восхваляла задумчивую неподвижность, экстаз и сон. Мы намерены воспеть агрессивное действие, лихорадочную бессонницу, бег гонщика, смертельный прыжок, удар кулаком и пощечину.
‹…›
Красота может быть только в борьбе. Никакое произведение, лишенное агрессивного характера, не может быть шедевром. Поэзию надо рассматривать как яростную атаку против неведомых сил, чтобы покорить их и заставить склониться перед человеком.
‹…›
Мы разрушим музеи, библиотеки, учебные заведения всех типов, мы будем бороться против морализма, феминизма, против всякой оппортунистической или утилитарной трусости».
Русские футуристы, приняв знамя у европейцев, бурно развивали движение. Первыми русскими футуристами были братья Бурлюки, в первую очередь Давид. Для начала он решил стать художником, учился в Казанском и Одесском художественных училищах, в мюнхенской Королевской академии, в студии Кормона в Париже и в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. С 1908 года он активно включился в художественную жизнь, а вскоре стал одним из лидеров литературно-художественного авангарда, участвовал в выставках нового искусства и опубликовал декларацию «Голос импрессиониста в защиту живописи». Импрессионисты тогда считались новаторами, устроившими революцию в реалистическом искусстве, но их звезда уже гасла: новыми «царями горы» стремились стать более прогрессивные художники.
К 1910 году Бурлюк организовал свое движение, где самым странным и невероятным участником, практически пророком, был Велимир Хлебников – поэт, создатель нового языка, «председатель земного шара». По сравнению со всеми остальными окружающими поэтами Велимир был сверхзвуковой ракетой, настолько далеко улетевшей в космос, что даже соратники не всегда были способны его понять. Хлебников настолько чувствовал русский язык, что умудрялся сочинять стихи, в которых каждая строчка была палиндромом. Он придумывал новые слова и дал движению Бурлюка название «будетляне», потому что «футуристы» звучит слишком по-иностранному.
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» – тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
Велимир Хлебников на Украине
Владимир Маяковский
Давид Бурлюк
Если Бурлюк был организатором, а Хлебников – гуру, то самой главной суперзвездой футуристов стал Владимир Владимирович Маяковский. К тому времени он уже успел отбыть тюремный срок за революционную деятельность, решил, что революция в искусстве – не менее интересное дело, и поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где и познакомился с Бурлюком. Вот как сам Маяковский описывает их встречу:
«В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задирать. Почти задрались.
Благородное собрание. Концерт. Рахманинов. Остров мертвых. Бежал от невыносимой мелодизированной скуки. Через минуту и Бурлюк. Расхохотались друг в друга. Вышли шляться вместе.
Разговор. От скуки рахманиновской перешли на училищную, от училищной – на всю классическую скуку. У Давида – гнев обогнавшего современников мастера. У меня – пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм.
Днем у меня вышло стихотворение. Вернее – куски. Плохие. Нигде не напечатаны. Ночь. Сретенский бульвар. Читаю строки Бурлюку. Прибавляю – это один мой знакомый. Давид остановился. Осмотрел меня. Рявкнул: "Да это же ж вы сами написали! Да вы же ж гениальный поэт!" Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом».
Бурлюк стал платить Маяковскому по 50 копеек в день, чтобы тот покупал себе хлеб, не думал о заработке и писал стихи.
В 1912 году футуристы выпустили сборник стихов «Пощечина общественному вкусу», в начале которого был опубликован манифест:
«Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы – лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности.
Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.
Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня? Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?
Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Аверченко, Чёрным, Кузминым, Буниным и проч. и проч. – нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!
Мы приказываем чтить права поэтов:
1. На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Слово-новшество).
2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3. С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
4. Стоять на глыбе слова "мы" среди моря свиста и негодования.
И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших "здравого смысла" и "хорошего вкуса", то все же на них уже трепещут впервые зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова».
Важным «тусовочным» местом Москвы был Кузнецкий Мост – самая модная улица с самыми модными магазинами и кафе. Здесь впервые появилось электрическое освещение, здесь проходили первые уличные перформансы. Футуристы появлялись на Кузнецком регулярно, шокируя публику своим внешним видом.
В начале XX века мужской костюм не поражал разнообразием: брюки, сюртук, возможно, жилет, обязательно – головной убор. На этом фоне Маяковский в желтой кофте с бантом, Давид Бурлюк с искусственным глазом – толстый, похожий на пухлого ребенка, в роскошных костюмах, в цилиндре из черного шелка, с расписанной щекой, с жемчужной каплевидной серьгой в ухе, с огромным лорнетом, Хлебников, который вставлял в петлицу пиджака вместо цветка деревянную ложку или редиску, вызывали не просто удивленные взгляды, а состояние, близкое к шоку. Дети плакали, дамы вызывали полицию.
В первый раз «панки» даже специально подготовились: 14 сентября 1913 года состоялась их знаменитая прогулка по Кузнецкому Мосту.
Лица футуристов были разукрашены рисунками в желтых, красных, зеленых и синих тонах. Правую щеку, шею и отворот воротничка Константина Большакова художница Наталья Гончарова покрыла орнаментом из синих и красных полос и точек, Ларионов при помощи зеркала расписал собственную правую щеку, изобразив зеленый круг и желтые лучи.
Футуристы, понимая, как устроено искусство их времени, привлекли к акции массмедиа: в автомобиле вместе с ними на угол Неглинной и Кузнецкого Моста прибыли газетные фотографы. Высадившись, все отправились гулять. Встречная публика с удивлением глазела на разукрашенные лица футуристов, многие, не сдерживаясь, высказывали свое мнение о них. Между тем герои перформанса снова забрались в автомобиль и отправились в сопровождении фотографов в знаменитое кафе Филиппова, а там – нарочно сели около окна так, чтобы их лицами могли любоваться прохожие.
О футуристах начали писать газеты. Ими интересовались все, к ним пришла скандальная слава. Сборники шли нарасхват, тем более что тиражи были мизерными. В провинции тоже появились доморощенные футуристы, которые скидывали с пьедесталов местных авторитетов. Родители боялись, что их дочери свяжутся с футуристами. Вот, например, что писала Лиля Брик, будущая любовница и муза Маяковского, об их первой встрече (в то время поэт ухаживал за ее младшей сестрой Эльзой):
«Сижу полчаса, сижу час, пошел дождь, а их все нет… Родители боятся футуристов, а в особенности ночью, в лесу, вдвоем с дочкой».
Книг и сборников «панкам» было мало. Они выдвинули лозунг: «На улицы, футуристы, барабанщики и поэты!» – принесли поэзию, живопись и теоретические споры о них на эстраду, на сцены, в клубы и кафе.
В 1913 году общество художников «Союз молодежи» устроило в Петербурге два диспута – «О современной живописи» и «О современной литературе».
Первый диспут состоялся под председательством Михаила Матюшина. Выступали Александр Крученых, Бурлюки,
