— Спасибо! — криво усмехнулся я.
— Не за что, — она побежала рядом с нами, звеня украшениями. — Мне так редко удается говорить на твоем языке, что не хотелось бы терять такую возможность, тем более вас скоро принесут в жертву.
Один из полуголых аборигенов заломил мою руку назад и толкнул вперед.
— Вы повелители миражей? — скривился я от боли.
— Их потомки. Из-за таких как вы, грешники, мы прогневали древних богов пустошей и потеряли свой дар управлять миражами.
— А поподробнее можно?
Страшная девочка оскалилась. Ей было приятно, что грешников интересует ее мир.
— Много лет назад наш Наставник, который умел повелевать миражами решил помочь погонщику караванов. Но тот не заплатил нам за услуги, а просто убил Наставника. И теперь боги отвернулись от нас. Поэтому мы все вырываем друг другу глаза при рождении — это наше покаяние. Лишь очищая Пустоши от таких как вы, мы сможем вернуть свой дар и вновь повелевать иллюзиями пустыни… вот такая печальная история, грешник. Я думаю, ты должен знать, за что тебя принесут в жертву.
— А я так и не понял… Вы что всех людей убиваете?
— Конечно нет, грешник, — она весело рассмеялась. — Вы предатели и убийцы. Наши боги будут рады такой жертве. А ваши глаза мы вытащим и вставим нашим лучшим повелителям миражей. Я в очереди тридцать восьмая!
О, демон! Куда мы попали? Они же все психи! Если мифические повелители когда-то и существовали, то серьезно деградировали.
— А почему ты думаешь, что мы, как ты говоришь, предатели и убийцы? Мы просто путешественники!
Она снова оскалилась и погрозила пальчиком.
— Ты лжец! Я вижу. Думаешь, что у меня нет глаз, поэтому я не разберу, кто есть кто? Мы потомки повелителей миражей, без человеческих глаз видим лучше вашу гнилую сущность…
Очередной удар аборигена, и я преодолеваю следующие пять шагов по воздуху.
— Ты видишь, лгу я или нет?
Чернокожая девчонка самодовольно кивнула.
— У нас другое зрение!
Судя по всему, Адель оказалась права. Аномалии возникли в результате принудительного лишения глаз при рождении. Ведь никто из них никогда не мог похвастаться тем, что видит солнечный свет. А тело, тем не менее, приспосабливалось к возникшей ситуации. И не только тело, ум тоже… Он свихнулся.
— И все же ты ошиблась. Я не убийца.
— Опять лжешь. Ты убивал, обманывал… Многие человеческие существа поплатились своей жизнью, за то чтобы ты своими порочными ногами топтал священную пустыню.
— Если я кого-то и убивал, то только для самообороны!
Теперь меня приложили палкой по спине.
— Не оправдывайся, грешник. Это не имеет никакого значения! На тебе чужие души.
— И что вы нас всех убьете? Даже его? — я указал на шокированного Лихтора. — Только не уверяй меня, что он кровавый убийца! Ни за что не поверю!
Ужасная девочка подскочила к несчастному пареньку, которого вел высокий абориген, и, схватив его за волосы, оттянула голову назад. Остается только догадываться, в каком смятении находился мальчишка, когда его обнимала чернокожая девица с черными впадинами вместо глаз, с заостренными подточенными зубами.
После долгого рассматривания, она согласно кивнула.
— Он невинен, не смотря на твое влияние, грешник! Хороший мальчик! — она ласково провела его по волосам и что-то приказала воину.
Абориген прекратил угрожать Лихтору копьем. Теперь его внимание переключилось на меня.
— Вы… вы отпустите меня? — не веря своей удаче, спросил шокированный парень.
Страшная девочка снова оскалилась.
— Он достоин стать одним из нас! — выдала она. — После обряда лишения зрения, мальчик станет полноправным кандидатом в повелители миражей!
Лихтор испугано вскрикнул. Если бы я в этот момент не лежал на полу после очередного пинка, то от потрясения, скорее всего упал бы.
— Господин Марк! — воскликнул парень. — Можно я убью вас за это?!
Мальчишку можно понять, я сам бы поступил так же. Лучше умереть, чем лишиться главного из органов чувств.
— Можно, — скривился я. — Избавишь нас обоих от мук!
— Вы что все из ума выжили?! — воскликнула хранившая до этого молчание Юлиана. — Кзар не оставит нас здесь! Его никто не схватил! Он же сильный колдун! А без меня он не доберется до Шхармы! Только я знаю путь!
Мне захотелось рассмеяться, жаль ситуация не располагала.
— Вот тебя одну и вытащит, и лошадей наших. Вы вдвоем доберетесь до Стимирлиника за пару дней.
Наследница повелителей миражей звонко рассмеялась.
— Никакие лошади не смогут добраться до этого города за пару дней… Неужели вы еще не поняли, грешники? Мы управляем миражами, иллюзиями! Вы давно шли в нашу ловушку. Все ваши ориентиры были заменены иллюзиями: звезды на небе, солнце над головой! Мы подменили их. И ваш Стимирлиник в месяце пути отсюда!
Я уже давно перестал чему-либо удивляться. Поэтому взирал на вырывающуюся из рук воинов Юлиану отстраненно. Аборигены, вероятно, имели какие-то представления о морали, во всяком случае с разбойницей обращались корректно. Она же ругалась самыми последними словами. Никогда мне еще не доводилось слышать подобных фраз из уст женщины. Даже маленькая девчонка отбежала в сторону, как будто опасаясь, что скверна Юлианы сможет дотянуться до ее безгрешной сущности.
Нас вывели в другой коридор, потом вверх по лестнице. Тут я впервые увидел, как абориген выходит прямо из песчаной стены. Она не составляла преграды для повелителей миражей. Меня втолкнули в темную нишу. Следом затащили разбойницу, пытающуюся достать ведущих ее конвоиров ногой. Лихтор последовал за нами, но его как раз стали вытаскивать обратно в коридор.
— Пустите! Я хочу с ними!!! Отпустите меня! — вопил мальчишка, пытаясь укусить аборигена за руку.
Я рванул назад и едва не напоролся на выставленное копье.
— Отпустите парня! Он скорее умрет, чем согласится стать одним из вас, разве не видно?
Страшная девочка возникла за спинами стражников.
— Ты бредишь, грешник, — хмыкнула она. — Ни один человек в здравом уме не отказывался от такой чести!
Захватчики исчезли из нашей темницы. Проход стремительно засыпался песком, погружая нас в кромешную тьму. Прежде чем последний луч света исчез, я услышал далекий и полный мольбы крик Лихтора.
— Господин Марк!!!
В песчаном мешке установилась звенящая тишина, лишь тихий мат Юлианы нарушал пугающее беззвучие. Во мне внезапно проснулась ярость, требующая выхода. Со всей силы, как только мог, я ударил кулаком в твердую стену. Вспыхнувшая боль заглушила гнев, и я устало опустился на холодный пол.
