Но даже "магия" старших послушников бледнеет рядом с талантами аколитов. Потому что только став аколитом, идущий по Тропе может присоединиться к хору и украсить Песню Основателей своими собственными светосмыслами…
Как это несколько суток подряд делала я.
— Оказывается, ты много знаешь о тонкостях изучения Бесконечного… — вывод буквально напрашивался, и я спросила. — {Ты тоже из идущих Тропой понимания?}
Ответ Прядки был кратким… и, вопреки ожиданиям, отрицательным:
— Я — нет. Мой муж — да.
— А почему ты…
— Это не для меня.
— А ты пробовала?
— Нет. И не стану.
Похоже, жена кузнеца ждала от меня уговоров. Но…
- {Твой выбор,} — сказала я мягко. — {Ступай.}
"Мой выбор!"
В том, как Прядка месила тесто, проглядывало… ожесточение. Почти ярость.
"Легко ей… сразу видать — уж она-то в жизни никому ничего не уступала. Не знает она, что такое женская доля… и знать не хочет. И ведь может себе позволить!"
Если бы кусок теста был макиварой, от него уже летели бы отбитые куски. Окрашенные кровью из разбитых кулаков. Увы, тесто было податливым, как… тесто. Оно покорствовало усилиям Прядки почти так же, как вода. Оно не оставляло ран, не причиняло физической боли.
Но вязко гасило движения. И опустошало.
"Мой выбор… чтобы выбирать, надо быть сильной. Или хотя бы иметь право решать. У Амазонки и мыслей-то нет таких, что не всякий имеет право. У неё самой этих прав — как… явилась, вишь ты, с ре-ко-мен-да-ци-ей от самого Лицедея. Маг смерти. С мечом. Что Шорох и Кобра на неё обиду затаили, ей дела нет. И правильно. Что они могут, Шорох и Кобра, ежели дерётся она не хуже них, а Поёт, что твой аколит?! Прочь с дороги, зашибу!"
Тесто чавкало и хлюпало. Прядка месила, словно на доске, чуть присыпанной мукой, находился её смертный враг.
"Твой выбор", — она говорит. Будто я ей ровня! Будто я действительно могу вот так просто взять и пойти слушать Песню. А могу и не пойти, потому что кушать хочется, а раз так, надо сперва суп сварить. И бельё постирать. И носки заштопать. И полы отскрести. И посуду вымыть. И за водой сходить. И… и, и, и! Всё время, без продыху!"
Прядка месила. Но не видела собственного лица: зеркала поблизости не случилось. Оно и к лучшему. Не то Прядка не на шутку испугалась бы, увидев своё отражение.
Или — не испугалась? Как знать…
"Мой выбор… легко ей говорить! И делать легко. Всё ей удаётся, всё само в руки валится. Удачи, ума, силы, дарований разных — всего с избытком получила. Красоты только недодали боги, но и о том печали нет. Красота бабе даётся в возмещение глупости её. И чтоб мужики любили. Покорностью да красой женщина вертит мужчиной, который злобой да силой своей вертит мир. А ежели своей волей любого мужика можешь хоть коромыслом согнуть, хоть вовсе пополам поломать, на что тогда красота? Только чтоб дуры-бабы от завидок последнего ума лишались.
Я, вон, уже с ума схожу. Хоть и не красива Амазонка ничуть, хоть плоскогруда и с лица страшновата, всё равно завидно мне!
Это ж надо столько силищи забрать, чтобы позволять другим делать по-своему!
"Твой выбор"… ха!"
— Эй… ты чего?
Прядка обернулась, смутно вспомнив, что окликают её не в первый раз. И не во второй.
— Ничего!
Понемногу старящаяся, но покуда крепкая, Жменя лишь в одном ощущала дыхание зимы. Глаза начали её подводить вёсен пять тому. Теперь, особенно в полутьме кухни, Жменя видела лишь размытые контуры да пятна. Потому выражение лица Прядки её не встревожило.
Другое дело — голос. Слух у Жмени был не хуже, чем у молодых.
— Ты этот кусок уж минут двадцать лишних месишь. Что случилось?
— Ничего! — сказала Прядка почти так же резко, как в первый раз.
— С муженьком поцапалась, что ль?
— Нет!
— А с кем тогда? Может, тебя новенькая обидела? Эта… Амазонка?
— Никаких обид. Если тебя свербёж замучил узнать, что меж нами было, поднимись да спроси. Она ответит, не соврёт!
— Ох ты! Бедняжка…
Ничего такого не ждавшая, Прядка так изумилась, что даже про ярость подзабыла.
— Ты чего, Жменька? Ума решилась? С чего тебе Амазонку жалеть?
Тут уже Жменя захлопала глазами.
— Жалеть? Так я ж не её вовсе… я подумала, что… ну, и ты…
— Не понимаю я тебя.
— Да чего ты кричишь? — неожиданно жарко зашептала Жменя. — Я ж видала эту твою Амазонку, ну и подумала, что она не только с виду точно мужик. Что у ей и замашки те же. Ну и… что тебе с ней не по нраву пришлось…
— Тьфу! — Прядка аж взвилась. — Ну ты и дура, Жменька! Истинно дура!
— Так а я что? Я же…
— У Амазонки, между прочим, муж есть. И прежде чем придумать очередную дурь бабью, прикинь, можно ли такую, как Амазонка, к браку с нелюбимым принудить.
— Эм-м-м… другое мне странно. Кто ж по своей воле на такой женится-то?
— А кто ж спрашивать его будет, болезного? — недобро усмехнулась Прядка. — Коли Амазонке понравился, женится, как миленький. И жить будет, как за каменной стеной, в тепле и достатке.
Жменя поджала губы.
— Смеёшься?
— Ага. Ты надо мной уж так посмеялась, что дальше некуда!
— Ну, прости, ежели чего не то. Я ж не со зла…
— Ещё не хватало — со зла о таком болтать! Меня не боишься, так Амазонки побойся. Выдерет так, что ходить будешь навроде зверя тигра.
— Да я ж это… ну… а всё-таки, что меж вами такого было-то?
Прядка плюнула в сердцах, хлопнула тестом о доску и вышла из кухни вон.
Итак, оказывается, я успешно подпевала Основателям. Отличная новость. Одно плохо: в памяти нет чётких воспоминаний об этом. Надо полагать, за время пребывания в составе хора я получила обширный словарь Бесконечного наречия заодно с ударной дозой понимания. Но для меня, Эйрас сур Тральгим по прозвищу Игла, этот факт на ситуацию почти не влияет. Временами из меня, как раньше, будто сами собой выскакивают отдельные слова на Бесконечном… но и только. Полностью перейти на это наречие я не могу, думать на нём — тем более.
Ну, не беда. На такой случай у меня есть проверенное средство, способное разблокировать мою собственную память и расширить канал, по которому сочатся в сознание фрагменты, принадлежащие Амазонке — многообещающей ученице Обители, то ли до сих пор послушнице, то ли… Имя у средства короткое и простое.
Медитация.
Выставив вокруг выделенной мне комнаты сигнальные барьеры, чтобы не оказаться невежливой в случае, если кому-то вздумается меня навестить, я прибегла к необязательному, но привычному, как разношенная обувь, ритуалу. То есть разделась, подвесила свою бренную оболочку в геометрическом центре комнаты и поэтапно отключила все лишние ощущения. Зрение, осязание, слух, обоняние, чувство ориентации (именно в таком порядке). Навесила плотные блоки на все каналы чисто ментального восприятия, от ощущения жизни/смерти до высших проявлений ясновидения. Я не спешила, действовала методично и предельно тщательно. А куда спешить? Уже некуда. Как говорят гурманы, есть время питаться — и есть время переваривать съеденное.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
