– Хорошо. Я пойду спать к остальным и пришлю Рея, – сказал любимый, нежно целуя меня.
– А как же ты? Тебе не тяжело отдавать меня другому? – я не могла не спросить.
– Я не отдаю тебя другому. Мы семья, они часть тебя, а значит, и меня. Я не могу к ним ревновать, мы, ирлинги, живём по-другому. Мы не вымираем, но женщин у нас всегда намного меньше. Испокон веков мы создаём семьи, где одна жена и несколько мужей. И древний обряд с клятвами придуман нашим народом именно для этого, чтобы объединить семью, как одно целое. Ни люди, ни наги не смогли постичь смысла такого единения, поэтому у них не семьи, а гаремы. В гаремах мужчинам нужно как-то выживать, – с грустной улыбкой сказал Ададжи.
– Откуда ты столько знаешь? Ты ведь жил только в деревне. Кстати, а откуда у тебя такой сексуальный опыт, ты же говорил, что женщины тебя не принимали? – хитро улыбнувшись, спросила у ирлинга.
– Молодым я много путешествовал. Меня принимали за мага, и я видел то, что они скрывают от других. Их семьи гадкие. В них ложь, фальшь и амбиции. А жёны только пользуются мужчинами – как игрушками или в каких-то других целях. Они жадные, капризные и глупые. Всё, о чём думают их женщины, – как развлечься и где добыть новые удовольствия. Беременность для них лишь тяжёлая обязанность. Детьми занимаются только отцы. А насчёт опыта – эльфийки похотливы и доступны, – лукаво улыбнулся он.
Ну, теперь многое стало понятно.
– Ты позовешь Рея? – спросила я, целуя Ададжи.
– Конечно.
Я волновалась. Я так долго не была с ним, что он стал почти чужим. Тот раз в кибитке не считается, я хотела не его, а Ададжи. Сейчас я пыталась вспомнить, как воспринимала именно Рея, но, к своему стыду, не смогла. Первое время я просто сходила с ума от страсти, не понимая до конца своих чувств, сейчас у меня было время всё осмыслить. Что же, значит, буду познавать его заново.
Мой мальчик нерешительно зашёл в комнату и опустился на колени передо мной.
– Рей, прекрати это. Ты мой муж, а не раб. Я тебя люблю и уважаю, поэтому видеть твоё унижение мне больно, – сказала я парню, глядя прямо в глаза. Да, люблю. И остальных люблю и буду любить, несмотря на боль. Даже Алексета.
– Меня не за что уважать. Ты была права: я струсил, побоялся, что они навредят отцу, но я не допустил бы, чтобы они дали тебе зелье, – плакал, положив голову мне на колени, Рей.
Всё-таки какой он эмоциональный! Интересно, перерастёт это или таким нежным и останется?! Я надеялась на последнее. Непроизвольно улыбнулась, подняла любимого, посмотрела в его невозможно ангельское лицо и сказала:
– Тебя за многое можно уважать: ты умный, добрый, решительный, сильный и очень смелый. Рискнуть своим счастьем, чтобы защитить родных, не трусость. Твоя забота греет мне сердце, а нежность сводит с ума. Прости меня. Я тоже очень перед тобой виновата, я должна была выслушать, но… Ладно, что теперь об этом. Иди ко мне.
Рей присел рядом со мной на кровати, но стеснялся. Я нежно поцеловала парня, зарывшись руками в его кудри. Он пах хвоей и ванилью, такие разные ароматы в его запахе удивительно гармонично сочетались. Наверное, в этом весь Рей: мягкий и нежный, почти приторный, как ваниль и резкий, решительный, как хвоя. Я не стала больше проявлять инициативу, отдавшись на его волю. Мой мальчик был невероятным. Он гладил меня, целовал каждый сантиметр, прикусывал, лизал, изучая заново. Я таяла от его ласк, но не торопила. Сейчас это было важно. Он входил в меня медленно, при этом смотрел прямо в душу своими глазищами. Это было слишком остро. Мы вместе познавали друг друга, двигаясь в извечном ритме. Тонули и взрывались в ощущениях, пока не уснули, утомлённые и совершенно счастливые.
Утром, когда мы вышли на кухню, довольный Ададжи поцеловал меня и стал накрывать на стол. Все расселись по местам, но не было Алексета.
– А где Алексет? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь. Ответил Ворс:
– Он в комнате, не хочет портить тебе аппетит.
Я молча встала и пошла в комнату. Алекс сидел на подоконнике и бездумно смотрел в окно.
– Поговори со мной, – сказала я, а муж дёрнулся от неожиданности.
Увидев меня, парень слез с подоконника и опустился на колени, раболепно склонив голову. Интересно, где они набрались этой чуши? Неужели у них так принято? Вид Алекса, униженного, вызывал острое чувство жалости.
– Встань и посмотри мне в лицо. Я не хочу разговаривать с твоей макушкой. И прекратите падать передо мной на колени, это раздражает, мне не нужны рабы. Так тебе есть что мне рассказать или идём завтракать? – спросила я жёстче, чем хотела.
– Прости меня. Я знаю, это невозможно, но не могу не попросить. У меня не хватает слов, чтобы выразить, как я виноват и как раскаиваюсь, – в глазах парня стояли слёзы. Но верить трудно. Надо понять.
– Расскажи мне о ней. Какая она? Как ты её полюбил?
– З-зачем? Она в прошлом. Прости… – начал парень, но я подняла руку, заставив его замолчать.
