Секретариат ЦК ВКП(б).
Особой важности. 23.08.33 года.
Я, Назаров Михаил Кузьмич, 1895 года рождения, командир подводной лодки «Народоволец» краснознаменного Балтийского флота, настоящим обязуюсь выполнить все предписания, связанные с выполнением моего задания. Попытка разглашения данного документа или любой его части, а также последующего приказа, переданного в устной или письменной форме, его целей и задач карается высшей мерой наказания.
Собеседник терпеливо подождал, пока Назаров прочтет короткий текст:
— Ознакомились?
— Так точно, товарищ Пятницкий.
Никак не отреагировав на то, что командир подводной лодки знает его фамилию, собеседник Назарова продолжил:
— Надеюсь, вы понимаете, Михаил Кузьмич, что разглашение не допускается также и в отношении любых представителей власти СССР, за исключением тех, кто предъявит вам эту расписку как доказательство того, что имеет доступ к информации особой важности?
— Так точно, понимаю.
— Тогда подписывайте документ.
Командир «Народовольца» не раздумывая подписал страшную бумагу. Он отчетливо осознавал, что в такие мгновенья малейшее колебание будет зачтено далеко не в его пользу. С соответствующими оргвыводами.
Забрав подписанный лист, Пятницкий удовлетворенно улыбнулся и спрятал его в портфель. Через мгновение его лицо преобразилось. Взгляд стал холодным и колючим. Глядя Назарову в переносицу, Пятницкий стальным голосом произнес:
— Слушай боевой приказ. 27 августа сего года, в 04:00, в полной боевой готовности отшвартоваться от пирса и выйти в подводном положении в Финский залив. В 16:00 всплыть в координатах 60°0′36'' северной широты и 27°42′55'' восточной долготы в районе острова Мощный. Координаты повторить?
— Никак нет, товарищ Пятницкий, я запомнил.
— Тогда слушайте дальше. В 17:00 выйти на рабочую частоту 25,53 метра и получить на свое имя радиограмму. Все дальнейшие действия только в соответствии с приказом, полученным вами по рации. Ваше командование о предстоящей боевой операции предупреждено. Для команды — вы просто выполняете боевую задачу. Весь личный состав подводной лодки должен сразу же после всплытия подписать также вот это обязательство о неразглашении.
Пятницкий передал Назарову еще один документ, на этот раз с печатью штаба Флота и подписью командующего. Документ проходил под грифом «Совершенно секретно» и заканчивался словами «карается высшей мерой наказания по законам военного времени».
— Здесь все ясно?
— Так точно.
— Тогда пойдем дальше. После получения задания радиограмму с приказом уничтожить. Запись в книге полученных шифровок и корабельном журнале не производить. И последнее.
Секретарь Коминтерна вынул из папки, лежащий перед ним, два запечатанных сургучными печатями конверта и передал их Михаилу Кузьмичу:
— Вскроете их после получения радиограммы. У меня все. Вопросы?
— Вопросов нет, товарищ Пятницкий.
— Отлично. Готовьтесь к походу. И не забывайте про свою подписку. Вы свободны.
Назаров резко встал, четко повернулся и строевым шагом вышел из кабинета.
Вернувшись на корабль, командир подводной лодки вызвал к себе в каюту своего заместителя:
— Виктор Юрьевич, завтра к 12:00 доложишь мне о готовности лодки к боевому походу. Все отпуска на берег с этой минуты отменить.
Старпом, с которым они друг друга давно знали, нахмурился:
— Уточнения по боевому заданию будут, Михаил Кузьмич?
Назаров пустым оловянным, военно-морским взглядом в упор посмотрел на своего подчиненного:
— Нет, не будут.
Старший помощник сразу приобрел официальный вид:
— Разрешите выполнять?
— Разрешаю. Свободны.
Ранним утром 27 августа 1933 года, в ту пору, которую люди называют «час волка», дальняя подводная лодка «Народоволец» тихо отошла от своего причала и исчезла в надвигающемся тумане. Вся команда корабля находилась на местах согласно боевого расписания. Скомандовав погружение, Назаров передал управление кораблем своему заместителю:
— Виктор Юрьевич, поручите штурману проложить курс к точке 60°0′36'' северной широты и 27°42′55'' восточной долготы в район острова Мощный. Команде, не задействованной на вахте, отдыхать. Я тоже пойду передохну. За час до прибытия в заданный квадрат разбудите меня. И еще, — Назаров оглянулся по сторонам и, понизив голос, чуть слышно, одними губами прошептал: — Юра, не задавай мне вопросы в этом походе. Я тебе на них отвечать все равно не буду. Понял?
— Понял, Миша, понял, — так же шепотом ответил его заместитель, — сразу, как ты из штаба флота вернулся, понял.
После этих слов старпом, поправив на голове фуражку, громко, официальным голосом произнес:
— Командир покидает боевую рубку. Беру командование на себя.
Сон Назарова прервал гудок корабельного телефона. Голос заместителя в трубке произнес:
— Товарищ командир, через 59 минут лодка выйдет в заданный квадрат.
— Идти малым ходом.
— Есть идти малым ходом.
Когда лодка, по расчетам штурмана, вышла к указанным координатам, Назаров дал приказ на всплытие и вызвал к себе радиста-шифровальщика:
— Федор Николаевич, настроитесь на волну 25,53 метра. В 17:00 на мое имя придет радиограмма. После приема запись в книге радиограмм не производить, ясно?
Радист замялся, потом твердо посмотрел в глаза своему командиру:
— Разрешите напомнить, товарищ капитан второго ранга, по приказу начальника штаба флота от…
Михаил Кузьмич перебил своего подчиненного:
— Я знаю этот приказ. По прибытии на базу можете написать на меня рапорт. А сейчас выполняйте мое распоряжение.
В глазах радиста мелькнуло что-то непонятное. То ли одобрение, то ли понимание…
— Есть, товарищ командир. Разрешите идти?
— Идите.
В 17:30 поступило сообщение от радиста:
— Товарищ командир, вам радиограмма.
— Давайте ее сюда, Николаевич.
Два раза прочитав приказ, Назаров присвистнул и тихо, но с душой выругался. Потом, процедив сквозь зубы что-то вроде: «Они там совсем подурели», решительно приказал:
— Старпом, штурман и радист в мою каюту.
Его помполит было двинулся за ними, но командир «Народовольца» остановил его твердым взглядом:
— С вами мы потом побеседуем. Займитесь пока своими непосредственными обязанностями, Остап Тарасович.
Подождав, пока подчиненные разместятся, Михаил Кузьмич вытащил из сейфа переданный ему Пятницким для личного состава документ о неразглашении, положил рядом с ним на стол «вечную» командирскую ручку и произнес:
— Ознакомьтесь и распишитесь, товарищи подводники.
Когда все поставили свои подписи, Назаров повернулся к радисту:
— Я надеюсь, мне не надо вам напоминать, Федор Николаевич, что с полным текстом приказа ознакомлены только вы и я.
— Никак нет, Михаил Кузьмич, напоминать не надо.
— Очень хорошо. Тогда вы свободны. Я вас больше не задерживаю.
После того, как радист вышел, Назаров обратился к старпому и штурману:
— Теперь с вами. В силу полученных мной инструкций до вас будет доведена только та информация, которая необходима для наилучшего выполнения приказа. Поэтому, штурман, записывайте координаты первого квадрата, куда должна выйти лодка, а вы, товарищ капитан третьего ранга, запоминайте.
Дождавшись, пока штурман все записал, Назаров приказал ему идти и прокладывать курс.
Оставшись наедине со своим заместителем, командир «Народовольца» приказал:
— Ознакомь с документом о неразглашении остальной личный состав, Виктор Юрьевич. И проследи, чтобы каждый поставил свою подпись. После этого вернешь его мне.
— Есть, товарищ командир. Я могу идти?
— Ступай, Виктор.
Зам уже было поднялся, чтобы выйти, когда Назаров, напряженно думавший о чем-то своем, спохватился:
— Совсем забыл, позови мне этого, — он скривился как от зубной боли, — Остапа нашего Тарасовича, Витя, позови. Пусть зайдет через пятнадцать минут.
И безнадежно, тяжело вздохнул. Старший помощник понимающе усмехнулся, козырнул и вышел из каюты…
После того как старпом вышел, Назаров достал из сейфа оба пакета, переданных ему секретарем Коминтерна, и вскрыл их. В первом оказался еще один небольшой запечатанный конверт, на котором было написано: «Передать старшему группы». Командир «Народовольца» пожал плечами и положил конверт обратно в сейф. Во втором лежал одинокий лист бумаги, на котором было напечатано: Пароль — «Цербер», отзыв — «Стикс». Вернув и его в сейф, Назаров опять задумался. Все происходящее начинало ему очень не нравиться. Все это задание отчетливо отдавало интригами спецслужб.
От нелегких размышлений его оторвал осторожный стук в дверь. Еще раз вздохнув, Михаил Кузьмич, сделав дежурное свирепо-тупое командирское лицо, рыкнул: