или любимого с массой. Придётся или целоваться, или петь, а то и плясать.
А если по какой-то причине кому-то не улыбнёшься. Что подумает обделённый? Какие домыслы посетят уничижённый разум? Как сильно будет разбито сердце? И не приведёт ли это в итоге к самоубийству? Так что, будучи на Западе, лучше улыбаться всем без исключения. Так, наверное, сделаю и я, если когда выберусь в том направлении.
Сделаю, но при одном условии – если навстречу не попадётся сотрудник наркоонтроля. Представляю, как я иду по Парижу, а навстречу ковыляет Зудов или Листиков. Всё, чего они от меня дождутся, будет отрывистым безразличным взглядом, больше похожим на презрительный кивок.
Но если подобное и случится, то не раньше окончания всех мытарств. Причина в подписке о невыезде, благодаря которой мне не попасть даже в Монголию, не говоря о Западе. И если что о последнем здесь напоминает, так это явка на допросы в соответствующую контору, где вызывающее поведение так же не приветствуется. Поэтому, когда явилась по внеплановому приглашению, я пусть и не улыбнулась, но покорно поздоровалась.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – с едва уловимой ехидностью предложил Зудов, указав кивком на стул.
За дни, пока искал документированные улики в бумагах, в избытке изъятых чрезмерно исполнительными Тимохиной и Прикладовой, на его лице от усталости отпечатался землистый оттенок самых архаичных медкарт. Некоторые из них были заведены ещё задолго до рождения подследственной, но протокол требовал проверки всей добытой информации. Попалась даже карточка деда самого шефа, Евлогия Листикова, больше напоминающая роман о многолетних злоключениях венерологического пациента. Показалось, что архивные наслоения на ней состоят из сплошных гонококков. Боясь надышаться заразы, Зудов отложил сомнительный компромат в сторону, но часть пыли, все же, прилипла к крыльям носа.
– Спасибо на том, что пока не «садитесь», – в ответ съехидничала я, догадываясь, откуда на лице следователя «припудренные» участки.
О том, какой переполох навели в регистратурах всех отделений подопечные Листикова, я была поставлена в известность практически следом и в подробностях. Версий оказалось масса. Санитарка Фаина Николаевна, к примеру, посчитала, что ищут бомбу и поспешила покинуть рабочее место, попутно оповещая всех.
Мне же для разгадки целей акции не пришлось так сильно коробить серое вещество. Я-то точно знала, что именно произошло и что в этом направлении гончих ГСННа ждёт неизбежное фиаско. Но что они предпримут далее, являло загадку. И в этом плане меня, не исключено, ждал сюрприз. И вот сейчас, предчувствуя, что непросто так появилась здесь, я уселась на стул и принялась ждать дальнейшего развития событий. Но последние, казалось, не особо спешили развиваться.
Дождавшись, когда стул принял гостя, Зудов продолжил копания в бумагах, пыльными стопками заваливших его стол. Почувствовав некоторую скуку, я подняла взгляд и увидела на стене плакат с эмблемой японской машиностроительной компании Сузуки, на фоне сверкающего блеском эмали и искрами хрома шикарного мотоцикла. Suzuki Motor Corporation. Мой зрачок, находящийся в зависимости от подобных вещей, принялся пристально разглядывать чудо техники. Зудов, то ли краем глаза случайно заметивший это, то ли заранее следивший за моим поведением тем же краем, вдруг завел беседу.
– Любите красивые мотоциклы? – будто полжизни посвятил поискам родственной души, трепетно поинтересовался он.
– Имею такую слабость, – почувствовав теплую струю смущения, пошедшую по телу от сердца, ответила я.
– И что, даже приходилось управлять некоторыми? – комок восторженного предвкушения, подкативший к горлу, его голос достиг края срыва.
– Ещё как управляла, только шуба заворачивалась! – зардев от собственного бахвальства, поведала я, всё ещё самонадеянная.
Блокирующий вылет пчёл пасечник, наглухо заслонивший защитной сеткой леток улья, следователь вдруг наклонился и придвинулся ко мне почти вплотную. Настолько близко, что я опешила и даже не отпрянула. Глядя сквозь прищуренные ресницы, он принялся сверлить меня взглядом, будто парализуя мысль уже на стадии зарождения. Мысль-пчеломатку, если продолжать ассоциацию с пасекой.
– И Фиатами? – выждав, когда я совершенно дезориентируюсь, спросил он.
Это был удар под дых. Причём до, или после гонга. Я вдруг поняла, что этот плакат с мотоциклом неспроста появился на стене, где ещё недавно красовался свод каких-то их инструкций и правил. Мысли в голове совершенно запутались и, повинуясь рефлексам, мозг оказался способным лишь на примитивную реакцию.
– Какими Фиатами? – обескураженные слабые нотки, всё, что удалось смоделировать моим голосовым связкам.
– А теми, на которых обкуренные шалавы удирают от полиции прямо с рок-концертов, – чеканя слог, пояснил Зудов, совершенно балдея от своих дедуктивных способностей, – ну как, будем писать признательную?!
Я почувствовала, что проваливаюсь в какую-то прострацию, прямо с гребня накатившей волны испарины. Стало ясно, что ему известны тщательно скрываемые мною факты недавних похождений. Возможно, известны полностью, возможно фрагментарно, как знать. Нужно было что-то срочно предпринимать. Инстинктивно пришла лишь идея сыграть в дурочку. А потом, естественно, будь что будет, то есть полнейший туман.
– Каких концертов, какую признательную? – оставалось лишь мямлить.
Заурядный, неискушённый детективными уловками индивид, попавший в ловушку опытного психолога от погон, совершенно теряется в принятии не только правильного, но и вообще любого решения. На этом основаны законы ведения следствия. И если дверка ловушки захлопнулась, бесполезно метаться от стенки к стенке. Вряд ли паника поможет отыскать потайной ключик к спасению. Я, поскольку уже кое-что знала о вреде поспешных действий, нашла в себе силы уйти в глухую оборону.
– С концертов Дипёрполов, а признательную в содеянном, – пояснил Зудов, недоуменно разведя брови, – чего тут неясного.
Вдруг стало понятно, что он, так сказать, берёт меня «на понт». Ведь не предъявлены конкретные обвинения, а так, намёки на что-то неопределённое.
Где я могла засветиться? Разве что на записях с видеокамер, развешанных на каждом перекрёстке, но шлем гарантированно скрывает лицо мотоциклиста. И что вообще кому что-то известно о моей причастности к тем рокерским событиям? Из знакомых только Жека был тогда со мной, но он вообще не в курсе истории с Фиатом. Возможно, хозяин угнанного мотоцикла, этого Фиата, забил тревогу, но тогда меня бы уже крутили следаки из уголовного розыска. А так, какое дело нарконадзору до угонщиков.
– Ну, была на концерте тёмно-фиолетовых, что это, преступление, – оживилась я, – в чём теперь нужно признаваться?
– Каких ещё «тёмно-фиолетовых»? – озадачился Зудов, рапортуя этим о полном вакууме в познаниях английского языка.
– Буквальный перевод Deep Purple? – подчёркивая интеллектуальное превосходство, усмехнулась я, – а в значении что-то вроде «мудрец» или «мыслитель».
– «Мудрец» говорите, – после некоторой паузы, в голосе следователя появились металлические нотки, – а мы сейчас и проверим, кто мыслитель, а кто потребитель.
– Что проверите? – не понимая намерений следователя, я насторожилась.
– Проверим, не являетесь ли потребителем.
– Кто? Я
