вылил на меня ведро холодной воды.
– Я не хочу уезжать. – Калеб смотрел только на меня. Я вгляделась в его лицо, пытаясь понять, насколько он искренен. – Может, если бы ты уже закончила учебу, мы могли бы поехать вместе. Это было бы возможно. Но пока ты здесь, то и я никуда не денусь.
Я застыла. Он только что открыто бросил вызов своей матери, дав понять, что я – его главный приоритет. Если бы существовал алтарь Калеба, я бы с радостью там молилась.
– Калеб, ты же не серьезно. – Лицо его матери дернулось: воспитание сражалось в ней с возмущением. – Ты едва ее знаешь. Я не думаю, что тебе стоит принимать такое решение, опираясь на какую-то интрижку.
– Достаточно, – сказал он спокойно, но было видно, что она раздражена этим. Калеб бросил салфетку на тарелку перед собой и отодвинул стул. – Ты правда думаешь, что я привел бы Оливию сюда и познакомил ее с тобой, если бы она была просто интрижкой?
– Что ж, она определенно не первая девушка, которую ты приводишь домой. Ты был довольно серьезно настроен по отношению к Джессике, и…
– Люка, – предупреждающе прервал ее муж, который до сих пор наблюдал за всем молча. – Это тебя не касается.
– Дела моего сына совершенно точно меня касаются! – выплюнула она, поднимаясь из-за стола. – Я отказываюсь смотреть, как он бросает свою жизнь на ветер ради этой голодной до денег…
– Пойдем, Оливия, – Калеб схватил меня за руку и потянул меня из-за стола.
Я держала за щекой наполовину прожеванный кусок картошки. Резко его проглотив, я уставилась на Калеба с растущим смятением. Он правда собирался уйти посреди ужина из-за меня? Стоило ли мне что-то предпринять?
– Я никогда не говорил с тобой грубо и не собираюсь начинать, – сказал он матери спокойно, хотя по тому, как напряглись его плечи и как твердо он сжимал мою руку, я видела, что это спокойствие – лишь маска, под которой кипел гнев, подобный раскаленной лаве. Когда эта лава вырывалась наружу, никто не мог уйти целым. – Если ты не принимаешь Оливию, значит, ты не принимаешь меня.
И на этом он вывел меня из комнаты так быстро, что у меня едва хватило времени осознать, что случилось.
– Калеб? – позвала я, когда мы уже вышли к машине.
Он остановился, и я чуть не споткнулась, потому что вынуждена была резко остановиться следом. Я не успела сказать ничего больше – он развернул меня, как будто в танце, и притянул к груди.
– Прости, Герцогиня, – сказал он, мягко целуя в губы.
Обхватив мое лицо ладонями, он так проницательно смотрел мне в глаза, что мне захотелось расплакаться.
– За что ты просишь прощения? – прошептала я, вставая на цыпочки, чтобы поцеловать его снова.
– За все это, – сказал он, показывая на дом кивком. – Я знал, что она не окажет особенно теплого приема, но не ждал ничего подобного. Ее поведение непростительно. Мне так стыдно, я даже не знаю, что сказать.
– Тебе необязательно что-то говорить. Она твоя мать и желает для тебя лучшего. Я бы на ее месте, наверное, тоже отнеслась ко мне с подозрением.
– Ты теперь тоже моя семья, – сказал он пылко, – и если они не способны это принять, то к черту их.
Он крепко меня обнял и повел к машине. Я шла за ним, молчаливая и дрожащая. Никто и никогда не делал для меня чего-то подобного, просто чтобы дать мне знать: я любима. Для Калеба много значила его семья, но он все равно выбрал меня, а не их. Я цеплялась за его руку в машине всю дорогу домой и пыталась разобраться в своих чувствах.
Когда мы вернулись на территорию кампуса, он обошел машину, чтобы открыть мне дверь. Мы прошли к зданию впереди, не говоря ни слова, когда Калеб вдруг остановился.
– Потанцуешь со мной? – спросил он, протягивая руку.
Моим первым инстинктом было оглянуться, чтобы увидеть, не смотрит ли кто.
– Нет, не делай так, – мотнул головой он. – Хотя бы раз не думай о том, что подумают другие.
Я неуверенно шагнула к нему. Способна ли я на это?
Его теплая рука накрыла мою. Другую руку он положил мне на талию и притянул ближе. Я слышала голоса. Вокруг были люди, и они видели нас. Я сделала глубокий вдох и закрыла глаза.
– Будь храброй, – сказал он, улыбаясь. – Открой глаза.
Я открыла. Калеб сделал первый шаг, и я автоматически последовала его примеру. Он оказался отличным танцором.
– Но ведь музыки нет.
Я пыталась разглядеть краешком глаза, кто за нами наблюдал. Калеб начал напевать. Я снова закрыла глаза, на этот раз – от удовольствия. У него был потрясающий голос.
Он напевал Yellow.
– Здесь мы встретились впервые, – сказал он, потираясь носом о мою шею. – Здесь начались все проблемы.
Он просто дразнил меня, но его слова показались мне слишком правдивыми.
– Зачем ты это сделал? – спросила я, не открывая глаз. – Не стоило…
– Потому что я люблю тебя. Она поймет в конечном итоге. Я ее знаю.
– Ты хороший парень, Калеб Дрейк.
– Мужчину определяет то, что он любит, верно?
Я вздрогнула и понадеялась, что это неправда. Я была прогнившей насквозь, как яйцо месячной давности.
– У тебя очень красивая мама, – сказала я ему в плечо.
Рассмеявшись, он потянул меня за волосы, заставляя наклонить голову, чтобы я смотрела ему в глаза.
– Ты станешь моей погибелью, знаешь?
Я знала.
Поцеловав его на ночь, я прошла в свою комнату в общежитии и рухнула в мягкое кресло Кэмми.
Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, подумала я. Хорошее никогда не длилось долго. Наше с ним время подходило к концу, я чувствовала это. Скоро он выяснит, какая я на самом деле, и не захочет больше со мной связываться. Он был светом, а я – тьмой.
– Оливия, что случилось? – спросила Кэмми, появляясь из ванной в облаке пара.
– Я потеряю его, Кэм, – сказала я, пряча лицо в ладонях.
– Нет, нет. – Она поспешно опустилась рядом с креслом на колени. – Он любит тебя слишком сильно. Все это видят.
– Ох, к черту любовь! – сказала я больше себе, чем ей. – Любовь не может пережить всего.
– Чего она не может пережить, например? Ой, ты драматизируешь! – Она подтянула другое мягкое кресло и села передо мной. – Что ты сделала?
– Кэмми. – Я посмотрела на нее с ужасом. – Я делала по-настоящему плохие вещи. И что хуже всего – я не уверена, что остановлюсь.
Кэмми сочувственно на меня взглянула.
– Ты не так плоха, как
