— Все!
Астралон отнесся к нашей просьбе без лишнего энтузиазма. Чрезмерно себя не перетрудил и прихватил на свидание всего лишь толстый блокнот. Красной книгой, видно, решил не рисковать.
— Вот что мне удалось обнаружить, — сказал он, когда мы встретились. — Сперва — воспоминания баронессы Юлии фон Гильденштуббе. Классический случай патологического раздвоения. События относятся к одна тысяча восемьсот сорок пятому году.
— Ax! — сказал я, увидев мысленным взором портрет Жорж Санд с прелестной прической того времени, с ровненьким пробором и гладкими черными крылышками волос, прикрывающими ушки. Почему-то сейчас эта прическа просто изуродовала бы большинство женщин, а тогда в ней было удивительное очарование.
— Ах, ах, — согласился Васька. — Ну и что она, эта баронесса? Раздваивалась?
— Нет, но каждый день видела это своими глазами. Она училась в пансионе для благородных девиц, и там у них была классная дама... — Астралон заглянул в блокнот с выписками. — Эмилия Саже, француженка из Дижона, если это имеет значение. Пансион, значит, был в Лифляндии, недалеко от Риги. И эта Эмилия однажды явилась на урок, так сказать, в двойственном числе. Основная Эмилия стояла у доски и говорила, а двойник толокся рядом и повторял движения. Кстати, и в столовой он тоже появлялся. Эмилия сидела и жевала, а двойник торчал у нее за стулом и тоже Шевелил нижней челюстью.
— Как они там только все не спятили? — удивился
Васька.
Я не удивлялся. Нервы у девчонок от двенадцати до восемнадцати покрепче будут, чем у спецназовца. В тех частых случаях, когда они визжат от ужаса, речь может идти только о придуривании друг перед дружкой. Наши девчонки достаточно закалены ужастиками, дискотеками и прессой. А те были закалены предрассудками. Усадьба без привидения считалась какой-то несолидной.
— Я выписал то, что действительно важно, — Астрален перевернул страничку. — Вот. Состояние Эмилии Саже в тот момент, когда она сотворяла двойника. Цитирую! “Пансионерки посмотрели в сад и увидели там Эмилию около той же клумбы, продолжавшую работать лопатой, но вместе с тем заметили, что она двигалась медленно, точно больная или сонная.” И в тот же момент двойник появился в комнате и уселся в кресло. Как-то его даже попытались потрогать. Ощутили некоторое сопротивление! По описанию девочек, как от прикосновения к кисее или крепу.
— Что такое кисея или креп? — честно спросил Васька.
— Из них платья шили. И еще был траурный креп... — я мучительно вспоминал подробности, но они, , как на грех, завалились в самую дальнюю извилину.
— Ткань, что ли? — догадался Васька. — Значит, это была плотная субстанция?
— Я думаю — как когда. Однажды кто-то из девочек нечаянно прошел сквозь двойника. В общем, выводы таковы. Двойник из Эмилии, как правило, выделялся, когда она о чем-то задумывалась, уходила в себя. Чем реальнее и активнее делался двойник, тем слабее становилась сама Эмилия.
— И чем все это кончилось? — спросил я.
— Пошли слухи, родители перепугались — родители, а не девочки! Стали забирать дочерей из пансиона. Эмилии Саже предложили уйти по собственному желанию. По слухам, она уехала куда-то в Россию.
— А кстати! Может ли эта способность передаваться по наследству? — Васька задал тот самый вопрос, который возник и у меня.
— Про это баронесса ничего не пишет, — тем самым Астрален дал нам понять, что научных трудов по данной теме с генетико-физиологическим уклоном не отыскал. А что? Вот будет любопытно, когда ученые выделят ген, отвечающий за способность создавать двойника!
Маг-теоретик перелистнул еще страницу.
— Тульпагенез! — провозгласил он.
— Чего — генез? — удивился Васька.
— Тульпагенез. Тибетская мистика.
Оказалось, Астралон года два назад забрался на книжный склад своего приятеля и откопал книжку “Мистики и маги Тибета”, написанную Александрой Давид-Нэель. В библиотеках ее искать было бесполезно — литература, изданная в девяностых, туда практически не попадала. А эта штука, написанная в двадцатых годах и изданная в Париже, у нас в советское время, естественно, не переводилась. Кое-что маг-теоретик законспектировал.
Оказалось, в Тибете создание двойника — дело привычное. Не хочешь сам тащиться за тридевять земель, чтобы поздравить бабушку с Новым годом, — сотворяешь и шлешь двойника. Иногда это получается нечаянно — как у бедной Эмилии. И тут-то мы напали на след!
Мудрая Александра писала, что двойник-тульпа не обязательно должен копировать своего создателя!
Может, но не обязан!
— Вот! Вот это мы и искали! — обрадовался Васька, отнял у Астралона блокнот и выпал из культурного оборота. Астралон заглянул через его плечо.
— Поучительная история о том, как автор создал себе для развлечения веселого монаха, — сказал он. — И как потом у монаха испортился характер. И с каким трудом мадам Давид-Нэель от него избавлялась.
— Значит, европейцы тоже на это способны? — оказалось, что я, как первобытный человек, считаю восточные философии и психотехники привилегией исключительно аборигенов.
— Она несколько месяцев этого монаха мастерила.
Там много всяких сюрпризов. Можно послать двойника с поручением — а он никогда не вернется. Так и будет слоняться неведомо где. Может просто вырваться на свободу, оставив за собой труп создателя... Насколько я мог понять, тибетский маг создает тульпу со строго конкретной целью, а после использования уничтожает.
Я задумался. Если наш нереал был создан с конкретной целью — пристрелить Ротмана, совратить Ксению и еще чего-нибудь отчебучить, то вполне возможно, что он уже рассеялся, перешел даже не в молекулярное, а в элементарно-частичное, или как его там, состояние!
Та же мысль осенила и Ваську.
— Не-ет... — протянул он. — Кажется, нашего нереала не так-то просто уничтожить...
— Кого? — переспросил Астралон. Васька строго на него посмотрел.
— Вы нам очень помогли, и ваша информация, несомненно, пригодится в ходе следствия.
Я прямо восхитился. Вот я бы сейчас начал блеять и выкручиваться, а следователь Горчаков не то что закрыл — а прямо обрубил тему. Топором!
Кажется, Астралон был безумно рад избавиться о нас обоих. Особенно — от Васькиной профессиональной вежливости. Но, стоило его выпроводить из “Светофора”, Васька резко повернулся ко мне, и сейчас у него было такое лицо, как если бы он собирался одновременно признаться в любви и кинуться на амбразуру.
— Нет, это что же делается? — спросил он меня. — Нет, ты мне объясни — это что, всегда так было? Только мы не знали? Они лепят, что хотят, а потом разбирают на кусочки, когда хотят!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
