— Ой, а что это? — спросила любопытная девушка и наклонилась над извивающейся рептилией, чтобы разглядеть выпуклости поближе.
— В них ее запасы, — объяснил Мираж, — воды в этих бугорках ящерице хватит до следующих дождей, но, думаю, она отыщет источник быстрее. Их чувство влаги не хуже, чем у мокриц, немного воды и глина — вот и все, что этим ящерицам нужно.
— Горбы, как у верблюдов! — обрадовалась Энни пришедшему ей на ум сравнению.
— О верблюдах-то вы знаете! — улыбнулся Мираж. — Поверьте, глиноедки много уникальнее верблюдов, просто не такие большие и презентабельные, чтобы о них знали повсеместно. Да, по основной своей запасающей функции эти пузыри, — верблюжьи горбы и есть. Я как-то раз нанялся проводником в экспедицию одного ученого. Так этот чудак, представьте себе, утверждал, будто верблюды от них, от ящериц этих, и произошли в далеком прошлом. Точнее не от конкретно данного вида ящериц, а от самых крупных представителей сродных им рептилий, живущих на юге, которые до нескольких метров в длину вырастают. Таких просто так не съешь! Этот ученый, видите ли, никак не мог допустить, что одни и те же приспособления к одним и тем же свойствам среды обитания могли появиться у разных существ независимо друг от друга. Я все пытался ему втолковать, но он не слушал… В конце концов, где я, простой следопыт, а где он — светило! Иногда в голове у человека столько закоснелой информации, что новая просто не лезет… Или, точнее сказать, не подходит, не вяжется со стереотипами мышления. Казалось бы, где-где, но в научной среде, радикальное неприятие оппозиции недопустимо, но увы…
— Вы так много знаете! — перебила Энни Миража, приложив пальчик к подбородку, она всегда делала так, когда удивлялась. Девушка с восхищением смотрела на него, не понимая, должно быть, и половины из того, что он говорил, пускай разведчик и пытался изъясняться упрощенно. Весь разум Энни отнюдь не ушел в ее пышные, светлые волосы, она вовсе не была стереотипной блондинкой с кукольной внешностью, какой могла бы показаться со стороны. Трудности с пониманием объяснялись традиционным воспитанием Энни, девушка просто никогда не развивала в себя соответствующих качеств. В той среде, в которой она росла, по-прежнему бытовали устаревшие принципы почти уже изжитого в столице архаичного, деспотичного патриархата. Для Энни лично было к тому же характерно то, что свойственно всем молодым, а также попросту ветреным натурам: мгновенно увлекаться новым и так же быстро о нем забывать.
Вот и сейчас, восхитившись знаниями Миража, она переключила внимание с предмета их разговора на него самого, начиная влюбляться в его невозможную красоту. Чисто женственная хитрость и мягкие черты наружности Миража сосуществовали в этом удивительном человеке с силой, прямотой и мужеством и притом абсолютно не конфликтовали с последними тремя качествами. Неопытная девушка никогда еще такого не встречала, а увлекшись мужчиной, Энни не могла в него не влюбиться.
В свою очередь Мираж, почувствовав в девушке пробуждение к нему чисто женственного интереса, поспешил отвлечь ее внимание чем-то другим. Влюбить в себя Энни не входило в его намерения и даже могло помешать ему в самый неподходящий момент. Даже если не так, то развитие в Энни чувств к нему, только начавших в ней зарождаться, несомненно, здорово бы все усложнило, а Мираж при всей очевидной разнице между ним и Питом, сходился с ковбоем в любви к простым и ясным делам. Он к тому же не хотел с Питом сориться, ковбой отлично исполнял, чем и был ему полезен. Пит также состоял в кровном родстве с Форрестом и Трентоном, которых этот опытный стратег в составлении своих далеко идущих планов тоже не упускал из виду.
— Ваша аналогия с верблюжьими горбами просто замечательна, моя дорогая! — сказал он и поклонился галантно, — я считаю большим упущением ваших родителей то, что они никак не развивали в вас эту столь вовремя открывшуюся мне тягу к кругу естественнонаучных дисциплин, и намерен, если, конечно же, вы не против, заняться вашим просвещением в этих и многих других полезных дисциплинах по всей продолжительности нашего с вами совместного путешествия!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— О, я не против, дорогой Мираж! Я очень даже за! — прочирикала обрадованная Энни, кажется, готовая захлопать в ладоши от такого предложения. — И вообще, вы всецело можете рассчитывать на мое к вам расположение!
— Что же до имени! — сказал Мираж, начисто игнорируя «всецелость» в последней фразе девушки. А вы, напомню, спрашивали о моем имени! Зовите меня Джон! Скажу вам сразу, это не настоящее мое имя, но, думаю, так вам будет проще ко мне обращаться…
— Приятно познакомиться, Джон! — Энни исполнила реверанс и шутливо подала ему руку так, будто они только что встретились. — Как видите, чему-то меня все-таки учили!
— Поверьте, дорогая моя! Я не посмел бы усомниться в вашем умении шить и знании этикета, — поспешил успокоить ее Мираж, пожимая протянутую руку, вместо того чтобы поцеловать ее, на что явно рассчитывала разочарованно выдохнувшая Энни. — Однако, уверен, об освоении вами математики глубже счета и прочих исконно мужских занятий ваши родители ничуть не озаботились.
— Увы, это так, мистер… — грустно сказала девушка. — Боюсь, по сравнению с вами я так глупа!
— Незнание, — вовсе не глупость, моя дорогая! Глупость — не знать, имея такую возможность! — успокоил ее Мираж. — Должен признаться, однако, что и мои знания во многих сферах весьма ограничены и поверхностны…
— Не может быть! — воскликнула Энни, прикрыв спелые губки ладошкой. Она, казалось, была искренне поражена, но Мираж отметил среди искренних чувств девушки и некоторую долю напускных.
— Увы, мисс, это так… — ответил он, переиначив ее же собственные слова. — Я не слишком силен в юриспруденции, скажем, или в поэзии древнего мира, не владею теми языками, которых нигде нельзя применить, и в тоже время я могу похвастаться знанием многих секретов, даже кратких упоминаний о которых вы не найдете на страницах учебников. Те тайны, о которых я теперь говорю, можно познать только на собственном опыте или узнать у тех, кто сумел ими овладеть. Хотя должен сказать, что найти таких мудрецов подчас труднее, чем сами знания… Возможно, когда-нибудь они станут достоянием общественности, но пока что люди весьма глупы и удалены от истинного понимания мира, в котором живут, как здесь, в провинции, так и там, далеко на востоке. Если захотите, я могу сделать часть из этих тайн вашими!
— Кто же откажется от такого щедрого предложения! — воскликнула девушка.
— Поверьте, многие бы люди отказались, — сказал Мираж, — и еще большее людей бы отказались, если бы знали цену, которую нередко приходиться платить за одно только знание, не говоря уже об использовании подобных секретов. Но не беспокойтесь, ничему опасному я вас учить не буду!
— Вы бывали и в других частях империи, не так ли мистер? — спросила Энни, зачарованно его слушая. Теперь вокруг личности Миража витал ореол таинственности и ей, по правде сказать, было глубоко плевать на какую-то там непонятную опасность, исходившую от загадочных знаний, которыми Мираж обещал с ней поделиться. Девушку интересовал сейчас только этот поразительный мужчина и его секреты, рядом с ним она забывала о Форресте.
— Ваш Джонни много где бывал, мисс! — засмеялся Мираж, сражая ее наповал словами «Ваш Джонни», и приподнял одну из ладоней, в которых по-прежнему удерживал ящерицу.
Глаза Энни пораженно уставились на нее: это было вовсе не то существо, которое она видела раньше. Из ящерицы глиноедка превратилась в самую настоящую жабу. Ее кожа потемнела, лапки втянулись в тело, синие же бугры с водой, напротив, вывалились наружу. Чешуя, казалось, стала шире, хотя на самом деле была того же размера, просто теперь, когда нутро ящерицы раздуло, она открылась Энни целиком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что вы сделали! Это, наверное, какая-то магия?! — спросила изумленная девушка разведчика.
— Что вы, мисс, никакой магии! Если только щепотка волшебного порошка… — ответил Мираж громким шепотом прямо ей в ухо, а увидев глаза Энни, разлившиеся по гладкому ее личику, как два огромных синих озера, он поспешил ее успокоить: — Шучу-шучу! Только природа и ее чудеса!