— Да, но вы в плену и потеряли половину катеров. Вряд ли вашего прадеда устраивал такой конец.
Лоренс Нэпир молчал.
— Скажите, лейтенант, ведь не вы командовали отрядом катеров? Кто был старшим в операции?
После неловкой паузы командир катера № 24 нехотя назвал комендэра Добсона и комендэра Эгара как начальников, которые руководили и выполнением налета.
— Почему мы не имеем чести их видеть здесь?
Нэпир еще более неохотно выдавил:
— Я полагаю, что огонь вашего миноносца не дал им высунуться из-за угла гавани.
— Значит, они в атаке на корабли не участвовали?
— Очевидно… — И, как бы сбросив с тебя какие-то сдерживающие оковы, прибавил ехидным тоном: — И если на обратном пути их не утопили ваши батареи, они сейчас пьют какао в Бьорке и составляют донесения в адмиралтейство о… своем героизме.
— Ну, хорошо! Расскажите, на что была рассчитана операция?
— «Шорты»… «Шорты» приходят раньше за тридцать минут, шумят и отвлекают внимание обороны. Катера, пройдя между северными фортами на малых оборотах, атакуют базу со стороны Петрограда, откуда, безусловно, меньше всего ждут нападения. Каждый катер имел свою цель: два линкора, две подлодки, «Рюрик», батопорты — в соответствии с аэрофотоснимком, сделанным 13 августа. Два катера выделялись в резерв. Катера и самолеты имели инструкции о взаимной поддержке (по зеленой ракете) для спасения экипажей. Кроме того, мой катер имел специальную задачу — утопить дозорный миноносец, если он окажется перед входом в Среднюю гавань.
— Как вы оцениваете итог налета?
— Комендэр сделал ошибку, что все построил на снимке 13 августа. Оказалось, что подводные лодки, стоявшие у борта «Памяти Азова», переменили свое место. Утром, когда нас вели, я видел со стенки гавани, что «Андрей» поврежден, но находится на плаву, а «Петропавловск» невредим. Что же касается дозорного эсминца «Гавриил», его стрельба решила нашу судьбу. Блестящая работа!
— Имеете претензии к его команде?
— Наоборот! Они подобрали нас из горящей воды, сделали первые перевязки, переодели и даже предлагали еду, но сегодня утром у нас был не совсем хороший аппетит. Подводя итоги налета, можно сказать, что они оказались для нас плачевными. Предполагалось подорвать батопорт большого дока, тогда ни «Петропавловск», ни «Андрей», даже оставшись на плаву, не смогли бы пройти ремонт, и ваш отряд перестал бы существовать. Получилось не совсем так, как мы рассчитывали.
— Скажите, имелись ли какие-либо соображения, чтобы операцию предпринять именно в ночь на 18 августа?
— Специально нет, но мы очень торопились. Дело в том, что особенно после 30 июля рабочие комитеты «Руки прочь от Советской России», комитеты старост и оппозиция в парламенте создали затруднения не только адмиралтейству, но и самому кабинету. Мы должны были возвращаться в Англию, Добсон с Эгаром решили выполнить эту «прощальную» операцию.
— Можете ли вы ответить на такой вопрос? Наш офицер, попадая в плен, считает своим долгом скрывать все, что возможно, от противника. Вы же… простите… рассказываете весьма обстоятельно. Как это понимать?
— Очень просто. Я не считаю, что между нами состояние войны.
— Но позвольте! Как же это совместить с потоплением нашего «Олега» или подрывом «Андрея»?
— А это вы обратитесь в Британское адмиралтейство. Я получил приказ командира атаковать, и я атакую. А кто и с кем воюет и почему — это дело старшего командования. — И, очевидно, пробуя шутить, Нэпир добавил: — Вы можете предъявить счет за убытки британскому королю! Хэ-хэ!
— Относительно счета британскому королю мы еще поговорим, а пока ответьте: известно ли вам, что 1 августа, в воскресенье, в разгар гуляния в кронштадтском Летнем саду, ваши «джентльмены» сбросили бомбы на гуляющих и покалечили около двадцати человек, среди них есть женщины и дети. Объясните!
— Да тут и объяснять нечего. Буквально за два дня до очередного выпуска молодых летчиков в офицеры (в последний период их готовили наспех и отвратительно) было заключено перемирие с немцами, и оказалось, что бедные парни опоздали на войну! Кому были нужны плохо подготовленные летчики, тем более что драка кончалась? И вот тогда одному из наших политиканов пришла в голову «гениальная» мысль — послать их попрактиковаться против большевиков, конечно на добровольных началах. И нашлось достаточно идиотов, чтобы укомплектовать ими одну или две эскадрильи. Вот они «практикуются» сейчас по Кронштадту. Отличившимся обещано производство в сублейтенанты! Отсюда и все качества этих асов.
— Значит, добровольцы руководствовались не политическими соображениями?
— Какие могут быть политические соображения у кандидатов в сублейтенанты? Сэр! Вы не знаете Англии!
— Еще вопрос. Скажите, нам не совсем ясны ваши взаимоотношения с комендэром Эгаром. Как будто на восемь катеров не нужно двух старших офицеров?
— На этот вопрос я отвечать не могу.
— Ну что ж, подождем.
В это время раздался вой сирены ПВО с Пароходного завода и отдаленные хлопки зенитных батарей.
Насколько англичанам важно было знать итоги ночного налета, говорит тот факт, что в течение 18 августа над Кронштадтом три раза летали «шорты», не сбрасывая бомб. Стало ясно, что фоторазведка была главной целью этих полетов. Сами комендэры раньше первой атаки ретировались обратно и не видели результатов налета; те же, кто уцелел после выпуска торпед, докладывали свои впечатления не британскому начальству, а следственной комиссии в Кронштадте.
13
Было получено приказание отправить пленных в Москву.
Перед отправкой Блинов вновь разговаривал с ними в присутствии членов Военного совета Балтфлота.
— Где вы базировались? — спросил Блинов Нэпира.
— Финское правительство любезно предоставило нам свою базу Бьорке, а в качестве передового и скрытного пункта базирования — Териоки. В помещении яхт-клуба мы расположились весьма сносно, особенно если учесть заботы финских друзей.
— Привлекались ли вами офицеры старого русского флота для помощи в навигационном отношении или…
— Сэр! Британский морской офицер не нуждается на море в чужой помощи! А кроме того, если у вас много таких офицеров, как командир «Гавриила», то я вас поздравляю. Что же касается тех русских моряков, которых приходилось видеть там (жест большим пальцем через плечо), вряд ли они могли быть полезны. Я английскому фотоснимку верю больше, чем клятвенным заверениям эмигрантов.
— И все же английский фотоснимок подвел вас?
— Я уже признался в этом. А у нас в Англии не принято вторично напоминать человеку его ошибку!
