— В меня опасно влюбляться, милая девочка. Спроси любую женщину. Черт! — Он засмеялся собственной шутке. — Спроси любого мужчину. — Он успел увести немало жен у своих собственных знакомых.
— Стоит ли? Я и так прекрасно знаю, что ты такой же гадкий, как и я.
— Вот и хорошо. — Он нежно тронул ее за волосы, откинул голову Хиллари назад и поцеловал в губы, а потом укусил. — Тогда, возможно, мы заслуживаем друг друга.
Филиппу очень не хотелось, чтобы Хиллари заметила, насколько он ею увлечен. Куда больше, чем входило в его планы. В Нью-Йорке он предполагал, что она будет для него приятным летним развлечением. Ведь тогда Хиллари почти открыто предложила ему разыскать ее во Франции. В тот период она еще не была уверена, удастся ли ей его заполучить, но теперь обоих любовников невероятно поражал тот факт, что, проведя вместе с ним все лето, она по-прежнему желала его.
— Возможно, я действительно остановлюсь на какое-то время в Париже. — Филиппа привлекала перспектива пожить с месяц в «Георге Пятом», война же ничуть его не беспокоила. — Так вот, пожалуй, в начале следующей недели я сам отвезу тебя. Как ты думаешь, Ник не примчится за тобой раньше?
— Сомневаюсь. — Она улыбнулась. — Он ведь так занят Джонни и своим бизнесом.
— Прекрасно. Тогда отправимся, когда соберемся. Я завтра позвоню в отель и узнаю, смогу ли поселиться в своем обычном номере.
Хиллари удалилась, чтобы навести последние штрихи перед вечеринкой. Когда она вернулась, Филипп даже присвистнул. На ней было красное полупрозрачное платье с очень глубоким вырезом, открывающим грудь почти наполовину. Это платье скорее обнажало, чем прикрывало тело, и держалось на одной-единственной бретельке. Ему оно понравилось. Понравилось до такой степени, что, бросив на Хиллари плотоядный взгляд, он сорвал с нее платье и повалил ее на постель, крепко придавив своим телом. Он взял ее с такой силой, что женщина трепетала, едва дыша, и даже не вспомнила о платье от Диора, за которое заплатила тысячу долларов и которое сейчас рваной тряпкой валялось рядом.
Глава четырнадцатая
В воскресенье, двадцать шестого августа, Ник вместе с Джоном приехали на Восточный вокзал — посмотреть, как тысячи солдат садятся в поезд. Большая часть из них ехала к укреплениям на севере. Джонни был потрясен увиденным. Когда он еще только упрашивал отца привезти его сюда, Ник очень сомневался, стоит ли это делать, но затем подумал: «Сейчас вершится история, Джонни следует это увидеть». От Хиллари после памятного разговора по телефону никаких известий не было. Что ж, теперь он ожидал ее появления в любой момент. Не было смысла звонить еще раз. Он ей все уже объяснил.
В то же самое время на площади Пале-Бурбон, на левой стороне, Лиана с дочерьми ждала возвращения Армана. Для него последняя неделя выдалась особенно напряженной, но, как это ни странно на первый взгляд, она же принесла ему спокойствие — наконец-то все пришло в движение. Улицы были оклеены плакатами, призывавшими мужчин записываться добровольцами. И сегодня по дороге из парка домой девочки увидели множество новых надписей и лозунгов. Лиана старалась объяснить им, что происходит. Элизабет была еще слишком мала, чтобы что-нибудь по-настоящему понимать, к тому же она слишком пугалась ружей и пистолетов, а вот Мари-Анж уже живо всем интересовалась. Она старательно прочитывала няне и сестренке все встретившиеся им по дороге надписи: инструкции, как вести себя при возможной газовой атаке, предупреждения о запрете зажигать фары автомобилей по вечерам, распоряжения о затемнении на окнах. Прошедшей ночью Париж действительно был освещен скудно.
На улицах так много машин, объясняла дочерям Лиана, потому что многие уезжают из Парижа. И действительно, люди везли с собой самые невообразимые вещи — даже стулья и столы, привязанные к крыше автомобилей и закутанные в чехлы, а рядом с ними детские коляски, кастрюли, сковороды. Началась эвакуация. Парижан просили не создавать больших запасов продуктов и не паниковать, насколько это возможно. Чтобы отвлечь дочерей от всего этого, Лиана повела их в Лувр, но он оказался закрыт. Сторож сообщил им, что многие сокровища музея уже подготовлены к отправке в провинцию, где их постараются надежно укрыть. Повсюду на людных улицах в обрывках долетавших разговоров слышались слова «Nous sommes co-cus» — «Нам наставили рога», имея в виду пакт между Москвой и Берлином. Лиана уже слышала эту фразу от Армана. Но ей все еще не верилось, что так действительно произошло.
— Как ты думаешь, могут немцы напасть прямо завтра? — весело спросила Мари-Анж за завтраком через пару дней после начала кризиса.
Лиана только грустно покачала головой — теперь и дети думают о том же.
— Нет, сердечко мое, это будет не так скоро. Мы все надеемся, что этого вообще не случится.
— Но я слышала, как папа говорил…
— Не следует слушать разговоры взрослых.
Но Лиана тут же поймала себя на мысли, а почему, собственно, не следует? Все вокруг последние дни жадно слушали друг друга — вдруг узнают что-то новое. Каждый жаждал информации.
— Вот почему солдаты уехали на границу — они будут нас защищать.
Мари-Анж имеет право знать о том, что происходит, по крайней мере, в общих чертах. Однако и пугать ее Лиана не хотела. Но ведь вокруг все боятся? Снаружи стараются сохранить спокойствие, а в глубине души боятся, причем боятся до такой степени, что, когда в четверг стали проверять работу сирены, предупреждающей о нападении с воздуха, это проделали как можно быстрее, чтобы не пугать парижан. Так что звучала сирена лишь несколько мгновений, однако стоило ей завыть, как город замер — казалось, все люди затаили дыхание и с облегчением перевели дух, когда сирену наконец выключили.
Первого сентября парижанам снова пришлось затаить дыхание — пришло известие: Гитлер напал на Польшу. Нечто подобное уже было год назад, когда Германия заняла Чехословакию, но тогда всех успокоило Мюнхенское соглашение. Чехословакия сыграла роль жертвенного ягненка, предотвращающего новые жертвы. Но теперь, опираясь на пакт о ненападении с Россией, Германия уже не опасалась остальных европейских стран и пустила свои полчища в мстительный поход по Польше. Арман рассказывал об этом Лиане, заехав домой на ленч. Она слушала его не прерывая, и слезы катились по щекам.
— Бедные люди, мы можем им как-нибудь помочь?
— Мы слишком далеко от них, Лиана. И англичане тоже. Конечно, мы им поможем, но не сейчас. А в настоящий момент… — Он не мог договорить.
В тот же самый день Ник сидел в библиотеке дома, который снимал на авеню Фош, и смотрел в окно. Он снова позвонил в Канны — ему сказали, что Хиллари уже уехала. После предыдущего телефонного разговора прошла неделя, а ее все не было. Ему сказали, что она сдала номер утром, но нет, мсье, никто не мог сказать, как именно она собирается возвращаться в Париж. Ник надеялся, что Хиллари выехала поездом и скоро будет дома. Теперь он очень сожалел о том, что привез их с Джонни во Францию. Дело шло к войне.
