— А что вас удивляет? Ну хорошо, не посадят вас, так еще долго придется отмываться, убеждать всех, что сами «косяком», ну, наркотиками то есть, не злоупотребляли. Представляете, какой шум поднимется на работе, когда там случайно узнают обо всем. Позор-то какой, Наташенька.
Крымов видел, что нарочитый цинизм его слов и угроза в них начинают пронимать Наташу, чего он и добивался всем этим разговором.
— Шутите?
— Конечно, шучу. У меня таких шуток богатый набор. Например, статья в городской газете с описанием этой истории.
— Хватит! — крикнула Наташа и закусила губу.
Она почувствовала, что не в состоянии противиться этому человеку…
* * *
Всего лишь день Ваня провел в изоляторе временного содержания, а держал руки за спиной так, будто всю жизнь проходил подобным образом. Тюремные привычки приобретаются быстро.
Задержанного привел в кабинет Крымова усатый сержант-выводной.
— Товарищ подполковник, задержанный по вашему приказанию доставлен.
— Подождите, пожалуйста, за дверью. А ты, Ванюша, располагайся.
Ваня, продолжая держать руки за спиной, подошел к стулу, потом, сцепив до белизны пальцы перед собой, сел.
— Чайку не хочешь? Хочешь. Небось, ничего не ел.
Ваня согласно кивнул.
Крымов насыпал в стакан немного заварки, налил из кувшина только что вскипяченную воду, вытащил из стола блюдце с печеньем и конфетами.
— Угощайся. Ну как, не надоело на нарах?
— Еще как надоело, — вздохнул Ваня, прихлебывая чай.
За часы, проведенные в изоляторе временного содержания, он осунулся, побледнел, но в глазах появилась какая-то успокоенность. Изолятор, следствие, суд — для него перенести это было легче, чем скитания, страх, неопределенность.
— Значит, надоело, — Крымов взял конфету, прихлебнул из своего стакана, не отрывая изучающего взгляда от Вани, сосредоточенно уставившегося куда-то вниз. — Могу отпустить на несколько дней. Или даже до суда. Погуляешь, на людей поглядишь, в кино сходишь. Идет?
— Идет, — настороженно, ожидая подвоха, произнес Ваня, подняв глаза на Крымова.
— Только от тебя требуется небольшая услуга.
Крымов доходчиво объяснил, что он хочет.
— Нет, — испуганно замотал головой Ваня. — Не могу. Я боюсь! Не хочу!
— Все мы чего-то не хотим. И все делаем то, чего не хотим. — Глубокомысленно отметил Крымов. — Так ведь?
— Так.
— Ну, значит, договорились. Теперь слушай…
* * *
— Костыль, ох, покажет нам Важный кузькину мать.
— Покажет, етить через коромысло.
Костыль надавил на педаль, и белая «Волга», обогнув интуристовский автобус с дымчатыми стеклами, проскочила на красный свет.
Невеселые мысли одолевали Костыля. Подходит срок, когда в «зону» должна быть переправлена партия товара. Важный везде ищет «дурь», но наскрести сейчас такое большое количество — задача невыполнимая. Заказать друзьям с Востока — тоже не успеть. Вся надежда на то, что удастся все-таки отыскать «посылку». Ну а если нет? Нетрудно представить, кого Губин сочтет виновным во всех неурядицах. Насмотрелись, какие жестокие фокусы может вытворять босс. Впрочем, возможно, он, Костыль, сам себя накручивает. Большой вины за ним нет. Цепь случайностей. Ну, убил случайно Гошу. Ну, упустил сопляка. Ну, открыл стрельбу. Всяко бывает. Да и что Важный может сделать? Убить? Глупости, таких помощников, как Костыль, не убивают. Хотя… Нет, если будут убивать, он еще побьется за свою жизнь. Не даст себя запороть, как барана.
— Где же этого сопляка искать, так его растак, — Костыль отвлекся от дороги и едва не врезался во встречный молоковоз, но в последний момент успел вывернуть.
— Смотри, куда едешь, чурбан с глазами! — крикнул Людоед.
— Уф-ф, едва не накрылись.
Костыль притормозил и вырулил на площадь Борьбы. По одну ее сторону возвышался четырехэтажный универмаг с пустыми витринами и барахолкой перед входом — он возводился почти десять лет и недавно с оркестром и ленточками был сдан в эксплуатацию. По другую сторону раскинулся действующий монастырь, белокаменный, с голубыми куполами. В центре площади, повернутый спиной к монастырю, с протянутой, будто за подаянием, рукой стоял чугунный Свердлов.
«Волга» перестроилась в правый ряд и свернула на Святоцерковную, бывшую Двадцатилетия ВЛКСМ, состоящую из невысоких обшарпанных домишек девятнадцатого века. Костыль услышал трель милицейского свистка и увидел гаишника, махавшего жезлом.
— Вот, мать его! Никогда здесь гаишников не было.
— Готовь червонец, — посоветовал Людоед. — Нынче они меньше не берут.
Костыль нехотя вылез из салона и с размаху хлопнул дверью. Сотрудник ГАИ неторопливо и важно подошел к нему.
— Сержант Никифоров. Нарушаете. Поворот-то не включили.
— Как это не включил? Включил. Он у меня, как часы, работает.
— Вы не включили сигнал поворота, — повторил сержант монотонно, привычно не обращая внимания на кажущиеся ему жалкими оправдания водителя — таких на день приходится выслушивать не один десяток.
— Да как же это…
— Слышь, Толик, это бесполезно, — сказал Людоед, вылезая из машины и потирая затекшую ногу. — Сколько, командир?
Сержант размеренно, с видом человека, выполняющего работу исключительной государственной важности, начал выписывать квитанцию.
— Эх, сержант, нет у милиции правды для простого человека, — начал лениво балагурить Костыль, но тут же осекся, будто получил кулаком под дых. Он схватил Людоеда за рукав и оттащил в сторону.
— Гадом буду, но это наш сопляк! Вон, у ларька с мороженым. Точно, он. Я его, падлу, на всю жизнь запомнил.
Костыль вынул из кармана затершуюся цветную фотографию, ткнул под нос Людоеду и показал пальцем на коротко подстриженного парня в черной куртке с заклепками.
— Похож, — согласился Людоед.
Тем временем сержант закончил заполнять квитанцию и протянул ее Костылю, предварительно получив от него купюру.
— Вот ваши документы.
— Спасибо, начальник.
— Не за что, — сержант отдал честь и все так же степенно направился стеречь очередную «жертву».
— Скот, — прошептал ему вслед Костыль.
— О чем ты думаешь, дурило? Пошли вслед за щенком, — ткнул его раздраженно пальцем в бок Людоед.
Ваня купил мороженое и медленно направился вдоль улицы, останавливаясь у витрин. Через несколько кварталов он свернул в сквер, уселся на скамейку рядом со стариком, сжимавшим в дрожащих руках деревянную клюку. Ваня вытащил из кармана журнал «Ровесник» и углубился в его изучение. Вскоре старик поднялся со своего места, тяжело опираясь на палку, заковылял прочь. Тут же с двух сторон к Ване подсели Костыль и Людоед.
— Привет, падла.
Ваня испуганно посмотрел на них, попытался встать, но Костыль грубо усадил его на место.
— Не трепыхайся, если еще пожить хочешь, — прорычал Людоед.
— Пошли с нами, — потребовал Костыль.
— Никуда не пойду!
— Еще как пойдешь. Куда, падла, записную книжку дел?
— Какую книжку?
— Какую в машине у чучмека подобрал.
— Эту, что ли?
Ваня вынул из нагрудного кармана красивую записную книжку с изображением великолепного горного пейзажа и иероглифами на обложке. Костыль выхватил ее из рук и стал быстро листать. Телефон Наташи в ней был.
— Живи, сосунок, — Костыль резко ударил Ваню кулаком в живот и поднялся со скамейки. — Жаль, не довелось тебе брюхо вспороть…
* * *
— Наташа? — Костыль старался говорить мягким голосом.
— Здравствуйте. Поверьте, мне крайне неудобно вас беспокоить. Меня просил позвонить Рустам. К сожалению, он был вынужден срочно уехать. Обстоятельства так сложились… Он вещи у вас просил забрать… Меня Толей зовут, он должен был обо мне рассказывать… Что, ничего не рассказывал? Ну как же… Наташа, дорогая, так как мне вещи побыстрее забрать?.. Как доехать до вас?.. А код на двери подъезда какой?.. Хорошо, я минут через двадцать буду…
Костыль с силой бросил трубку на рычаг многострадального телефона-автомата, который за свою «жизнь» натерпелся немало ударов, наслушался множество матюгов, лести, лжи и грубости.
— Все в норме, — ухмыльнулся Костыль, выйдя из будки. Он по-дружески похлопал Людоеда по необъятному животу.
— Вещички он у «курицы» своей оставил, я был прав. Она нас ждет.
Через полчаса Костыль, убедившись, что нашел то, что искал, загружал чемодан в багажник. Нашли-таки товар! В огромном, почти миллионном городе! Правда, можно сказать, что это случайность, но боссу о том знать совсем не обязательно. Пусть считает, что помощники землю носом рыли и в результате этого достигли успеха.
— Выкрутились.
— Есть, дружище, Бог на свете, — расплылся Костыль в белозубой, будто срисованной с рекламного журнала, улыбке. — И он нам помогает.
