От ответа зависело последующее доверие между ними. Кашин это понял.
— Доложить не успел. Но Игорь Иваныч эту работу считает второстепенной. Ему видней, конечно. А может, и недооценка?..
Вот так осторожно, полувопросительно закончил Кашин, передав новому руководству решение вопроса.
— Игорь Иваныч — чистый партийный работник. Он считает, что достаточно одной идеологической работы. А мы с тобой, — он разрешил себе перейти на доверительное «ты» и подчеркнул паузой «мы с тобой», — в курсе другой стороны вопроса. Так что эта часть ответственности будет на нас. Макарцев будет нам только благодарен, если поможем ему в той части руководства газетой, где у него не хватает времени.
— Понял, — кивнул Валентин.
— Но, — Ягубов опять сделал паузу, подчеркивая важность следующей мысли, — конечно, суетиться, паниковать не нужно. Организм редакции, надеюсь, здоровый. А понадобится — к отдельным товарищам присмотримся. Ты вот что, Валентин… Погляди кто этим занимается. Я имею в виду чтение, ну, там, как говорится, левые разговоры… Иначе, какие же мы с тобой руководители, если людей не знаем?
— Насчет этого я понял, Степан Трофимыч, буду в этом направлении… — он замялся, не зная, говорить ли. Но решил, что доверие установлено и надо его развивать. — Макарцев давал мне два задания. Одно касается премий ко Дню печати. Списочек — отдать вам?
— Оставь, я посмотрю.
— А второе — дело деликатное. Игорь Иваныч просил данные насчет нравственности. Ну, проще говоря, кто с кем живет. Так вот, составил списочек… Не всех, конечно… Только про кого говорят…
— Игорь Иваныч просил? — не показывая удивления, повторил Ягубов. — Видимо, у него были соображения…
— Тут, кто выпивает, отмечено звездочками.
— Копию-то, надеюсь, не подшивал?
— Нет. К чему подошьешь?
— Молодец!
— Да чего там!
— Ну, рад, что у нас полное взаимопонимание. Можешь рассчитывать на мою поддержку.
— Спасибо, Степан Трофимыч!
— Да, вот еще… Закажи мне жесткую подушку на сиденье — я так привык.
Ягубов проследил глазами, закрылась ли дверь за Кашиным, брезгливо взял листок с фамилиями, аккуратно выписанными Кашиным попарно, не читая, с возмущением смял его и швырнул в корзину. Такого он от Макарцева не ожидал. Нет, он, Ягубов, на такое не пойдет! Ну, влюбился человек, возникли личные отношения, бывает! Если работе не мешает, скандала нет, незачем и вторгаться. Кашин больше не поднимет этого вопроса. Макарцеву с его инфарктом будет не до нравственности. Зачем ему, интересно, такое понадобилось? Для какой корысти? Ревновал кого и хотел счеты свести? А может, еще какой-нибудь ход? Так или иначе с этим вопросом покончено!
Решив так, Степан Трофимович резво нагнулся и вынул из корзины скомканную бумажку. Он разгладил ее на стекле и стал просто так, для проверки своей интуиции и наблюдательности, смотреть, кто же все-таки в редакции с кем живет. Он заложил ладонью правую колонку, читал мужские фамилии слева и старался угадать, какие могут быть под ладонью женские. Но из примерно двадцати перечисленных фамилий определил он двоих и еще двоих, отношения которых были и без списка у всех на виду. Список был неполноценный. Что значит «живет»? Постоянно или случайная связь? Есть семья или нет? Имеет ли связь с кем-либо еще одновременно? Где встречаются? Часто ли меняют эти женщины мужчин и мужчины женщин? Хоть бы с социологией познакомился Валентин, прежде чем браться за работу! Дурак Кашин, услужливый дурак. Надо учесть это и его не переоценивать. Видимо, не только из-за травмы и частных ошибок перевели его из органов на гражданку. Запомнив фамилии, Ягубов тщательно разорвал листок на мелкие клочки и выбросил в корзину. Он вызвал Анну Семеновну. Ее в списке не было.
— Попросите Раппопорта, пожалуйста.
Она убежала, чуть заметно вильнув задиком. Степан Трофимович опять закурил. Он обязан был поднять свой авторитет в редакции в сжатые сроки. Люди же типа Раппопорта, называемые в социологии неофициальными лидерами, представляли для него наибольшую опасность. Авторитет неофициального лидера, да еще такого иронического циника, будет противиться авторитету Ягубова, надо попытаться направить Якова Марковича в желаемое русло. Жаль, что его не было в списке Кашина.
— Здравствуйте, Яков Маркович, — первым приветствовал Степан Трофимович вошедшего к нему Таврова. — Прошу садиться…
Ступая большими, тяжелыми шагами по паркету, тот грузно рухнул в кресло в дальнем углу кабинета.
— В чем дело? — недовольно пробурчал он, не здороваясь и глядя на Ягубова вполглаза, а вполглаза — на портрет Ленина над Ягубовым.
Степан Трофимович проглотил это спокойно, будто так и должно быть.
— Газета осталась без головы, Яков Маркович.
— А при чем здесь я?
— Мы с вами члены партбюро редакции, — напомнил Ягубов. — Главное для нас, чтобы уровень газеты во время отсутствия редактора не снизился. Вы согласны?
Раппопорт совсем перестал смотреть на Ягубова и внимательно вглядывался в окно, хотя за переплетами, еще оклеенными на зиму полосками бумаги, ничего не было видно, кроме сероватого неба. Не чувствуя контакта с собеседником, Степан Трофимович еще больше напрягся, но продолжал говорить, не повышая голоса.
— Игорь Иваныч считает вас одним из самых опытных журналистов в газете, а я — человек новый. Могу я на вас опереться?
— На меня? — поднял брови Тавров. — Я сам-то еле стою!
— А на кого, по-вашему?
— Найдите что-нибудь помоложе…
— Нет возражений, — усмехнулся Ягубов, поняв, что сразу Раппопорта на крючок не нанижешь. — Можно привлечь и молодежь. Но вы — мозговой центр!
Губы Раппопорта искривились, готовясь выдать нечто сатирическое. Однако мгновенно включилась внутренняя цензура и запретила произнести то, что родилось в мозгу.
— Я, возможно, сгущаю краски, но чувствую: в последнее время мы играем в бирюльки. Выступаем по мелочам. Наверху нас за это ругают и, будем самокритичны, справедливо. Давайте подумаем, посоветуемся.
— О чем?
— О том, чтобы начать большую кампанию. Такую, чтобы о «Трудовой правде» заговорили и вверху, и внизу! Я ведь знаю, что это вы предложили Макарцеву начать движение за коммунистический труд.
Раппопорт пожал плечами. Он снова хотел что-то ответить, но удержался. Он только посопел, как старые часы, которые хотели пробить время, но шестеренки не сцепились и боя не произошло.
— Когда вы хотите начать вашу кампанию? — сразу спросил Тавров. — После возвращения Макарцева или до?
Ягубов с обидой проглотил слово «вашу». Но вопрос был поставлен деловой.
— Немедленно! — ответил он. — Если будет идея, зачем ей висеть в воздухе, а нам ждать, пока ее перехватят другие газеты?
Ответив, Ягубов понял, что в вопросе Якова Марковича содержался подвох. Осознав подвох, он поспешно добавил:
— Конечно, все наши начинания будут идти через Макарцева и от его имени, это само собой.
— Так я и понял, — сказал Раппопорт.
Ягубов разозлился на себя, что ему не удается одолеть этого человека, который корчит из себя черт-те что. Однако идти на обострение нельзя.
— Игоря Иваныча я уважаю не меньше вас, Яков Маркович, — он располагающе улыбнулся. — Хотя знаю, что у вас с ним старые дружеские отношения.
— Нет у меня с Макарцевым никаких отношений! — отмежевался на всякий случай Раппопорт. — Я хотел только уточнить как технический исполнитель, не расходится ли ваше поручение с позицией редактора, чтобы мне не вкалывать зря…
— В каком смысле?
— Последнее время Макарцев, хотя и говорил о гвоздях, но считал, что шумной газета быть не должна. Вы меня поняли? Другими словами, старался не высовываться. Мы делали газету не хуже, но и не лучше других. Вы предлагаете — чтобы о нас заговорили. А если заговорят не там или не так?..
— Понял! — насторожившийся было Ягубов облегченно откинулся на спинку. — Кампания, которую мы поднимем, будет, как я представляю, не только тщательно разработана, но и тщательно согласована с Большим домом. Это я беру на себя. Поэтому для беспокойства у вас не должно быть причин.
— Я не за себя беспокоюсь, — Тавров с шумом выпустил воздух через нос. — За вас…
Ягубов не понял, серьезно это произнес Яков Маркович или опять поиздевался. Но решил лучше посчитать это серьезным.
— Значит, договорились? — он поднялся из-за стола. — Людей, как только понадобится, я вам выделю из других отделов столько, сколько скажете. Главное — идея!
— Зачем людей эксплуатировать? — Яков Маркович тоже поднялся. — Я уж как-нибудь сам…
Степан Трофимович развел руками, дескать, его устраивает любой вариант, а затем крепко пожал вялую, корявую руку Якова Марковича. В дверях Раппопорт столкнулся с Локотковой, вбежавшей по вызову.
— Яков Маркыч, — прошептала она, — у вас профвзносы не плачены уже месяца три…
