— Они не посмеют!
— Увы, мой милый сын! — отвечала мать. — Подобный ответ и при подобных обстоятельствах дал герцог де Гиз, и в тот же вечер был убит.
Но герцог де Бофор только смеялся над их опасениями и пошел вверх по лестнице. За три дня перед тем королева прогуливалась в Венсеннском лесу, где де Шавиньи давал ей великолепный ужин. Герцог де Бофор приехал также и нашел королеву очень веселой и весьма ласковой. И накануне еще он разговаривал с ней и ничто не обнаруживало перемены в ее расположении к нему. Поэтому он смело вошел к королеве и нашел ее в большом кабинете, где она с самой очаровательной улыбкой приняла его и приветливо задала несколько вопросов насчет его охоты, показавших, что она ничего не имеет против него. В это время вошел Мазарини. Королева встретила его также с улыбкой и протянула руку, потом, как бы вспомнив, что ей нужно сообщить ему что-то важное, сказала:
— Ах, да! Пойдите-ка за мной. — И увела кардинала в другую комнату.
После ухода королевы де Бофор также собрался уходить, но на пороге его встретил Гито, начальник телохранителей ее величества и загородил дорогу.
— Что это значит, г-н Гито? — спросил удивленно герцог.
— Прошу вас, милостивый государь, меня извинить, — отвечал Гито, — но именем короля и королевы я имею приказание вас арестовать. Не угодно ли вам будет следовать за мной?
— Почему же нет, сударь, — сказал герцог, — но это меня удивляет. — Потом, обращаясь к г-жам де Шеврез и д’Отфор, разговаривавшим в малом кабинете, он добавил:
— Вы видите, сударыни, королева приказала взять у меня шпагу.
При этих словах отчасти ироническая, отчасти угрожающая улыбка пробежала по его губам, ибо он вспомнил, что лет семнадцать тому назад отец его, герцог Вандом, был арестован по приказанию короля таким же образом и что король также дружески разговаривал с ним об удовольствиях охоты, как королева беседовала с ним самим.
В эту минуту герцогу де Бофору сопротивляться было бесполезно, поэтому он последовал за Гито в его комнату, которая на эту ночь должна была послужить ему тюрьмой. Войдя в комнату, де Бофор попросил ужин, покушал с большим аппетитом и лег спать, а так как устал на охоте, то заснул немедленно.
В тот же вечер слух об аресте герцога де Бофора распространился по всему городу, и г-жа Вандом, его мать, и г-жа Немур, его сестра, тотчас приехали в Лувр, чтобы броситься к ногам королевы и просить ее помиловать герцога. Но королева заперлась с кардиналом и отказалась принять их.
На другой день де Бофор был отправлен в Венсенский замок, где ему дали в услужение лакея и повара. Оба эти служителя были не из его дома, а от двора, и хотя де Бофор просил, чтобы ему дали его собственных слуг, и г-жа Моттвиль взялась представить эту просьбу, сама королева отвечала, что на это согласиться нельзя, поскольку это не принято.
Одновременно отцу и матери герцога де Бофора и его брату, герцогу Меркёру, человеку спокойного характера, который никогда не вмешивался в заговоры, дано было приказание немедленно выехать из Парижа. Герцог Вандом, отец де Бофора, чтобы выиграть время, послал сказать Анне Австрийской, что очень болен, но вместо ответа ее величество прислала ему свои собственные носилки. Вандом понял, что после такого внимания со стороны регентши ему нельзя более оставаться в Париже и в тот же день выехал со всем семейством.
Г-жа де Шеврез не без сожаления смотрела на ссылку и заточение своих друзей. Она отправилась к королеве и заметила ей, что те, которых она от себя удаляет, страдали за нее и, следовательно, имеют право на признательность, но королева холодным, даже презрительным тоном попросила свою прежнюю фаворитку ни во что не вмешиваться и предоставить ей управлять делами государства как она сама желает, и советовала г-же де Шеврез весело жить в Париже, не вступать ни в какие интриги и наслаждаться во время регентства тем спокойствием, которого она не могла найти при покойном короле. Но г-жа де Шеврез не могла жить спокойно, она на то и родилась, чтобы жить интригами и волнениями, поэтому она не приняла советов королевы, более того, она стала упрекать Анну Австрийскую, за что и получила от нее приказание возвратиться в Тур, куда, читатель вероятно помнит, она была сослана в царствование Луи XIII. Г-жа де Шеврез повиновалась, но спустя некоторое время стало известно, что она вместе с дочерью оставила Тур, и они, переодевшись в мужское платье, уехали в Англию.
Из всех прежних приятельниц королевы при дворе оставались только маркиза Сенессей и г-жа д'Отфор, которой королева писала, когда та находилась в изгнании в Мане: «Приезжайте, мой любезный друг, я умираю от нетерпения обнять Вас». Но та же участь ожидала и этих двух особ. Прежнее благорасположение королевы также мало-помалу стало переходить в равнодушие и холодность.
В Париже начали дурно говорить о кардинале и королеве, и все те, кто оставались еще приверженцами Анны Австрийской, с огорчением должны были выслушивать дерзкие мнения, которые зазвучали особенно громко со времени изгнания врагов нового министра. Несколько лиц решились просить г-жу д'Отфор — о влиянии которой думали более, чем это было на самом деле — представить королеве все это. Так как эта просьба согласовывалась с тайными желаниями самой г-жи д’Отфор, то она воспользовалась первым же случаем, чтобы высказать королеве все, что у ней было на сердце. Анна Австрийская со вниманием выслушала ее, и, казалось, даже была довольна ее откровенностью, но на другой день г-жа д’Отфор заметила по тону и обращению с ней королевы, что напрасно она отважилась на такой смелый и необдуманный поступок.
Некоторое время спустя один дворянин, служивший при королеве, родом из Бретании и называвшийся дю Недо, попросил г-жу д’Отфор выхлопотать ему у королевы какую-то милость. Г-жа д’Отфор, полагаясь на дружбу ее величества, охотно подала его просьбу регентше, которая приняла ее, пообещав прочитать и если можно исполнить.
Прошло несколько дней, а королева не давала ответа на просьбу дю Недо, а г-жа д’Отфор не решилась тревожить ее. Однажды вечером, около полуночи, когда все придворные дамы удалились, г-жа д’Отфор, раздевая королеву, напомнила ей о просьбе, которую подала несколько дней назад от одного дворянина, состоящего на службе при дворе. Королева, казалось, забыла и о дворянине, и о его просьбе, и о рекомендации, которая ее сопровождала. Это невнимание так оскорбило г-жу д’Отфор, что она заплакала.
— Это что такое? — с нетерпением спросила королева.
— Мне хотелось бы дать вашему величеству один совет, — отвечала г-жа д’Отфор, — но я не смею.
— Мне кажется, — сказала королева, — тут нечего бояться, если вы или кто-нибудь другой посоветуете мне что-либо хорошее. Но, сказать по правде, мне эти советы начинают надоедать!
— Однако позвольте мне, — продолжала г-жа д’Отфор, — дать вам еще один. Обещаю, что это будет последний.
— Ну, говорите, какой?
— Я бы посоветовала вам, государыня, — решилась г-жа д’Отфор, — вспомнить о том, что случилось с покойной королевой Марией Медичи. Сделавшись жертвой ненависти кардинала и возвратясь после продолжительного изгнания в Париж, она оказалась неблагодарной по отношению к тем, кто служил ей во время беды. Следствием этого было то, что при вторичной ссылке она была оставлена всеми и если кто и принимал в ней участие, то она все-таки умерла с голоду!
Совет г-жи д’Отфор был смел, даже дерзок. Королева вспыхнула и повторив, что советы ей докучают, бросилась на свою постель, приказала закрыть занавески кровати и не говорить более ни слова.
При этом приказании г-жа д'Отфор бросилась перед королевой на колени, скрестила руки и стала призывать Бога в свидетели, что она говорила для пользы и славы королевы, но Анна Австрийская ничего не отвечала, и г-жа д’Отфор, привыкшая к немилости, вышла из комнаты королевы с убеждением, что она теперь впала в полную немилость государыни. И действительно, на следующий день Анна Австрийская послала ей сказать, чтобы она удалилась, забрав с собой девицу д'Эскар, свою сестру.
Что же касается маркизы Сенессей, то она быстрее других поняла, в чем дело. Она просила, чтобы ее сделали герцогиней — кардинал отклонил просьбу другими обещаниями; она просила, чтобы ее малолетним детям дали титул принцев по имени де Фуа, которое они имели, но и в этом ей было отказано. Однако она оставалась при дворе, но теперь без всякого влияния.
Таким образом развалился заговор Важных и в несколько дней обрушились планы и рассеялись надежды заговорщиков, глава оказался в тюрьме, сообщники рассеялись. Мазарини остался всемогущим повелителем короля, королевы и всей Франции.
ГЛАВА XI. 1643 — 1644
Возвращение герцога Энгиенского. — Герцог де Гиз. — Двадцатилетний архиепископ. — Его шалости. — Его гордость. — Его любовницы. — Пастырское посещение. — Настоятельница монастыря Авенэ. — Архиепископ в изгнании. — Архиепископ становится воином. — Его бракосочетания. — Его поединок с Колиньи. — Страсть к дуэлям.
В это время в Париж прибыл победитель при Рокруа. Кардинал считал его дружбу столь важной для себя, что, скрывая истинные намерения и демонстрируя дружбу, он последовательно исходатайствовал у королевы публичное удовлетворение принцессы, потом арест герцога и герцогини Вандом и герцога Меркёра, удаление герцогини де Шеврез и ссылку г-жи д'Отфор, наконец, отрешение графа де ла Шартра от должности главного начальника швейцарцев.
