21 января 1981 года вторая книга 92-го тома была подписана в печать в значительно «похудевшем» виде. А когда том вышел в свет, то в парижской «Русской мысли» была напечатана статья С. Дедюлина «“Литературное наследство” и дело К. Азадовского», в которой говорилось о политической подоплеке гонений на ученого. Автор задавался вопросом:
Что же заставило редакторов «Литературного наследства», одного из солиднейших гуманитарных изданий (абсолютно «независимого», разумеется, как все у нас на родине, от каких бы то ни было посторонних инстанций), пойти на предательство своего собрата и тем самым – своей любимой науки: пустить под нож готовые публикации?
Впрочем, этот вопрос был скорее риторическим. Сущность карательного меча была давно и хорошо известна.
По тому же поводу – о сохранении статей Азадовского – к Зильберштейну обращалась и Нина Катерли. Позднее она вспоминала:
Принял он меня любезно, внимательно выслушал, но вот речь зашла о необходимости вмешаться, заступиться… И тут Илья Самойлович переменился в лице. Руки у него задрожали, и он, понизив голос, сказал, что помочь, к несчастью, нельзя, потому что дело совершенно не в наркотиках, и ему из очень хорошо информированных источников точно известно, что здесь – политика, все очень-очень серьезно, вмешиваться бесполезно…
Однако сюжет разрастался. Как раз в процессе работы над 91-м томом «Литературного наследства» – «Русско-английские литературные связи» (сдан набор 18 июля 1980 года, вышел в свет только в 1982 году), подготовленного академиком М.П. Алексеевым, и двумя первыми книгами блоковского 92-го тома в издательстве «Наука» начался затяжной конфликт: директор Г.Д. Комков решил, что, во-первых, гонорары, выплачиваемые авторам, слишком велики, а во-вторых, объем комментариев к текстам не должен составлять более 15 % объема издания; кроме того, директора раздражали многочисленные корректуры, хотя в данном случае их оказалось так много не по вине авторов, а из-за небрежного набора в подчиненной издательству типографии.
Чтобы реализовать свои преобразования, директору нужно было найти способ преодолеть волну возмущения академических сотрудников – от редакторов до академиков. По этой причине одновременно с подачей в марте 1981 года документов в Отдел науки ЦК КПСС, вызвавших впоследствии бурю писем, в том числе и от «Литературного наследства», Г.Д. Комков подал вице-президенту Академии наук, председателю редакционно-издательского совета АН СССР (и многолетнему члену ЦК КПСС) П.Н. Федосееву другую бумагу.
Учитывая тот факт, что Г.Д. Комков был крупным специалистом по истории КПСС – кандидат исторических наук, защитивший в 1954 году диссертацию на тему «Идеологическая работа КПСС среди тружеников тыла», автор монографии «На идеологическом фронте Великой Отечественной», в которой «на высоком идейно-теоретическом уровне раскрываются недостаточно освещенные в советской историографии вопросы идеологической работы Коммунистической партии в советском тылу», – тон его циркуляра был соответствующий. А поскольку руководитель всей гуманитарной части Академии наук и непосредственный начальник Комкова академик П.Н. Федосеев также был крупнейшим авторитетом по части идеологической работы, то зерно упало на благодатную почву. Эта записка с резолюцией Федосеева «Прошу рассмотреть и уточнить профиль издания» была передана 2 апреля 1981 года академику-секретарю Отделения литературы и языка Академии М.Б. Храпченко (документ сохраняется в редакционном архиве):
Серия «Литературное наследство» как уникальное издание снабженных соответствующим научным аппаратом новооткрытых документов по истории русской литературы и общественной мысли пользуется высоким авторитетом у нас в стране и за рубежом.
Поскольку ценность этого издания, его престиж определяются прежде всего публикацией неизвестных материалов и комментариев к ним, издательство «Наука» не может не отметить, что за последнее время указанные отправные условия недостаточно тщательно выполняются редколлегией «Литературного наследства»: удельный вес не издававшихся документальных материалов из эпистолярного и художественного наследия видных писателей заметно уменьшается, зато возрастает объем интерпретаций, в особенности монографических статей. Так, в 92-м томе, посвященном А.А. Блоку, наследие поэта составило всего 25 % общего объема, а том 91-й целиком представляет собой монографию академика М.П. Алексеева о русско-английских литературных связях. Отмеченная тенденция представляется нежелательной. Одна из причин та, что до сих пор на определен статус издания, соотношение в нем статей, комментариев и новооткрытых документов.
Кроме того, участились факты некачественной подготовки рукописей при сдаче в издательство. Так, автор упомянутого 91-го тома обнаружил на стадии верстки настолько много допущенных им неточностей, что по его исправлениям в корректуре приходится рассыпать более 10 а.л., а в остальных 70 а.л. правка в десятки раз превышает допустимую норму. Имеют место случаи недостаточной требовательности при подборе авторов различных статей и комментариев издания. Так, один из авторов 92-го тома (Азадовский) привлечен к уголовной ответственности за антигосударственную деятельность, что повлекло за собой значительные выдирки в книге.
В связи с этим просим Вас дать указание Институту мировой литературы им. Горького и редколлегии «Литературного наследства» разработать и утвердить оптимальный статус «Литературного наследства» в качестве ориентира для редколлегии, авторов и издательских работников с целью поддержания и в дальнейшем – с учетом возросших требований – высокого уровня этого важного научного издания.
Несмотря на командный тон, тот же Г.Д. Комков, отчитываясь в 1982 году перед Президиумом Академии, предъявил в числе несомненных достижений и первые две книги блоковского «Литературного наследства», хотя и допустил толику самокритики, заметив в своем докладе, что «издательское “сито” должно более тщательно, чем прежде, очищать планы от всякого рода шлаков».
Таким «шлаком» и оказалась публикация Азадовского, занимавшая в наборе приблизительно сто страниц; благодаря ее изъятию вторая книга блоковского тома выглядит заметно тоньше, чем остальные книги этого монументального издания, что наглядно показывают все пять томов, поставленные на полку.
В третьей книге должна была появиться публикация Азадовского «Из дневника Ф.Ф. Фидлера» – о ней мы упоминали выше. Том с этой относительно небольшой работой был сдан в набор 29 сентября 1981 года – Азадовский к тому времени как раз добрался до колымской зоны. Но когда в начале 1982 года том увидел свет, то и статья, как ни удивительно, тоже вышла! Однако было указано, что публикация подготовлена неким «К.М. Константиновым».
Почему эта публикация все-таки появилась? Работа о взаимоотношениях Ф. Фидлера и А. Блока более чем в десять раз уступала по объему публикации писем Н.А. Клюева, и, видимо, редакция на свой страх и риск решила ее сохранить. А чтобы отвести от себя упреки и подозрения, напечатала под псевдонимом. Конечно, для большинства читателей «Литературного наследства» этот псевдоним был насквозь прозрачным, но это уже была русская рулетка: напишет ли кто-нибудь донос, что редакция пропустила в печать статью отбывающего срок по уголовной статье, или не напишет. На этот раз редакция выиграла – никто никуда не написал.
Здесь нужно воздать должное инициатору и главному вдохновителю «Литературного наследства» – Илье Самойловичу Зильберштейну. В тех случаях, когда он имел возможность, он помогал гонимым авторам, поскольку главным мерилом у него была не политическая безупречность, а качество научной работы автора. Он поддерживал многих – от С.Н. Дурылина до Ю.Г. Оксмана, а его заместитель по редколлегии С.А. Макашин был и вовсе вызволен Зильберштейном из заключения. Поддерживал он и Азадовских. Сам Илья Самойлович писал Константину об этом в 1970-х годах:
Ваш отец, выдающийся ученый, был в 1952 году освобожден [директором Н.Ф.] Бельчиковым от работы в Пушкинском Доме, в силу тогдашних обстоятельств, и был лишен возможности печататься.
Готовя в те годы декабристские тома «Литературного наследства», я обратился к президенту Академии наук СССР С.И. Вавилову, с которым был близко знаком и который неоднократно приходил нам на помощь в трудных обстоятельствах, с просьбой разрешить привлечь М.К. Азадовского к участию в наших декабристских томах. Конечно, Сергей Иванович разрешил. И Марк Константинович тогда сделал для этих томов 6 работ…
Действительно, в 59-м томе «Литературного наследства» (1954) благодаря смелости И.С. Зильберштейна были помещены четыре (!) работы Азадовского-старшего, две из которых вышли под псевдонимом «М.К. Константинов». А напечатанный там обзор «Затерянные и утраченные произведения декабристов» до сих пор является одной из основополагающих работ в истории движения декабристов.
