— Добрый день, — поздоровался Генрих с Язэпом, — починить сможете?
Генрих показал сапожнику сапог и оторванный каблук.
— Отчего ж не починить, мил человек, на то я здесь и сижу, — ответил Язэп. Он принял сапог из рук клиента, осмотрел его и поставил на кованую металлическую «лапу». Мастер промазал клеем каблук, приладил его на место и принялся загонять в него желтые латунные гвозди. — Пять минут — и все будет готово. С вас четыре рейхсмарки.
— Дороговато берете, отец, — заметил Генрих, — хотя хорошему мастеру и переплатить не грех. Ты, батя, только по сапожной части специалист или в шорных делах разумеешь?
— И в шорных, и в кузнечных, и даже в часовых разумеем, — Язэп отложил в сторону молоток и окинул Генриха внимательным взглядом.
— На ловца и зверь бежит, — ответил Генрих. Он полез в карман, достал оттуда серебряные часы «Павел Буре» на цепочке и протянул их мастеру, — остановились. Сможете починить?
— Без шестнадцати минут три. «Павел Буре», — подытожил Язэп, — все верно. Как добрались, без приключений?
— С небольшими, — улыбнулся разведчик. — Лихие у вас тут бойцы, на подлете чуть самолет из пулемета не завалили. Надеюсь, с такими сработаемся.
— Отчего ж не сработаться? С нашими точно сработаемся, — ответил Язэп, протягивая Генриху починенную обувь. — Хотя всякого вооруженного дурачья и сволочи тоже по лесам много шастает. Порой приходится не на три, а даже на четыре фронта воевать. Всяко бывает. Итак, какие будут распоряжения?
— Доложите командиру, чтобы начинали подтягивать и прятать взрывчатку поближе к замку. Пока все. Остальное потом, — распорядился Генрих. Над входом вздрогнул колокольчик, дверь распахнулась, комнату обдало легким коротким сквозняком. Оставив после себя слабо-ощутимый запах земляничного мыла, через комнату прошмыгнула молодая девушка. Она скрылась в подсобке за стойкой, успев бросить на Генриха быстрый оценивающий взгляд.
— Дочка? — поинтересовался Генрих.
— Внучка. Стефания. А тебя-то как величать, мил человек. А то ты так и не назвался.
— Генрих Штраубе, — представился разведчик и протянул Язэпу деньги. Тот отрицательно замотал головой. Генрих настойчиво сунул деньги в карман кожаного фартука мастера. — Часы пусть у вас останутся, будет повод лишний раз зайти. Честь имею.
— Кто этот красавчик? — спросила деда Стефания, показавшись в мастерской под звук проводившего посетителя колокольчика.
— Генрих Штраубе, — ответил Язэп. Дополнительных разъяснений внучке не потребовалось.
В комендатуре, куда Генрих заехал после сапожной мастерской, Штольберга не оказалось. Скучающий на вахте автоматчик пояснил, что, несмотря на поздний час, комендант еще не появлялся. Выяснить у него адрес, по которому проживал Штольберг, не составило труда. Для этого было достаточным махнуть перед носом часового своим новым удостоверением офицера СД. Долго искать не пришлось — оказалось, что Эрих проживал с Генрихом на одной улице, правда, в более комфортных условиях, занимая три комнаты. Одна из них служила коменданту рабочим кабинетом и комнатой для приема гостей, вторая — спальней, а третья, в которой по приказу жильца хозяева наглухо заколотили окно, фотолабораторией. Именно здесь, занимаясь любимым делом, гауптштурмфюрер коротал кастрированное войной время жизни, отвлекаясь от опостылевшей работы, релаксируя и оттачивая мастерство художественной фотографии.
— Страдаете, господин Штольберг? — поинтересовался Генрих, заходя в гостиную. Одетый в военную форму, комендант в сапогах лежал на диване и мучился от посталкогольного синдрома. Его лоб и глаза покрывало мокрое полотенце, дыхание было учащенным, левая нога отбивала по деревянному подлокотнику ритм неизвестной, звучащей лишь в голове страдальца мелодии.
— А я яму казала, давай самагонки налью. Адразу б, як агурчык быу, але ж не хоча, — послышался сзади голос хозяйки. Бабка на миг сунула покрытую белым платочком голову в дверной проем и потопала дальше по своим делам.
— А ведь старуха права, — произнес Генрих, прохаживаясь по комнате и разглядывая развешанные по стенам многочисленные фотоработы Штольберга, — similia simili-bus curentur.
— А, это вы, господин Штраубе, да я знаю, что подобное лечится подобным, — произнес Эрих, снимая со лба полотенце. — Никогда бы не подумал, что в этой глуши мне по-латыни процитируют Гиппократа и что местные бабки будут вполне солидарны с его догмами. Нет уж, я в таких случаях анальгином спасаюсь. Уже принял. Скоро должно подействовать. Сколько раз давал себе слово не тягаться с Гетлингом в выпивке — он выкован из стали, а печень у него вообще с другой планеты. Впрочем, ладно, вчера мы набрались до свинского состояния, но вы не подумайте, что мы позволяем себе такое каждый день.
— Надеюсь, что повод соответствовал количеству потребленного, — заметил Генрих, пытаясь вызвать еще не протрезвевшего Штольберга на откровенность. — С каждым такое случается, я тоже не исключение.
Усилием воли Эрих принял сидячую позу и, ничего не ответив, тяжело вздохнул.
— Насколько я понимаю, все эти фотографии на стенах вашего авторства? Мне многие нравятся, наверно, у вас был хороший учитель, — предположил гость.
— Самоучка я, — пояснил Штольберг, — мне еще далеко до настоящего мастера. В последнее время еще одна напасть появи-лась — снимки желтеть отчего-то начали. В Дании все было нормально, а здесь желтеют. Быть может дело в воде? Ладно, — комендант поднялся с дивана, — как я понимаю, вы, господин Штраубе, ко мне по делу? Чем могу помочь?
— Мне и доктору Вагнеру срочно нужен пропуск в замок, — объяснил Генрих.
— Нет проблем. Подкинете меня до комендатуры? — попросил Эрих, распахивая перед гостем дверь.
— С удовольствием, — ответил тот.
— Для того, чтобы фотографии не желтели, желательно между проявителем, водой и закрепителем ставить четвертую ванночку с раствором уксусной кислоты. Так называемый «стоп-раствор». Да и в воде дело тоже, тут вы правы, промывать нужно тщательней. Я уверен, что в Дании вы мыли снимки под проточной водой, а здесь, наверняка обходитесь ведром колодезной. Отсюда и беда, — по дороге к комендатуре высказал свои соображения Генрих.
— Откуда такие познания? — заинтересовался Штольберг, — вы тоже фотограф?
— Почему нет? Мало кого это занятие оставит равнодушным. Достаточно лишь раз поколдовать над своими снимками, и ты уже фанатик. У вас какая камера?
— «Leica III».
— Xa-xa, — усмехнулся Генрих, — у меня такая же. К сожалению, я ехал налегке и свою не захватил. В случае надобности можно будет воспользоваться вашей? Взамен готов обучить вас изогелии и фотографике, если вы, конечно, не слышали об этих художественных приемах.
— Нет проблем, можете пользоваться камерой, когда понадобится, — разрешил Эрих, — а названные вами термины я, к сожалению, и правда слышу впервые. Буду рад обучиться этим новомодным премудростям.
Через несколько минут Штольберг распахнул перед Генрихом двери своего кабинета, указал гостю на кресло рядом со столом, сам расположился напротив, достал из верхнего ящика стола чистый бланк, заполнил его и позвонил в канцелярию, приказав срочно принести ему печать.
— Готово, — хлопнув печатью по документу и отправив адъютанта, сообщил комендант, — теперь вы можете без проблем перемещать-ся по всему замку и прилегающей территории.
— Так уж и везде? И по левому крылу замка тоже? — удивился Генрих. — Доктор Вагнер говорил, что там находится какая-то секретная лаборатория.
— Не совсем так, — пояснил Эрих. — Левое крыло недавно отвели под госпиталь Люфтваффе. Там только вход в лабораторию, а сама она находится в подземелье, и на нее мои полномочия не распространяются. Ею заправляет начальник из СС, отвратительный, смею заметить, тип. Чем они там занимаются и чем собираетесь заниматься вы с доктором — не моего ума дела, могу лишь сказать, что у вашего Вагнера и начальника лаборатории абсолютно одинаковые перстни. Мне кажется, в случае необходимости они найдут общий язык.
— Спасибо за информацию, — поблагодарил Генрих, положил пропуск в карман и поднялся со стула. — У вас фотографическая память.
— Ну, так я же фотограф, — улыбнулся Штольберг. — Кстати, дорогой друг, — остановил он Генриха в дверях, — быть может, мне вскоре понадобится от вас небольшая услуга. Не возражаете встретиться сегодня в 20.00 в том же ресторане, где и вчера? Там все и обсудим.
— Рад буду помочь, до встречи. Хайль Гитлер! — козырнул Генрих на прощание и вышел из кабинета.
— Хайль!
* * *
Рано утром командир партизанского отряда Николай Шмель и Адам сидели на берегу озера и ловили рыбу. В ожидании поклевки они молча смотрели на стоящие колом поплавки из гусиных перьев, думая каждый о своем.
