– Себе оставь, – сказал дядя Ваня поморщившись. – У меня ещё есть. Ты, сосед, поосторожнее. Ты ж ещё молодой, это мне скоро в кваzи. А ты закусывай, не пей на голодный желудок. Еда нынче тоже не та, что в моей молодости, разве мертвяки умеют еду растить? Да и противно после них-то. Ешь эту картошку и морщишься… Но всё-таки закусывать надо. Надо!
– Спасибо, дядь Вань, я учту, – пробормотал я.
– Водичкой сейчас рот прополощи, – поучал меня дядя Ваня. – Но пока не пей. Особенно спиртное! Желудок у тебя уставший, ему покой нужен. Вот перед сном рюмку-другую можно. Но без усердия!
Он подмигнул мне и милосердно направился в подъезд.
Как же, наверное, я поднял его самооценку! Капитан полиции, борец с мертвецами, а блюет перед подъездом, позорит, так сказать, честь мундира!
Выкинув носовой платок в мусорку и мысленно отметив, что надо купить несколько платков и подарить дяде Ване, я вошёл в подъезд. С подозрением вошёл, хоть и не ожидал всерьёз встретить здесь Викторию.
Её тут и не было. Только в углу стояла парочка целующихся подростков. Юноша был так увлечён, что вообще меня не заметил (как, очевидно, и дядю Ваню), девушка глянула гордо и вызывающе.
Ну и ладно, ну и гордись. Нам тоже найдётся с кем целоваться.
Я поднялся к себе, отпёр дверь. Принюхался. Пахло чем-то вкусным.
– Кто тут? – позвал я.
Из кухни выглянула Настя, в простом коротком платье и босиком. Глянула почти с таким же вызовом, как девчонка в подъезде.
– Это я. Ты голодный?
– Угу, – неуверенно сказал я. Покосился на чемодан в углу прихожей.
– Ты не против? – спросила Настя. – Я решила пожить у тебя. Недолго. Просто надо свыкнуться, что мама и брат вернулись. Но я могу уйти! Ты не думай, у меня есть куда. Подруги, тётка двоюродная, потом один старлей давно предлагал… – Она замолчала и улыбнулась. – Да всё я вру. У подруг свои дела, тётка старая и в Воронеже, старлей зануда и толстый.
– Какой ужас, – сказал я. – Толстый старший лейтенант. Куда катится этот мир. Оставайся, конечно. Раскладывай вещи.
– Я уже, – сообщила Настя. – Заняла у тебя пару полок в шкафу. А старлей толстый, потому что из управления «К», хакеров в сетях ловит. Ему некогда спортом заниматься, он весь в виртуальном пространстве и не зануда, а обстоятельный… Я сварила тыквенный суп. Он вегетарианский, даже без молока, я подумала, вдруг Михаил зайдёт.
– Не зайдёт, – коротко сказал я.
– Ну и ладно. На самом деле молока просто не было. У тебя совсем ничего нет, в холодильнике мышь повесилась.
Желудок свело спазмом.
– Ох, Настя, не надо про мышей! – взмолился я.
– Хорошо, – с удивлением сказала она. – Ну это просто фигура речи, выражение такое…
– Я знаю. Но не надо про мышей. Потом объясню почему.
Настя пожала плечами.
– Хорошо. В общем, я нашла у тебя бутылок пять разного алкоголя, весь крепкий и невкусный, хотя коньяк я попробовала, но это кошмар какой-то, пить невозможно. Десяток яиц, но их надо есть утром, а не на ужин. Ещё нашла плавленый сырок «Дружба», но он окаменел уже. Немного картошки, но она проросла. Но была чечевица, лук и тыква, я решила сделать суп. Странный набор продуктов.
– Я редко дома ем, – сказал я. – А чечевица, лук и тыква – потому что я сам собирался сделать суп. По субботам я готовлю себе тыквенный суп.
Настя растерялась:
– Правда?
– Люди иногда открываются с неожиданной стороны, – сказал я. – Ну кто бы заподозрил, что я готовлю что-то сложнее бутерброда?
Я снял китель, повесил на крючок.
– Тут был твой пиджак, я его почистила и в шкаф убрала, – неожиданно сказала Настя. – В кармане была статья профессора Томилина, ты из его квартиры прихватил?
– Да, – признался я. – Всё забываю прочитать. Что-нибудь ещё? Ворох записок от любовниц с мольбами вернуться?
– Ну… почти, – сказала Настя.
И отвела глаза.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить слова Михаила и понять, в чём дело.
– Ты нашла конверт в кармане? – спросил я.
– Нет… да… – Настя по-прежнему не поднимала глаз. И я вдруг понял, что её взбудораженность и то, что она выпила паршивого коньяка, – это всё следствие находки. – Он не был запечатан…
– Я не сержусь, – сказал я. – Я сам любопытный до ужаса. Профессиональная болезнь.
– Там заключение генетического анализа, – сказала Настя. – На родство.
Я кивнул:
– Знаю. Могу объяснить.
– Ты не обязан! – быстро сказала Настя.
– Лучше скажу. Михаил настоял. Он считает, что Найд может быть моим сыном. Примерно сходятся возраст и место, где он нашёл мальчика.
– Там фамилий нет, конечно, но я поняла, – сказала Настя.
– Михаил не знал одной печальной вещи, – сказал я. – Моя жена меня обманывала. Ребёнок, которого я считал своим, был от другого человека. Так что никакой анализ ничего не скажет… и слава Богу…
Настя нахмурилась. И посмотрела мне в глаза.
– Нет, – сказал я.
Настя кивнула.
– Да нет же! – воскликнул я. – Чёрт возьми, нет, она сказала… дай конверт!
– Вон же он, на столике… – тихо произнесла Настя.
Я схватил конверт, вытащил листок, развернул.
Уставился в ровные строчки распечатки.
«Анализ проводился стандартным методам по четырнадцати локусам…»
– С чего ты решил, что твой ребёнок – не твой? – спросила Настя.
– Ольга сама так сказала… – прошептал я одними губами.
– Когда?
– Мы… мы были в доме… надо было выбираться, бежать… она решила запереться в музее, там рядом музей был… а я настаивал, что надо прорываться…
– И она сказала, что ребёнок не твой?
– Да.
– Денис… – Настя подошла и осторожно обняла меня. – Поверь, женщины часто врут, когда говорят мужчине, что ребёнок – от него. Но бывает и так, что они врут, когда говорят, что ребёнок от другого. И это случается не реже.
– Зачем, – сказал я. – Ну зачем?
– Она думала, что так безопаснее, – прошептала Настя. – Для ребёнка. И ради того, чтобы его защитить, соврала тебе.
– И что мне теперь делать? – спросил я, будто хоть кто-то в мире мог ответить.
– Вначале – поесть, – ответила Настя.
Суп был вкусный.
Кажется.
Хотя я его делаю по-другому. Не каждую субботу, конечно, это я соврал. Но иногда делаю. Мне нравилось иногда готовить самому. Что-то неожиданное для холостяка.
Я ел суп и смотрел на Настю.
А она смотрела на стену. На портрет Ольги с ребёнком на руках.
– Ты ведь на самом деле никогда не верил в то, что она сказала, – внезапно произнесла Настя. – Иначе не повесил бы эту фотографию.
– Поверил, – пробормотал я.
– Нет, – беспощадно сказала Настя. – Не ври себе, Денис. Тебе хотелось в это поверить, потому что так было… легче. И ребёнок не твой, и жена обманщица. Но ты бы не смотрел каждый день на это фото. Ты на самом деле всё понимал. Но делал вид, что поверил.
– Как-то сложно, – пробормотал я.
– А мы, люди, вообще сложные. Это кваzи у нас простые. Что ты будешь делать?
– Это мой вопрос…
– Да, и ответ тоже твой.
– Не знаю, – сказал я и отложил ложку. – Вкусный суп. Спасибо. Я не знаю, Настя. Тут же проблема… Михаил…
Она нахмурилась:
– Ты думаешь, раз он спас ребёнка, то твоя жена… её…
– Да.
– Может быть, кто-то другой её… убил? – осторожно спросила она. – А он спас.
– Нет, – сказал я. – Не спрашивай почему. Но тут я почти уверен. Это не как с сыном. По-настоящему уверен.
Настя молчала, водила пальцем по столу. Потом сказала:
– Слухи такие ходят… Что восставшие возвышаются, если они убивают человека. В них как бы душа… переходит…
– К сожалению, не так всё романтично, – ответил я. – Тут душа ни при чём. Но… да. Ольгу убил Михаил. А потом обрёл разум и спас сына.
– Как его звали… зовут? – поправилась Настя.
– Найд, – мрачно сказал я.
– Нет, я имею в виду настоящее имя.
Я потёр глаза.
– Самое обычное имя. Александр. Саша.
– Хорошее имя, – сказала Настя.
– Он – Найд, – ответил я. – И этого уже не изменить. Его вырастил старый мертвяк, убивший и сожравший его мать. Что мне с этим делать? Как жить? Да лучше бы…
Рука Насти мягко, но твёрдо легла мне на губы.
– Молчи, – сказала она. – Не надо говорить того, за что будет стыдно. Твой сын жив. Его вырастил другой человек, но не так уж и плохо. И он ещё ребёнок. Он может стать твоим сыном. Или хотя бы ты можешь стать его отцом.
Я молчал.
– Михаил знает? – спросила Настя, убирая руку.
– Нет, он не видел результатов. Хотел, чтобы я принял решение. Но… – Я вздохнул. – Он сказал… Найду. Тот уверен, что я его отец. Видишь ли, он привык, что Михаил всегда прав.
