Медный таз, с момента своего появления в доме служивший главным доказательством никчемности Аркадия Францевича, вдруг вызвал в душе Эльвиры Павловны совсем иные чувства. Этот таз, в котором никогда не варилось варенье, стал главным свидетелем нелегкого семейного счастья, которое, возможно, уже потеряно.
Перед мысленным взором Эльвиры вихрем пронеслись счастливые семейные дни. Оказывается, их было не так уж и мало. Так неужели все разрушено окончательно? Неужели ничего нельзя вернуть? Невольные слезы, словно ручьи, побежали из глаз, из груди вырвался стон, и Эльвира Павловна в порыве чувств бросилась к тазу и, словно самый дорогой и бесценный скарб, прижала его к груди.
— Ах, Кадик-Кадик! И где тебя черти носят?
Она не услышала, как в замочной скважине повернулся ключ. Аркадий Францевич, робко переступивший порог собственного дома, с удивлением наблюдал эту темпераментную сцену.
— Я вернулся, Эличка, — сдавленным голосом произнес он. — Прости меня. Я вернулся.
Таз выскользнул из рук Эльвиры Павловны и с грохотом упал на пол.
— Соседи! — вжал голову в плечи Аркадий Францевич. — Давай, я сейчас же снесу этот таз в подвал.
— Нет, — улыбнулась сквозь слезы Эльвира Павловна. — Нет. Я завтра сварю в нем варенье.
Семейное примирение было бурным. Супругам уснуть удалось только под утро.
— Хорошо, что завтра суббота, — блаженно вздохнул Аркадий Францевич.
— Да, — согласилась Эльвира Павловна. — А я сегодня на работу не ходила.
— Почему? — удивился Ковард.
— Переживала. К Брыкзе твоему ходила. Пренеприятный тип.
— Да ладно, все! Давай больше не будем об этом.
— Давай. Спокойной ночи.
— И тебе спокойной ночи.
Вот уж воистину «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». В эту ночь и Эльвира Павловна, и Аркадий Францевич на широкой супружеской кровати засыпали абсолютно счастливыми.
Но так устроен человек, что всегда пытается искать лучше, чем хорошо. Последней осознанной мыслью Эльвиры в эту ночь была мысль: «Вот и хорошо. Завтра у меня свидание с Ферзем. Нужно под благовидным предлогом улизнуть из дома на пару-тройку часов». А последней мыслью Аркадия Францевича перед сном была мысль: «Как же хорошо ночевать дома! Это такое счастье! Интересно, а как там Татьяна? Обещала ждать… Нужно, наверное, как-нибудь заглянуть к ней в гости. Может быть, завтра?»
Глава 58
Старый сюжет
«Темнота. Ага. Все как и раньше. Клетка, прутья, луна. Оп! Свалилась! Луну не кусать ни в коем случае! Это плечо Эльвиры. Бежим-бежим. Нигде не задерживаемся. Быстренько-быстренько, как ускоренная кинолента. Раз-раз-раз. Край. Летим. Ха-ха! Привет, Злобный Я! Как дела? Дюймовочка. Скобелев. Удачи, вояка! Квадроцикл-цикл-цикл. Прибыли. Горы. Реки. Овцы. Котлован. Что, концерт еще не закончился? Аллах акбар! Сига-а-аем!»
— Тебе не кажется, что мы летим как-то медленно? — услышал Аркадий Францевич голос Злобного Я.
— Да. Можно сказать, планируем. Приятно, правда?
— Да. А Дюймовочка-то — камнем вниз.
— Ну и что? Мне кажется, от нее не много толку.
— Ты заметил, что в последнее время ты часто употребляешь слово «кажется»? — спросил Злобный Я, которого медленное приятное падение расположило к философской беседе.
— Ну и что? Что в этом плохого? — поддержал Ковард.
— Плохого — ничего. Но есть интересные моменты.
— Например?
— Когда человек часто в своих суждениях о самых примитивных вещах говорит «мне кажется»… ой!
Удар о поверхность ознаменовал конец полета.
— Ой! Кажется, приземлились… — Ковард приподнялся на задних лапках и вытянул мордочку вверх.
— Так вот, кажется… — продолжил Злобный Я.
— Слушай, заткнись, а? — и хотя предложение заткнуться могло прозвучать абсолютно по-хамски, но в голосе Коварда не было и тени агрессии.
И оттого Злобный Я просто удивился:
— Тебе не интересно?
— Нет. Мне интересно: куда мы попали? На концертный зал это не похоже. Сцены не видно.
— Нет, не похоже. Это вообще ни на что не похоже. Хотя нет, это похоже на трюм корабля.
— Трюм корабля?! С чего бы это? — удивился Ковард.
— Нет, чует мое сердце, что это корабль. И что нам отсюда нужно поскорее смываться.
— С чего ты взял, что это корабль? «Титаник», что ль? Я бы сказал, что это холл дворца.
— Ты с ума сошел? Тут полно всякого хлама. Если это не трюм корабля, то почему так качает? — Злобный Я был явно напуган.
— Качает?
— Ну да! Сильная качка!
— Вот те на! Я понял! Ты и я видим разные пространства. Ты в трюме, я в холле, но мы говорим и видим друг друга. Парадокс?
— А-а-а! Мне все равно! Как отсюда выбраться?!
— Вот вы где! — невесть откуда появившаяся Дюймовочка была в прекрасном расположении духа. — А я-то думаю, куда это вы подевались? Чего это с ним? — кивнула она в сторону Злобного Я.
— Он в трюме. Вот-вот утонет, — пояснил Ковард.
— А! Бывает, — хихикнула Дюймовочка. — Сон во сне.
— Ну что вы уставились? — паниковал Злобный Я. — Сделайте хоть что-нибудь!
— А что можно сделать? — растерянно глядя на Дюймовочку, поинтересовался Ковард.
— Да врезать ему как следует, чтобы проснулся!
В руках Дюймовочки появился хлыст.
— Не спать! — рявкнула густым басом Дюймовочка и громко щелкнула хлыстом в сантиметре от Злобного Я.
Злобный Я подпрыгнул на полметра, а приземлившись, начал вертеть головой, оглядываясь по сторонам:
— Я где? — удивленно спросил он.
— В Караганде! — грубо ответила Дюймовочка. — Опаздываем! Взялись за лапки и пошли за мной! — она еще раз щелкнула хлыстом.
— Куда? Слушать народные инструменты? — с готовностью полюбопытствовал Ковард.
— Чего? Какие инструменты? — от хорошего настроения Дюймовочки не осталось и следа, и она, с каждым мгновением раздражаясь все больше, отрезала:
— Развлечения закончились! Пора заняться делом! Поторапливаемся! — и резко развернувшись, не оборачиваясь, тяжелой походкой пошла прочь.
Крысы молча поспешили за ней.
— Слушай, — прошептал Злобный Я, — а почему мы должны ее слушаться? Кто она такая, в конце концов?
— Она наш проводник, — ответил Ковард.
— Да какой она проводник? — не унимался Злобный Я. — Она нас заведет, как Сусанин, неведомо куда! Ты что, не видишь: что она обкуренная?
— Ну и что?
— Как ну и что? Разве это нормально?
— А то, что я — это две крысы, это нормально?
— Это нормально. Это сон.
— Вот и я о том. Это сон.
— Я все слышу! — обернула назад голову Дюймовочка. — Я вам скажу больше: это не просто сон, а определяющий сон! И очень надеюсь, что, когда все определится, я вас больше никогда не увижу.
