— Да какой она проводник? — не унимался Злобный Я. — Она нас заведет, как Сусанин, неведомо куда! Ты что, не видишь: что она обкуренная?
— Ну и что?
— Как ну и что? Разве это нормально?
— А то, что я — это две крысы, это нормально?
— Это нормально. Это сон.
— Вот и я о том. Это сон.
— Я все слышу! — обернула назад голову Дюймовочка. — Я вам скажу больше: это не просто сон, а определяющий сон! И очень надеюсь, что, когда все определится, я вас больше никогда не увижу.
— Взаимно, — съехидничал Злобный Я. — И что же этот сон определит? Или это военная тайна?
— Нет. Этот сон определит, кто же из вас двоих умрет.
Крысы остановились как вкопанные.
— Как умрет? — воскликнули они в один голос. — В каком смысле?
Дюймовочка, услышав вопрос, остановилась и обернулась. Она неожиданно весело рассмеялась.
— Ой, не могу! Умора! Я никогда не думала, что у крысы может быть такая испуганная мордочка! Не дрейфить, курносые! Смерть будет фигуральной.
— Как это понять? — взвизгнул Злобный Я. — Я не понимаю, что это значит?!
— Короче, мне неохота растолковывать вам прописные истины. Кто-то из вас умрет, но умрет фигурально, потому как смерти нет. И к слову, я никогда не прощу вам обивку квадроцикла. Из-за вас я теперь хожу пешком. Все! Привал закончен! Погнали дальше!
Дюймовочка вновь резко развернулась на каблучках и, подняв облако пыли, скрылась за горизонтом.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Ковард Злобного Я.
— Я же тебе говорю, что она обкуренная. Чего ее слушать? Я вообще не хочу никуда за ней идти! И кто это решил, что мне нужен проводник? Да я сам кого хочешь проведу, в смысле провожу!
Облако пыли вернулось обратно.
— Я не понял! — возмутилась Дюймовочка. — Что это мы стоим, в носу ковыряемся? О-паз-ды-ваем!
— Я никуда не опаздываю! — сурово ответил Злобный Я.
— Как хочешь! — хихикнула Дюймовочка. — Победителем будет тот, кто явится на игру. А если никто не явится, то умрут оба. Все просто и гениально. Ну что, — обратилась она к Коварду, — ты идешь со мной?
— Да! — воскликнул Ковард. — Иду!
— И я иду! — запищал Злобный Я.
— Понятно, — хмыкнула Дюймовочка. — Держитесь за подол. А то тянетесь, словно вы не крысы, а черепахи!
Крысы ухватились лапками за подол платья девочки.
— Только не порвите, твари! — весело прокричала Дюймовочка и сорвалась с места.
Крысы почти задохнулись от пыли, но подол платья не выпускали из своих цепких лапок. Коварду показалось, что он попал в зону действия некого силового поля. Тысячи иголочек закололи по всему телу, а шерсть встала дыбом. Он невольно запищал. Запищал и Злобный Я.
— Не пищите! Прибыли! — провозгласила Дюймовочка, резко остановившись, и стряхнула крыс на землю.
Пока те крутили головами, пытаясь привести в порядок мозги, Дюймовочка поправила растрепавшиеся волосы и улыбнулась.
— Все. Дальше вы сами. Моя миссия закончилась. Уж простите, что было мало развлечений. Как говорится, все бывает: человеческий фактор.
— Человеческий фактор? — изумился Ковард. — Здесь есть люди?
— Да ладно. Не придирайся к словам, — надула губки Дюймовочка.
— Я не придираюсь, — парировал Ковард. — Просто не надо валить с больной головы на здоровую. Все накладки — это только от твоей безалаберности!
— Кто б уже пищал, а вот твоя крысиная морда лучше бы молчала! Это вы, твари, лишили меня квадроцикла! — Дюймовочка угрожающе замахнулась. Крысы испуганно прижались к земле. Но она быстро сменила гнев на милость: — Я вас прощаю. Так и быть. И вы не вспоминайте лихом. Пока!
— Стой! — воскликнул Ковард. — А нам куда?
— Надо же! А еще говорят, что крысы очень сообразительные! Разуй глаза, бестолочь! Вот табличка перед твоим носом: «Дворец шахмат»! А вот дверь!
— Так нам туда?
Глава 59
Жизнь или смерть
— А куда же еще? На луну, что ль?
Неожиданно раздавшийся звон упавшей с небес луны заставил всю троицу вздрогнуть.
— От ты, грэцева робота! — чертыхнулась Дюймовочка и смачно сплюнула в сторону. Она вернулась и распахнула тяжелую дубовую дверь. — Давай! Топай!
Пропустив крыс вперед, Дюймовочка еще раз крикнула «Пока!», и дубовая дверь медленно закрылась, разделив весь мир на два пространства — «В» и «ВНЕ».
Дворец в пространстве «В», где оказались Ковард и Злобный Я, поражал размерами и красотой, однако восприятие красоты в сознании крысы имеет совершенно другие критерии. Главный критерий красоты — отсутствие опасности. И хотя это хорошо освещенное пространство огромного зала с колоннами и лестницами выглядело абсолютно пустым и безопасным, острое крысиное чутье заставило Коварда и Злобного Я волноваться.
— Мне это не нравится. Я бы предпочел проснуться, — сказал Злобный Я.
— Я тоже, — ответил Ковард. — Но как это сделать? Ума не приложу.
— Может, нужно вызвать какое-нибудь болевое ощущение? — предложил Злобный Я. — Давай, я тебя укушу?
— А почему ты? Давай я тебя укушу!
— Но я думаю, что боль должен чувствовать ты, а не я.
— Почему?
— В конце концов, это твой сон.
— Ты уверен?
— Не очень. Ты можешь меня укусить. Но учти, я за исход событий не ручаюсь!
— И правильно делаешь, — раздался громоподобный голос, который, на удивление, крысы сразу узнали.
Они машинально подняли голову вверх. По сияющей беломраморной лестнице, начала которой не было видно, в древнегреческом хитоне с шахматами под мышкой спускался вниз бродяга.
— Как тебе моя обитель? — спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Не стоит думать, что Морфей такая душка-лапочка и принимает всех подряд. Нет. Я не ко всякому благосклонен, но тебе грех жаловаться, Аркадий. Тебя я принимаю по-царски. Что, разве нет?
Он строго посмотрел в пространство между крысами и вдруг совершенно неожиданно расхохотался. Его смех был безудержным и долгим: слезы покатились из глаз, казалось, что бродяга уже не смеется, а задыхается, хватая воздух своим беззубым ртом. Пытаясь остановить этот приступ, он размахивал в воздухе шахматной доской, которая в конце концов раскрылась, и шахматные фигуры, описав в воздухе высокий полукруг, невероятным образом рассыпались на пол: черные фигуры — со стороны Злобного Я, белые — со стороны Коварда.
Смех бродяги оборвался так же резко, как и начался.
— Ну вот, — сказал он, — жеребьевка прошла успешно. Можно начинать матч.
Крысы как загипнотизированные смотрели на бродягу.
— Ты хочешь спросить, зачем тебе играть в шахматы с самим собой? Ты ведь понимаешь, что в этом холле мы с тобой вдвоем? Заметь: вдвоем, а не втроем. Ты правильно делаешь, что ни о чем не спрашиваешь. Ты привык во всем искать логику. Но разве логично, что в тебе самом живут две сути? Они пока ладят друг с другом. А если начнут воевать? Твое сознание будет необратимо разрушено. И мне бы не было до этого дела, если бы не особые планы (бродяга поднял палец, указывая куда-то вверх) на твой счет. Поэтому ты оказался здесь и сейчас будешь играть в самую мистическую игру, которая известна человечеству. Эти шестьдесят четыре клетки и эти тридцать две фигуры сию минуту определят, кто же проснется завтра утром в твоей постели.
