Маратов вскоре вошел в привычную колею. Ему это оказалось совсем нетрудно. По соседству с дачным товариществом раскинулся поселок Новооктябрьский, в старорежимные времена — село Могильное. Несмотря на новое название, до сих пор жителей именовали могильщиками. В Новооктябрьском-Могильном Маратов отыскал бабку-самогонщицу, у которой купил две бутылки с огненной водой. На три дня хватило, но потом снова начала мучать «жажда».
— Веди себя хорошо, дверь никому не открывай, спичек не жги, — шутливо погрозил Маратов пальцем Ване. — А я — за нектаром.
Темнело. Загородную тишь нарушали лишь лай собак, шуршание крон деревьев, гудки далекой электрички да шум моторов проносящихся по шоссе редких машин. Ваня сидел в комнате, перелистывая, наверное, в десятый раз журнал «Америка». Девочки в купальниках, небоскребы, рок-группы, сияющие лимузины — картинки с чужой, далекой «планеты». Ваня завороженно всматривался в фотографию Лос-Анджелеса с птичьего полета. Картина будто гипнотизировала, и этот безмятежный покой, казалось, не может нарушить ничто…
Сначала послышался крик: «Стой… Стой, стрелять буду!»
Потом действительно захлопали выстрелы. Ваня, как подброшенный пружиной, вскочил со стула, пригибаясь, скользнул на веранду и выглянул из окна.
Парень в желтой кожанке — тот самый! — пригнувшись за яблоней, стрелял в кого-то из пистолета. Выстрелы были не глухие, киношные, а сухие, резкие и очень громкие.
Дальше Ваня не думал, что делает. Он перемахнул через подоконник, побежал, задев ногой смородиновый куст, растянулся на земле, но тут же вскочил и кинулся к сараю. Услышал сзади хриплый нервный окрик:
— Стой, сопляк!
У забора он оглянулся. Красавчик в желтой кожанке махал ему пистолетом. Прогремел еще один выстрел. Пуля с металлическим «вжик» пронеслась рядом с ухом, Ваня понял, что стреляют в него, и следующая пуля может впиться в его тело, разрывая внутренности. Он проворно перепрыгнул через забор, за которым начинался заваленный мусором овраг, а дальше — лес. Спотыкаясь и падая, Ваня бежал по склону оврага, слыша еще выстрелы. Потом он так и не смог вспомнить, сколько их было — два или десять…
* * *
— Чертова хлопушка! — раздраженно воскликнул Крымов, взмахнув пистолетом Макарова.
Гаврюхин, обессиленно прислонившийся к машине, вытирал носовым платком пот со лба и никак не мог отдышаться.
— Ну та… Такого давно не было. Уф…
— ПМ — оружие для женщин и инвалидов, — не мог успокоиться Крымов. — Из АКМ я бы из них обоих за три секунды сито сделал!
— Угомонись. Уф… С тобой, воякой сумасшедшим, свяжешься — всегда какие-то приключения. Уф, черт возьми, — Гаврюхин протер платком красную толстую шею. — Так и до пенсии не дотянешь. Кто семью мою кормить будет?
— Государство.
— Ну да… А мне уж самому и пожить не хочется. Уф, елы-палы.
— Нет, ну чертова хлопушка!..
Крымову было обидно. Ведь почти успели. От Апрельска до Каменки час езды, но, нарушая все правила дорожного движения, им удалось отыграть минут двадцать и прибыть почти вовремя. И улицу сразу нашли. Крымов едва успел затормозить — чуть не влетел в перегородившую дорогу траншею. Дальше пути не было.
И все-таки чуть-чуть опоздали. Белая «Волга» подъехала с другой стороны на минуту раньше.
«Волга» стояла за площадкой, заваленной плитами, досками, ржавыми железяками. Российская страсть везде что-то строить и не достраивать, усеивать землю битыми кирпичами и бетонными трубами не обошла и Каменку.
У калитки забора, за которым возвышался одноэтажный, островерхий домик, засунув руки в карманы, стоял здоровенный детина. Его приятель — красавчик в желтой кожанке, бодрым шагом направлялся к дому, держа правую руку под курткой.
Между оперативниками и бандитами было метров пятьдесят. Медлить нельзя. Не известно, что у этих ребят на уме. Может, они мечтают расправиться с обитателями этого дома. Крымов распахнул дверцу и бросился вперед. Красавчик обернулся. Каким-то чутьем он понял, что за люди прибыли в зеленом «Жигуле», выкинул вперед руку, которую держал под курткой. Раздался хлопок.
Крымов, побывавший не в одной подобной переделке, кинулся на влажную от вчерашнего дождя землю и отполз за бетонную трубу. Гаврюхин необычайно проворно для своей комплекции распластался за машиной.
— Стой… Стой, стрелять буду! — крикнул Крымов.
Детина устремился к «Волге», а красавчик, приняв ковбойскую позу, обхватив пистолет двумя руками, принялся беспорядочно палить. Одна из пуль попала со звоном в дверцу «Жигуленка».
— Во, гаденыш, — прошептал Гаврюхин, вытаскивая пистолет. Перестрелка — дело дурацкое. Это не драка, где мало найдется ему равных. Свистнет пуля-дура — и конец. Высовываться не хотелось, но все-таки пришлось, чтобы посмотреть, как там Крымов. Увидев, что в порядке, Гаврюхин снова притиснулся к борту машины.
Крымов на стрельбу не отвечал: недалеко был дачный домик, вполне могли пострадать люди.
Взревел мотор, белая «Волга» начала разворачиваться, забуксовала на месте, разбрызгивая колесами грязь.
Тут из окна веранды выскочил парень в черной куртке и бросился наутек. Красавчик выстрелил ему вслед, но беглец успел перемахнуть через забор и исчезнуть. Бандит сплюнул, еще раз выстрелил наобум в сторону Крымова и бросился к «Волге». Та все-таки выбралась из лужи. Красавчик на ходу запрыгнул в нее, и машина устремилась вперед.
Когда Крымов добежал до дороги, «Волга» была далеко. Зато палить можно было без опаски. Крымов выпустил три пули, прежде чем машина скрылась из вида.
Местные собаки заходились в лае, где-то хлопнула дверь, но на улицу никто не выглянул.
— Пошли, дом осмотрим, — предложил Крымов, засовывая в кобуру пистолет.
— Пошли.
Дача как дача. Хранилище старых, негодных для городских квартир вещей: потрескавшаяся мебель, продавленные кресла, старое радио. Яркая спортивная сумка на полу казалась здесь лишней. Из валявшихся пустых бутылок пахло самогоном.
— На ключи от машины, — Крымов бросил на стол связку ключей. — Двигай до ближайшего отделения, вызывай подмогу. А я здесь подожду. Отсюда только один убежал. Может, второй появится.
После ухода Гаврюхина Крымов еще раз осмотрел дом и уселся в расшатанное, с дырявой матерчатой обивкой низкое кресло. Прикрыл устало глаза. Возбуждение от схватки проходило. У кого другого еще неделю бы тряслись поджилки при мысли о том, что было бы, стреляй противник более метко. Крымову подобные переживания были чужды.
Ожидание для него было делом привычным. Он мог так сидеть часами, когда мысли свободно бегут по своим дорожкам, обходя лишь запретные зоны — Афган, погибшие друзья, госпиталь. Однако он все слышал и видел, готов был к молниеносным действиям.
За окном совсем стемнело. Гаврюхин куда-то запропастился — наверняка сидит сейчас в прокуренной дежурке отделения милиции и объясняется по телефону с начальником или дежурным управления.
Хлопнула калитка. Кто-то поднимался по скрипучему крыльцу.
— Вань, вылазь. Твоя мама пришла, молочка принесла, — прозвучал развязный, пропитый голос…
* * *
В состоянии Маратов был расслабленном, настроении благостном. Он предвкушал приятное времяпрепровождение. А иначе зачем в его руке литровая бутыль самогона?
Миновав веранду, он шагнул в комнату. Бутыль он, конечно, никогда в жизни не уронил бы. Отточенный годами рефлекс: поскользнись, даже упади, но держи бутылку так, чтобы не разбить. Но тут какая-то сила толкнула его к стене, тряхнула руку, и бутыль — о, ужас! — упала на пол. Но — счастье — не разбилась, а покатилась со стуком по доскам. Тут же левая Витькина рука оказалась заведенной за спину, и он, позабыв о бутылке, понял, что попал в передрягу.
Незнакомец, державший его руками-клещами, немного ослабил хватку, обшарил карманы и швырнул Витьку в кресло. Желания сопротивляться у Маратова не было. Возникло ощущение, что он угодил в смерч, и единственная возможность выжить — отдаться на волю стихии…
Крымов щелкнул выключателем, загорелась лампочка в люстре с зеленым плафоном.
Маратов, сглотнув комок в горле, отметил про себя, что вид у незнакомца грозен и неприятен — лицо мрачное, губы сжаты, глаза прищурены.
— Только трепыхнись, подонок, — Крымов вытащил из кобуры под мышкой пистолет.
— Не, я ничего… Я смирный! — замахал руками Витька.
Крымов наклонился над ним и негромко спросил:
— Говорить будем?
Маратов скривился, будто его заставили съесть ложку димедрола. Говорить? Еще спрашивает! Уж лучше говорить, чем быть пристреленным, как куропатка.
— Ну что, дух, поведай, как вы с Гошей погуляли.
Что такое «дух» Маратов не знал, а от предложения поведать о его и Гошиных подвигах прошиб холодный пот. Значит, вся эта история как-то связана с тем самым чучмеком, которого они пришили… Скорее всего, именно так и есть. И понадобились им эти чертовы «Жигули»!
