Я показал Эйвину принцип прохода в переднюю ногу, медленно поднял его в воздух, крутанув на сто восемьдесят градусов, и так же медленно опустил его на холку спины.
— Офигенная штука! — похвалил технику Эй и тут же скользнул в мою ногу, приподняв меня над уровнем крыши.
— Напряги пресс, — скомандовал Зэр, — Группируйся, и будешь падать не на шею, а на спину!
Я послушался. Итогом оказалось мягкое падение.
Мы тренировались около двух часов. Я нарочно не применял своё ЦИ. Вложи я в и без того опасный бросок хотя бы крупинку силы второй ступени бронзовой лиги, “бурецвет” проломил бы крышу и мы бы рухнули в жилую комнату под нашим тренировочным залом.
После тренировки был сон, затем — обед, хотя есть совсем не хотелось. Внутри на уровне солнечного сплетения словно горел огонь, в голову лезли разные мысли из разряда: “А вдруг я проиграю”, “а вдруг придётся начать культивацию сначала” и еще много-много таких “а вдруг”.
— То, что ты ощущаешь, — произнес Зэр, — в мире боевых искусств называется горением. По сути это волнение перед боем, но это пламя способно сжечь всё твоё ЦИ и оставить тебя к моменту боя без сил.
— Ну ведь правда, там же будут другие культиваторы. А вдруг они сильнее?
— И этот вопрос тоже называется горением. Повторяй за мной мысленно:
“Я тренируюсь больше всех”, “Я тренируюсь под руководством лучшего учителя на материке”, “Кого бы я там ни встретил, ему нечего будет мне противопоставить, потому что я тренируюсь больше всех”. Заучи это как мантру и повторяй постоянно, чтобы ты не просто знал, что ты лучший, а всегда помнил об этом.
— Как всегда, нескромно и вполне в твоем духе. — Я отодвинул чашку с салатом.
— Скромность украшает, но никогда и не в чём не помогает. Запомни это, Райс, нигде и никогда! — тем же спокойным тоном произнёс император. — Я не волнуюсь за тебя. Знаешь почему?
— Потому что я больше всех тренируюсь и у меня лучший учитель, и даже если там будут культиваторы, им нечего будет мне противопоставить?
— Именно, Райс. Шут, давай какую-нибудь песню! — скомандовал Зэр.
— Какую, ваше высочество?
— Долгую и веселую на целый день и весь вечер до начала турнира, чтоб Райс не горел.
Блик запел:
Когда пасли в деревне коз
Смышленый Фил и Лизз,
Он вдруг возьми задай вопрос:
“Живой ли падший лист?”
Она сказала: “Точно нет,
Ведь он упал с дуба”
А Фил лишь хмыкнул ей в ответ,
Сказав: “Закрой глаза!”
Сказав: “Закрой глаза!”
“А хочешь, чтобы он ожил?” -
С усмешкой он спросил
И вдруг с себя портки стянул,
себя листком прикрыл
“Ну да, конечно удиви!”
И Фил ведь удивил:
Он лист ей в руку положил,
А в листе — младший Фил,
А в листе — толстый Фил!
В комнату вошла Лара.
— Что за мерзость?
— Классика, — растерянно ответил Блик.
— Какая же это классика? — покачала головой она. — Какая-то похабщина…
— Ну так две тысячи лет прошло, как я это сочинил, значит, классика! — улыбнулся Блик и посмотрел на императора:
— Дальше петь?
— Лар! — обратился к ней Зэр — у Райса турнир вечером. Ему сейчас волноваться нельзя, поэтому смешные песни, еда и сон ему очень как нужны.
— Турнир, значит? Ты говорил, что тут много мест культивации, а сам нас к ним не ведешь, — скрестила руки на груди Лара.
— Подсела на артефактики? — улыбнулся Зэр. — Будут вам места силы, успеете еще. Вечером все на турнир идём. Будем поддерживать Райса!
— Отлично, — кивнула Лара. — Наконец-то хоть что-то. А то я лечу их всех без выходных, а вы только тренируетесь…
— Ты хоть лечишь, Райс хоть тренируется, я же вообще только швабры держу и песни пою! — обиженно проговорил Блик.
— Магическое искусство сложно и витиевато! — пошутил Зэр. — Швабры и песни — самая его суть!
— Я пойду себя в порядок приведу! — С этими словами Лара вышла из комнаты.
— Блик, — спросил я, — а чем закончилась песня про Фила и Лиззу?
— Там много вариантов, — задумался тот. — Зависит от того, кому поёшь. Если дамам, то Филу рубят голову, если мужикам, то Лизза долго теребит младшего Фила, не понимая, что это лист.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А мне бы ты какую концовку спел?
— Тебе бы? — протянул Блик и запел:
Его прогнали со двора.
И он ушёл во тьму,
Но тараторит детвора:
Лиз плачет по нему.
Какая суть, этично ли?
Когда в руках судьба,
Могли бы вместе быть они,
Когда бы не листва!
Открой б она глаза!
— Печально, — вздохнул я. — И парень извращенец, и девка не знает, чего хочет.
— Знаешь, критиковать каждый может, а вот напиши сам свою хотя бы одну песню, тогда и будешь говорить, что главный герой — камень и автор испортил сюжет! — отвернулся Блик. — Вот не буду на тебя обращать внимание, так станет тебе ветер песни петь, а ясень истории рассказывать!
— Ты чего такой обидчивый сегодня? — удивился я.
— Я — автор этой песни! Ты еще её запиши и всем спой, пока я не вижу!
— Зачем мне это?
— Не знаю. Так со всеми бывает: сначала ругают, потом воруют и поют, наплевав на то, что это — чье-то творчество. И ты так сделаешь!
Повисшую тишину нарушил Зэр.
— Эй, шут, какая к бесам собственность? Или у нас монархию отменили, а я это не заметил? Пока я твой монарх, ты — моя собственность вместе со всеми твоими песнями! — сердито проговорил он и в приказном тоне добавил: — Пой!
Шут, сделав вид, что просто пошутил, продолжил петь про разное, весёлое и грустное, героическое и постыдное, пока я не провалился в сон.
Сегодня мне ничего не снилось, однако когда меня разбудил глухой стук в дверь, я открыл глаза уже выспавшимся. Блик спал тоже, и потому я приподнялся, чтобы открыть дверь. “Всё-таки зря я раскритиковал его песню, — корила меня совесть. — Надо будет как-то загладить свою вину. Может даже, извиниться…”
На пороге стоял улыбающийся, как и всегда, Эйвин.
— Мастер Бенжди, вы готовы унижать и властвовать? — спросил он с улыбкой.
— Я готов! — выскользнул из моей головы по-прежнему невидимый Зэр.
— Уже пора? — почему-то спросил я, чувствуя давящий под ребрами рёбер огонь.
— Ну да, час на дорогу! Я вас, мастер, внизу подожду! — сообщил Эй и затопал вниз, напевая какую-то песенку.
Я повернулся, тихо позвал Блика и, увидев, что он проснулся, начал собираться. Лара встретила нас в коридоре. Никогда ещё я не видел её такой красивой: тут, в Лозингаре, она наконец-то смогла позволить себе дорогую косметику. В этом был не только эстетический смысл, но и житейский расчёт: ведь к лекарю, который плохо выглядит, не хочется возвращаться…
В этот раз я знал, куда мы идём, и потому дорога показалась не такой уж и длинной. Стоявшие у входной двери мордовороты пропустили нас с лёгким поклоном, неприкрыто пялясь на Лару, которая вела себя холодно и даже слегка надменно. Возможно, так и должна выглядеть подруга мастера боевых искусств…
Внутри было людно и душно. Пахло алкоголем и сигаретами. В отличие от прошлого раза, пол обтянутого канатами помоста покрывала свежая трава, а не сухой дерн.
— Оу, эта трава с места силы! — улыбнулся Зэр. — Думаю, после того как мы выиграем турнир, надо будет узнать у организаторов, откуда они берут её.
Виски сдавило, в сознании зазвенели цикады. Тут были другие культиваторы.
В этот раз мне не требовалось ждать от Зэра указки, чтобы посмотреть сквозь тени. В разных углах разминались как минимум трое избранных сферами.
— Нам везет! — снова улыбнулся император. — Они все в бронзовой лиге, но один — на третьей ступени культивации. Райс, попроси Эйвина сказать судьям, что будет очень хорошо, если вон с тем ты сойдешься в финале.
Зэр указывал на широкоплечего парня с рыжей гривой волос, заплетённой в косу по самый пояс. Он медленно передвигался широкими шагами в своём углу. Его глаза были закрыты, а руки двигались так, будто рыжеволосый был под водой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Как же везёт-то, раз третья ступень? — спросила у Зэра Лара.
