Правда, Леля припомнила, что мама интересовалась, не приходил ли кто. Хитрая Марфуша ничего не ответила, будто не слышала. Да и Леля не хотела, чтобы мама уходила из теплой кухни и начинала бы жизнь, которую никто не понимал. И еще девочка начала рассматривать голову Марфуши — шишек там не заметила.
Мария Петровна скрылась, кутаясь в платок. Леля пошла за ней.
В гостиной в кресле сидел незнакомец, низко наклонив голову, — спал. Да, спал — Леля ясно видела. Да и мама застыла в дверях. И Леля припомнила, что незнакомец явился в дом под проливным дождем. Вот его и разморила непогодка, как говорила в таких случаях Марфуша.
Мама кашлянула, и незнакомец открыл глаза. Сразу вскочил и поклонился.
— Давно пришли? — спросила мама, не зная, как начать разговор. — Погода-то безобразная, да и рано наступили холода да ветры. И Волга такая хмурая, свинцовая…
— Да-с, погодка не радует… И в Петербурге ветры с Ладоги задули, едва с ног не валят. Правда, питерцы — народ привычный к непогоде. Засунут руки в карманы, шею замотают шарфом и на нос надвинут шляпу, за которой и гоняются при ветре по Невскому, и вышагивают. — Незнакомец потер озябшие руки, словно от воспоминаний подуло холодом.
Леля засмеялась. Так и представила, как идет по городу человек, у которого на нос надвинута шляпа, а руки засунуты в карманы.
— И пальтишко-то у питерцев все больше на рыбьем меху, — дополнил воспоминания незнакомец. И замолчал, словно не знал, как продолжить разговор с незнакомой женщиной.
Мария Петровна также молчала и откровенно разглядывала человека, заснувшего у нее в квартире и полного воспоминаний о жизни в Петербурге. Бросила рассеянный взгляд на Лелю и удивилась, что и она находится в гостиной.
— Леля, иди к Марфуше и попроси подать чай! — Мария Петровна хотела выслать девочку из комнаты. Она волновалась, не зная, откуда прибыл этот человек. Со слов поняла, что из Петербурга, но почему не говорит пароль. Она ждала транспорт искровской литературы, той самой литературы, которая могла прийти с юга или, в крайнем случае, через Москву. В последнее время «Искру» доставляли Черным морем. На западных границах установили жесткий контроль, и литература часто становилась добычей охранки.
Только Леля не захотела выйти из комнаты. Она подсела к столику у окна и принялась разглядывать журнал «Ниву». Мама в таких случаях хвалила за любознательность. На страницах замелькали дамы и господа, важные и недоступные. С орденскими лентами и высокими прическами, украшенные бусами. И корзина с котятами. Котята вытянули головы и с любопытством смотрели на мир. На шее у каждого большой бант. И на корзине бант. Бант и на голове девочки с распущенными волосами, которая держала корзину.
«Значит, принцесса, — решила Леля, — нужно Марфуше показать. Она любит такие картинки рассматривать».
Мария Петровна строго взглянула на Лелю. Взгляд этот не предвещал ничего хорошего. Леля поднялась и, весьма обиженная, тихо закрыла дверь, решив вернуться при первой возможности.
Мария Петровна ждала пароля, после которого следовало начать разговор. Пароль дал бы понять, с чем пожаловал гость.
Но гость молчал. Он уснул от усталости и забыл первую фразу распроклятого пароля. Уезжал он из Петербурга торопливо, шпики висели на хвосте. Хозяин конспиративной квартиры посмотрел на его пиджак, видавший виды, на пальто с разорванным карманом и покачал головой. И действительно, в чужой город таким бедолагой! Он достал из шкафа костюм с иголочки, пальто, шляпу… И в придачу рубашку с накрахмаленным воротничком. А потом прикрепил галстук-бабочку. Парень из рабочих и франтом никогда не бывал. Галстук душил, а руки, привычные к физическому труду, не влезали в перчатки. Перчатки явно делались для бездельников. Ни пальцы, ни ладонь не входили! К счастью, хозяин настаивать на перчатках не стал и велел держать их в руке. Дал пятерку на билет и сказал пароль. Пароль был сложный, и запомнить его сразу трудновато. Только по молодости и самонадеянности повторять не стал…
Теперь он стоял чуркой с глазами перед женщиной, которая внимательно его изучала, и проклинал себя за глупость.
И Марии Петровне было не просто. Человек переминается с ноги на ногу и молчит. На нем костюм дорогой, сорочка с крахмальной грудью и галстук-бабочка. А руки рабочие, заскорузлые. К тому же костюм узковат и явно с чужого плеча. Ботинки со стоптанными каблуками и нечищенные. Значит, камуфляж. Кто он? С чем пришел? И можно ли ему верить? Лицо открытое, держится скромно. На шпика не похож. Но пароля не знает. Прийти к ней, секретарю городского комитета партии, без надлежащего пароля? Гм… Откуда узнал адрес? Кто дал явку…
И Мария Петровна начала волноваться. Странный человек попал в ее дом. И все же нужно выждать и не торопиться с выводами. Пройдет время, и она соберется с мыслями… Обойдется, обойдется, успокаивала она себя. Наверняка в передрягах побывал… И Леля торчала у окна неспроста, боялась ее оставлять одну… Да, растет девочка, растет…
Человек откашлялся и пробасил, запинаясь:
— Битва русских с кабардинцами.
— Или прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа, — быстро ответила Мария Петровна, и лицо ее просияло. Наконец-то пароль был произнесен. Хотела сказать, что долгонько ты, мил человек, собирался с мыслями, что так нельзя вести себя на явочной квартире, но не успела.
— Где вы читали эту книгу? — вновь забасил человек, и голос становился уверенным.
— Там, где любят женихов! — ответила она знакомые слова и удивилась: незнакомец произносил вторую степень пароля. А она-то мысли нехорошие в голове держала…
— Хорошо ли там жилось? — не унимался незнакомец, с трудом заканчивая последнюю фразу пароля.
— Насчет пищи ничего, а спать было холодно, — все так же быстро вторила Мария Петровна.
Незнакомец, который доставил столько волнения, оказался обладателем пароля «Третьей степени доверия»! Дело не шуточное.
В партии в обращении находились пароли трех степеней доверия. Так называли их в подполье. Пароль первой степени давал право тому, кто его произносил, получить явку, фальшивые документы и крышу над головой. Обладателя пароля, как правило, ждал арест, и ему нужно было укрыться.
Вторая степень пароля разрешала узнать о положении в партийной организации, узнать об арестах, обысках, о стачках и забастовках, о листовках и прокламациях. Словом, узнать о многом, что происходило в городе, куда прибывал владелец пароля.
Была и последняя — третья степень. Пароль разрешал сделать для владельца полный рассказ и о делах, и о людях, и о планах, и о секретах, которые имела партийная организация. Обладатель пароля при необходимости мог войти в городской комитет и работать.
Полный пароль состоял из шести фраз — три пароля, три отзыва. Так складывались три ступени, три степени доверия.
В существовании такого пароля была своя правда. На местах, куда приезжали революционеры, товарищи не имели возможности заниматься их проверкой. И в то же время по законам конспирации не могли раскрывать тайны перед незнакомыми людьми. Как быть? Вот и придумали для удобства конспирации пароли разных степеней. Каждая из этих степеней являлась своеобразным мандатом, который и определял степень доверия к приехавшему революционеру. Главное, чтобы пароль не попал в чужие руки, чтобы паролем не могло воспользоваться Охранное отделение, чтобы в партию не заслали провокаторов.
Так и появился пароль «Трех степеней доверия», подделать который Охранное отделение не могло. Важно, чтобы не возникали случайные совпадения при произношении пароля. Пароль построили на неожиданных вопросах и нелепых отзывах. Если бы полиции удалось придумать первую фразу пароля, то отзыв нужно было знать — отгадать невозможно. И никаких случайностей — знать, и только. Пароли заучивали, а тайну берегли.
Вот и стояли Мария Петровна и незнакомый человек, вспотевший от напряжения, и произносили смешные на первый взгляд слова о магометанке, умирающей на гробе своего господина, и о том, что «есть было нечего». Святая правда! В подполье туго приходилось революционерам. И голод, и холод, и вечные скитания в поисках угла, где можно приклонить голову.
— Давайте познакомимся, Мария Петровна Голубева! — И женщина торжественно протянула руку.
— Борис Павлович Зотов! — с готовностью отозвался гость и до боли стиснул руку Голубевой. — Простите великодушно — не пойму, как такое со мной приключилось. Прийти на явку и забыть пароль?! Стою как истукан, в голове одна фраза крутится — «насчет пищи ничего, а спать было холодно»… Знаю, что это отзыв на пароль третьей степени, а вспомнить предыдущие слова не могу. И состояние жуткое — боялся, что примете за провокатора. Хотелось убить себя или разбить голову о вашу дурацкую печь!