках. "Русские, – говорит Руссов, – в крепостях являются сильными военными людьми. Происходит это от следующих причин. Во-первых, русские – работящий народ: русский, в случае надобности, неутомим во всякой опасности и тяжелой работе днем и ночью, и молится богу о том, чтобы праведно умереть за своего государя. Во-вторых, русский с юности привык поститься и обходиться скудной пищей; если только у него есть вода, мука, соль и водка, то он долго может прожить ими, а немец не может. В-третьих, если русские добровольно сдают крепость, как бы ничтожна она ни была, то не смеют показаться на своей земле, так как их умерщвляют с позором; в чужих же землях они держатся в крепости до последнего человека, скорее согласятся погибнуть до единого, чем идти, под конвоем, в чужую землю. Немцу же решительно все равно, где бы ни жить, была бы только возможность вдоволь наедаться и напиваться. В-четвертых, у русских считалось не только позором, но и смертным грехом сдать крепость".
Восхваляя патриотизм русских в противоположность безразличию немцев, Руссов отметил, однако, лишь пассивные добродетели русского народа, его обороноспособность, благодаря которой только и могла спастись глубоко потрясенная кампаниями 1579-1581 гг. держава. Нам надо вспомнить об активных качествах русского народа, без наличия которых Иван Грозный не мог бы одерживать свои победы, не мог бы сложить великую державу. Для организации этих побед Иван Грозный напрягал все более и более производительные силы народа, увеличивал безмерно повинности, военную и тягловую. Это перенапряжение не осталось без опасных для самодержавия последствий, вызвало отпор со стороны крестьян, проявилось в восстаниях, начало которых восходит, может быть, к 1570 г.. ко времени волнений в Новгородской области. Это были предвестия большой крестьянской войны начала XVII века, которая обнаружила в народе еще одно, и притом ценнейшее из активных качеств – способность к революции.
Ивану Грозному досталось по наследству владеть этим кладом, вести этот народ в бои, применять его силы в строении великой: державы. Его самого судьба наделила исключительными данными выдающегося администратора и военного организатора. Его вина или несчастье состояло в том, что, поставивши себе великую цель завоевания доступа к морю и установления прямых сношений с индустриально и технически развитым Западом, он не смог вовремя остановиться перед возрастающей силой врагов, что под конец, в борьбе неравной и бесплодной, он бросил в бездну истребления большую часть ценностей, накопленных предшественниками и приобретенных им самим, исчерпывая средства созданной им державы.
Параллельно с этой общенародной социально-политической трагедией и под ее влиянием развертывалось и личное горе Грозного (смерть его любимого сына Ивана!), выматывался крепкий его организм, истрачивались его таланты, погибала его нервная энергия.
10
Заключенное в январе 1582 г. на десять лет Ям-Запольское перемирие обе стороны рассматривали лишь как временную передышку, и обе стороны принялись энергично готовиться к новой; войне: обладание Ливонией, приобретение доступа к Балтийскому морю было жизненным вопросом для обоих соперников.
В том, что Иван Грозный, хотя и пораженный тяжелой неудачей, не хотел ни на минуту успокоиться, нет никакого сомнения. Красноречиво говорят о его неутомимости все меры внутренней политики, которые определяются одним господствующим мотивом – помочь военно-служилому классу выйти из поразившего страну хозяйственного кризиса, поднять военноспособность служилых людей, увеличить состав их кадров, изыскать средства для вознаграждения за испытанные потери, обеспечить возможность правильно вести свое хозяйство и иметь все средства для наилучшего вооружения.
